Он смотрит вперед и видит Лайзу.
Скользит от тени к тени. Живая Лайза перепрыгивает с плитки на плитку садовой дорожки у дома, в лучах теплого солнца, она оборачивается и внимательно смотрит на него… такой серьезный взгляд, улыбка в тридцать два зуба… никаких пластинок… просто воспоминание… здесь все становится реальным: воспоминания, сны, желания, темные фантазии…
- Лайза!
Она скрывается в тени. Он бросается следом за ней. Ноги скользят по залитому кровью полу. На плече - веревка. В руках - кол и молоток. Он бежит к ней, и снова включается песня Тимми Валентайна. Только теперь - она громче. Она повсюду. Брайен входит в комнату, всю заставленную сияющей аудиоаппаратурой. Вертится катушечный магнитофон. Яркий свет… а потом снова темно. Другая комната. Стены - сплошные ряды телевизоров. Едкий запах моря бьет в ноздри. На бесчисленных телеэкранах - акульи плавники над поверхностью моря. Они кружат, акулы, кружат… и стеклянный гроб. Открытый. Оттуда свисают мокрые ленты зеленых водорослей - до самого кафельного пола. Но гроб пустой…
- Лайза.
Открытое окно. Там, за окном, - пологие холмы сияют огнями городских предместий. Сквозь высокие темные ели видна луна. Снаружи все тихо, деревья не шелохнутся. Но в комнате дует соленый ветер, так что вода в гробе плещется волнами. И мокрые водоросли полошатся на ветру.
- Лайза. Лайза. Я пришел. Как ты меня и просила. Я принес кол. Лайза, иди сюда. Иди ко мне. Я твой дядя Брайен.
Ветер ревел, бил в лицо. В открытое окно полетели водоросли. Брайен подошел к гробу и бросил в воду распятие. Потом вылил в гроб пузырек святой воды. Ветер стих. Брайен чувствовал, что она здесь, у него за спиной, но не осмелился оглянуться.
- Дядя Брайен, - раздался в тишине голос Лайзы. - Ты пришел, дядя Брайен. Забери меня отсюда, я не хочу больше делать все эти штуки, что нравятся папочке. Больше уже никогда не хочу, никогда.
Теперь, когда не было ветра, в воздухе пахло смертью.
- Я пришел, чтобы убить тебя, Лайза, - сказал Брайен, не оборачиваясь.
- Нет, дядя Брайен, нет.
- Ты же сама просила…
- Может быть. Но уже не нужно. Мне здесь нравится. Меня здесь любят. У меня есть телевизор и море, и мне больше не нужно делать то самое, что так нравится папочке… пожалуйста, дядя Брайен, убери крест из моей постельки, пожалуйста…
- Не могу.
Он обернулся и увидел ее.
Она стояла у окна. Брайен не чувствовал ветра, но видел, как ветер шевелит ей волосы с вплетенными в них водорослями. Она была в легком белом платье, на котором проступали кровавые точки - от ран у нее на груди и плечах. Все было совсем не так, как в ту ночь в отеле. Сейчас она казалась почти человеком. Ему хотелось обнять ее и забрать домой.
Но вместо этого он достал из кармана еще один крест.
- Убери его, дядя Брайен. Ты мне делаешь плохо. - Она улыбнулась, сверкнув пластинкой на зубах. - Не убивай меня. Я люблю тебя, дядя Брайен. Я тебя люблю.
Он шагнул к ней.
- Ложись в гроб. - Он едва не подавился словами.
- Нет…
Он ткнул крестом ей в лицо. У нее из глаз брызнули слезы - капельки крови.
- По-настоящему ты не плачешь, - сказал он. - И ты уже не настоящая Лайза. Настоящая Лайза просила, чтобы я ее убил.
Она застонала, как маленькая девочка, которой сделали больно.
- Пожалуйста, Лайза. Мне и так нелегко.
Она двинулась к гробу.
- Я люблю тебя, дядя Брайен. - Но это звучало фальшиво. Это была не Лайза. А кровожадная тварь в облике Лайзы, которая пыталась его обмануть, чтобы он сохранил ей жизнь. Нужно быть твердым и непреклонным. Нужно!
- Я тоже люблю тебя, Лайза, - сказал он тихо. Выставив перед собой крест, он загнал ее в гроб. Как только она прикоснулась к воде, она начала истошно кричать… как ребенок… обиженный ребенок… и он вспомнил, как вошел в темную комнату и узнал темную тайну брата… как она кричала, умоляя его перестать, и он ненавидел себя за то, что заставляет ее так кричать, на какой-то момент он сам стал братом… прекрати, оставь девочку в покое, ты разве не понимаешь, что ей больно, прекрати, прекрати, ублюдок… и она не перестала кричать, даже когда он стащил с нее Марка и врезал ему кулаком по лицу, и в кровь разбил ему нос, и вот теперь она снова кричит… как тогда, точно так же… и крики никак не кончаются, и он снова не он, а брат, он поднимает кол, втыкает ей в грудь и бьет по нему… снова и снова… и брат вставляет ей снова и снова, и кол разрывает мягкую нежную плоть… и кровь хлещет из раны, и брат кончает, и кровь течет из разбитого носа, и брат ей вставляет, и кол вонзается в сердце, и она снова кричит… как тогда… и кровь хлещет, и брат кончает, хлещет, кончает, хлещет… И вот у него на руках, в алой морской воде… Тело молоденькой девочки. И Брайен опять плачет, потому что он ее убил. Он вбивал кол ей в сердце, пока она истошно кричала: “Я люблю тебя, дядя Брайен”. И он целует холодные мертвые губы и прижимает ее к себе, стараясь согреть ее своим теплом. Но ее уже ничто не согреет. Он поднимается, идет к выходу и нерешительно останавливается на пороге…
Не может вспомнить, как он сюда пришел. А снова идти в лабиринт ему не хватало духу. Тогда - куда? В окно, может быть. У него есть веревка. Он обвязал один конец вокруг пояса, а второй конец привязал к железной решеточке под окном. Все это время он не сводил глаз с мертвой девочки. Ее лицо больше уже не светилось сверхъестественным сиянием, раны на плечах и груди затягивались буквально на глазах… похоже, она все-таки упокоилась с миром.
- Я люблю тебя, - прошептал он.
- Как это трогательно, - насмешливо произнес женский голос.
Над гробом Лайзы стояла юная женщина, почти девочка. Брайен узнал ее сразу. Китти.
- Ты не уйдешь, - сказала она.
Он выставил перед собой распятие. Он подумал: я очень устал, так устал… Он угрожающе повел крестом в воздухе. Она поморщилась, но не отступила.
- До рассвета еще далеко, - сказала она. - Но я убью тебя не сразу, я буду терзать тебя… долго.
- Оставь его, Китти. - Еще один голос, мягкий и мелодичный. Рядом с Китти стоит молодой человек. Брайен узнал и его.
- Оставь его, Китти. Прости, Брайен, - говорит Тимми Валентайн.
- Прости! - Брайен взрывается мукой и яростью. - Я мог бы спасти ее. У нее все-таки был шанс спастись. Ты знал, что ее изнасиловал родной отец?
- Да, я знал.
- Но тебя это не остановило, ты превратил ее в чудовище…
- Кто знает, может, она и спаслась. Освободилась. Знаешь, мы тоже знаем, что такое сочувствие и участие.
- Дай, я его убью, - прошипела Китти.
- Брайен…
Тимми шагнул к нему. Они пристально изучали друг друга. Мальчик казался таким серьезным, таким невинным. Брайен неуверенно выставил перед собой крест. Тимми даже не поморщился.
- Может быть, ты и прав, - сказал он. - Может быть; мне не стоило пробуждать ее к холоду вечности. Но это был единственный путь… единственный шанс, который мог предложить ей я. Неужели ты не понимаешь, смертный?
- Что это? - выдохнул Брайен. - Ты плачешь!
На миг ему показалось, что он видел слезы у мальчика на щеках. Настоящие слезы. Но Тимми тряхнул головой, и слез не стало.
- Вампиры не плачут, - сказал он холодно.
- Но ты не такой, как другие! - воскликнул Брайен. - По-моему, ты понимаешь… чуть больше… и ты больше похож на человека…
- Нет! - оборвал его Тимми, крепко зажмурив глаза. И теперь Брайен почувствовал, что он действительно другой.
Наверное, мне померещилось… насчет слез, подумал он. Игра света и тени.
- Я убью его! - пронзительно завопила Китти, и он увидел смазанное пятно - промельк движения в воздухе, волчица, хищная птица, блеск клыков…
- Уходи, ты идиот! - Тимми рванул Брайена за руку и буквально вытолкал его в окно. Мальчик был очень сильным… в нем была вся сила тьмы. Брайен упал. Веревка натянулась рывком. Он вломился в колючий куст. Упал на землю, тут же поднялся на ноги и бросился к воротам. Руку жгло как огнем - в том месте, где к нему прикоснулся мальчик. Но это был обжигающий холод льда.
лабиринт
Они сидели в потайной комнате дворца Пратны. Последние, кто остался из Богов Хаоса: Пратна, Локк, Мьюриел и Стивен. Пратна задумчиво отложил в сторону утренний номер “Бангкок-пост”.
- Исао все-таки устроили запланированный набег на соседнее племя. Пришлось вмешаться тайским пограничникам. В результате почти все исао были перебиты. Вот и еще одно племя исчезло с лица земли, благослови небеса их варварские души!
- А не слишком ли это круто? - сказал Локк.
- Ну, кое-кто все же остался… так, жалкая горстка… теперь их загонят в какую-нибудь резервацию, и будут они себе жить-поживать на радость немногочисленным антропологам, - совершенно бездушно отозвался Пратна. - Но во всем этом мрачном деле есть одна положительная сторона.
- Да? И какая же? - спросил Локк.
- Огненный идол, - сказала Мьюриел, - был для этих людей жизнью и смертью. Они ему поклонялись, и он черпал в этом силу. Можно было бы предположить, что теперь, когда они все погибли, его сила иссякла. Но мне кажется - наоборот. Они погибли все вместе, и в миг их смерти произошел мощный выброс энергии… и вся эта психическая энергия вошла в нашего идола. Мы наконец получили оружие, которое нам было нужно.
- И мы наконец воплотим наши планы, - добавил Пратна. - Я имею в виду тот финальный спектакль, который мы срежиссируем перед смертью.
- Вампир, - сказала Мьюриел.
- Нас осталось всего четверо. Завтра мы вылетаем в Америку. Ты, Мьюриел, будешь хранителем идола. Я уверен, что эта штука должна сработать. Правильно, Мьюриел? Я имею в виду… огонь побеждают огнем. А смерть побеждают смертью. Что нас теперь защитит? Я прямо слышу, как кто-то здесь думает… - он многозначительно покосился на Стивена, - что смерть побеждают любовью. Но, по-моему, этого нам бояться не нужно. В конце концов, вампир - это предельное зло, существо, в корне своем темное и порочное. Ему не знакомы любовь, и сочувствие, и другие подобные глупые чувства. Мне кажется, это будет несложно: выследить это демоническое существо, в каком бы облике он сейчас ни был, и устроить ему достойную пиротехническую погибель. Я лично займусь этой мизансценой.
- Главный режиссер-постановщик, - ввернула Мьюриел. Принц улыбнулся, подчеркнуто пропустив мимо ушей ее неприкрытый сарказм.
- Но перед тем как мы отправимся в путь, давайте будем откровенны друг с другом, - продолжал он. - Мы, Боги Хаоса, не изливаем друг другу душу. Но в жизни каждого человека наступает такой момент, когда он должен с кем-нибудь поделиться. Сейчас мы затеваем, может быть, самое грандиозное приключение в нашей жизни, и мне кажется, каждый из нас должен сказать другим, чего именно он добивается - что он надеется получить.
- Все очень просто, - сказала Мьюриел. - Я всю жизнь занимаюсь магией, только это не магия, а шарлатанство. Только раз у меня получилось что-то настоящее… на том ритуале в Святой Сесилии, шестьдесят лет назад. И прежде чем я умру, я хочу получить подтверждение. Я хочу колдовать. По-настоящему. Хочу быть настоящей ведьмой.
Стивен невольно поморщился.
- Меня интересует только убийство, - сказал сэр Фрэнсис Локк. - Я уже слишком стар, чтобы это скрывать. Я хочу уничтожить его раз и навсегда - это существо, которое не дает мне покоя всю жизнь.
- У меня тоже все просто, - сказал Пратна. - Мой сад наслаждений не принес мне желанного наслаждения. Я пресыщен, Фрэнсис, предельно пресыщен! Меня ничто уже не возбуждает. Но когда я думаю о вампире… о существе, которое мертвое, и тем не менее оно движется, мыслит, симулирует жизнь… все пронизанное темной чувственностью, жестокое, равнодушное…
- Да ты извращенец, друг мой, - весело рассмеялась Мьюриел.
- А ты, Майлс? - спросил Пратна. - Что ты нам скажешь? Все они повернулись к нему, как три стервятника. Он знал, что он должен сказать.
лабиринт
Последняя песня в программе: “Вампирский Узел”. Карла пришла на концерт в первый раз.
Вся сцена погружена в темноту, группы не видно. Единственный луч света направлен на Тимми.
Едва он запел, по залу промчался гул приглушенных голосов. Как плеск моря тихой безветренной ночью. Она внимательно наблюдает за ним. Гул голосов затихает. Это почти как чудо - тишина в зале на несколько тысяч зрителей. И в тишине звучит песня, и каждый образ из песни разворачивается в другой, еще более странный образ, как в китайской головоломке.
Она наблюдает за ним. На миг зрение туманится, и она видит пуму, которая прыгает с камня на камень по голой скале - как будто в замедленной съемке. Интересно, а кто-нибудь еще это видел? На миг, когда он застыл перед микрофоном в паузе между куплетами песни, он показался ей самым красивым и совершенным существом на свете. В этом была его магия. Лишь воплотившийся архетип обладает таким магическим обаянием. Простой человек так не может… Теперь она поверила в него до конца.
Ей показалось, что взгляды их встретились.
- Но… он же плачет! - шепнула она Марии, которая сидела рядом с ней.
- Он не может плакать. Он мертвый. Неужели вы не понимаете?
Но Карла подумала: а ведь вполне может быть, что со временем он сумел снова стать… человечным. Он воплощал себя на протяжении двух тысяч лет, а две тысячи лет - срок немалый…
Ей вспомнились его слова, которые он сказал при их первой встрече прошлой весной в Нью-Йорке: Но возможно такое, чтобы подвергнуть анализу сам архетип?
Ответ должен быть однозначным: нет.
Но если все-таки допустить, что архетип можно подвергнуть анализу, тогда, может быть, и вампир может плакать. И если архетип может стать более человечным, тогда, может быть, и человек может стать…
Она вдруг поняла, к чему все это ведет. И ей было невыносимо об этом думать. Надо было закрыться, бежать… спасаться, пока не поздно. Да, пора с этим заканчивать.
- Мария, я хочу отказаться, пока не поздно, - выпалила она. - Вы понимаете, правда? Я только сейчас поняла, что будет, если я буду и дальше…
- Как хотите, - сказала Мария. Но Карла увидела, что она ей не верит.
лабиринт
И Стивен сказал:
- Я хочу сжечь весь мир.

ОСЕНЬ:
ЗАМОК ГЕРЦОГА СИНЯЯ БОРОДА
Поезд идет по мосту
Вагон превращается в гроб
Не смотри в окно, в пустоту
От проклятия не уйдешь
Тимми Валентайн
16

записки психиатра
Я спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54