Он заметил, что ее бьет дрожь.
- Что ты имеешь в виду?
- Er hat mein Blut getrunken, - прошептала она едва слышно.
- Подожди, я тебя правильно понял? - нахмурился Стивен. - Ты сказала, он пил твою кровь?
10

дитя ночи
- Ладно, Тимми, - сказала Карла, когда Тимми удобно устроился на диване. - Сегодня я собираюсь попробовать кое-что новое. Ты слушаешь?
- Да.
- С гипнозом у нас ничего не выходит. И похоже, у нас никак не получается определить, что такое твое сны. Сны ли это на самом деле, и как вообще отделять сны от реальности. Мне до сих пор непонятно, что есть что. Твоя реальность - это конкретизация сновидений или твои сновидения - основидчивание реальности…
- Мой случай, похоже, имеет все шансы породить новую терминологию.
Карла рассмеялась.
- Если только мои собратья по ремеслу не решат, что я сама выпала из реальности. - Она приседа на диван рядом с Тимми. - Итак. Сегодня мы с тобой не будем просто сидеть и выдавать свободные ассоциации… сегодня мы поиграем в одну игру.
- Поиграем в игру? - Тимми сел прямо, бесстрастно глядя на Карлу.
- С поездами.
На миг его глаза вспыхнули странным огнем.
- Я тебе говорил о Вампирском Узле? - спросил он. - Так, кое-что. В общих чертах.
- Это маленький город в Айдахо. Мне там Мария купила дом. Это будет мой тайный замок. Место, где можно спрятаться.
- Да?
- Там есть крошечный железнодорожный вокзал. Раз в неделю проходит ночной пассажирский. А еще там есть несколько магазинчиков, школа, церковь… и лес.
Карла внимательно слушала.
- Хочешь, я тебе покажу? - Он встал и принялся ходить по комнате взад-вперед. Он двигался плавно, временами буквально сливаясь с тенями - сам как сгусток плотной тени. - Пойдем. Возьми меня за руку. - Она сделала, как он сказал. Он вывел ее из комнаты. Ее сердце тревожно забилось, когда они подошли к лестнице на чердак. - Нет, все нормально. Просто не отходи от меня ни на шаг и не смотри ни на что слишком пристально. Потом - коридоры, как расходящиеся тропинки. Поначалу она видит только проходы, которые уже видела раньше.
- Не смотри слишком пристально, - говорит он с нажимом, то есть даже не говорит, а шепчет, - но все-таки запоминай дорогу. На всякий случай. Если тебе вдруг придется искать выход самой. Иногда будет казаться, что ты идешь вбок или вообще назад. Дом будет пытаться тебя обмануть неожиданной перспективой. Но ты. не верь ему. Просто чувствуй. И знай. Это лабиринт бессознательного, множества бессознательных…
Окно с видом на море… воспоминание из детства? Потом сразу - мрачные катакомбы с мертвыми телами, которые разлагаются на глазах…
- Не смотри!
Четыре шага вперед, три шага влево, третья дверь… Зеркальный коридор. Карла видит свои отражения. Видит, как ее тянет вперед ничто, потому что он не отражается в зеркалах. Видит, что у нее отрасли клыки. Видит, как она рвется вперед, чтобы пожрать себя самое, а потом…
- Все, мы пришли. Это - центр. Сердцевина. Комната. Зеркала. Карла никак не может понять, каковы истинные размеры этой зеркальной комнаты. На первый взгляд она кажется просто каморкой. Зеркальные стены как будто смыкаются, если на них смотреть, но если на них не смотреть… Карлу не покидает странное чувство, что комната тянется бесконечно.
- Вот он. Тайный чертог души.
Мальчик ей улыбается. И вот он уже опускается на диван из ее нью-йоркского кабинета, но Карла все-таки знает, что он всегда был и здесь тоже.
- Магия, - шепчет она.
- Нет. Магия - это иллюзия. Карла. Никакой магии, только правда. Ведь ты хочешь правды, правильно?
- Нет, это ты хочешь правды. Ты для того меня и пригласил. Чтобы я вытянула из тебя эту правду, чтобы ты понял свое одиночество!
Из-под дивана медленно выползают рельсы игрушечной железной дороги.
- Мы будем играть, - говорит Тимми, усаживаясь поудобнее и улыбаясь обезоруживающей улыбкой.
Плыви по течению, думает Карла, отчаянно хватаясь за иллюзию самообладания.
- С чего начнем?
- Оглянись. Она оглянулась.
- Коробки. Целая стопка коробок.
- Верхнюю. Мы откроем ее вместе. Фрагменты игрушечных рельсов.
- Мы составим их вместе, - говорит он.
- А как мы их подключим? У тебя есть трансформатор?
Он открывает другую коробку. Там в гнезде из мягкой оберточной бумаги лежит игрушечный локомотив. Тимми трет его о футболку и ставит на рельсы.
- Вон там шнур. Сейчас я его подключу. И трансформатор. - Они уже сидят на полу. Тимми приподнимает паркетину, и под ней обнаруживается какое-то электрическое устройство. - Ну вот. Давай быстрей собирать рельсы.
Она в нерешительности.
- Какую сделаем форму?
- Да любую, какую угодно. Ты давай с той стороны, а я буду с этой. Вот здесь тоннель. А вот здесь… - мимоходом Карла с искренним восхищением отмечает, как искусно и ловко он превратил сеанс терапии в игру, - …первый фрагмент головоломки.
- Ой, да это же магазин моделей в Виллидже, - удивляется Карла. Она несколько раз проходила мимо и почему-то запомнила этот маленький магазинчик. Тимми передает ей модель. Она видит, что это ручная работа.
- Это подарок владельца. Он сам его сделал, специально для меня. Он - мой друг, - говорит Тимми.
- Все ясно! - Карла, кажется, поняла. - А теперь мы проедем мимо летнего лагеря, правильно?
- Возьми ту коробку.
Она берет. В коробке - крошечные деревья, в основном елки.
- Лес, - говорит она.
- Пока расставляй.
Она расставляет деревья с одной стороны путей - с той, что ближе к дивану. А ведь мне это нравится, размышляет она. Солидная дама играет в игрушки, и ей это нравится.
- У тебя есть летний домик?
- Конечно. - Он передает ей модельку. Потом нажимает на кнопку, и крошечный паровозик едет сквозь лес.
- Хорошо, Тимми. А куда мы поедем теперь?
Короткая пауза.
Черт возьми, думает Карла. Не слишком ли я на него напираю? Он же знает, что я знаю, что мы затеяли эту игру, чтобы разбудить его прошлое. Но может быть, он еще не готов. Может быть, стоило поиграть подольше. Может быть, даже в течение нескольких сеансов.
- Мы поедем, - теперь голос Тимми стал бледным и монотонным, как будто он погрузился в транс, - в Германию. В город Тауберг, который гордится своим оперным театром. Достаточно скромным театром, но все-таки неплохим. Мы поедем в 1947 год, когда молодой дирижер Стивен Майлс…
Иллюзия самообладания разбилась вдребезги.
- Стивен! При чем здесь Стивен?? - У нее было чувство, как будто она тонет. А потом она все поняла. - Ты знаешь Стивена, да? Ты встречался с ним раньше?! И эти его видения…
Мальчик-вампир молчал - ждал продолжения, небрежно перекидывая из руки в руку пластмассовую гору.
- Это были никакие не видения! И тебе не нужен был психиатр школы Юнга! У тебя были… другие планы, коварные планы! Ты всегда знал, что мы со Стивеном были женаты, и…
Мальчик приложил палец к губам.
- Ему угрожает опасность?
Он присел на корточки и принялся расставлять игрушечные фигурки мальчиков в футболках с эмблемой летнего лагеря рядом с деревянным коттеджем в лесу под горой…
- Мне надо знать, Тимми. Скажи. Ему угрожает опасность?
- Значит, он тебе все еще небезразличен?
- Здесь я психиатр, гребена мать. И это не твое дело!
- Почему ты упорно считаешь, что я тобой манипулирую? - сладким голосом проговорил Тимми, лотом достал из коробки здание оперного театра и поставил его с другой стороны горы. - Мы оба во власти нашего бессознательного, я не прав? Ты и я… мертвый и живая… тень и глубинное “я”. Да. Может быть, мы с тобой тени друг друга? Или все еще сложнее?
- Мне надо ему позвонить.
- Ну конечно. Знаешь… - Он взглянул на нее, сама невинность. - Знаешь, похоже, что в этой истории слово “узел” имеет тысячу разных значений.
патять: 1947
Тауберг совсем не похож на большие города; он похож на картинку с открытки из прошлого. Мальчик-вампир побывал во всех городах. Соборы и церкви рушились у неге на глазах. Если бы он не знал этого раньше, он бы узнал теперь: крест над ним больше не властен.
Его подобрала и приютила одна бездетная вдова, чей муж погиб на войне. Некая фрау Штольц. Она работает в кондитерской на Вольфгассе, буквально в паре домов от оперного театра, а живет в крошечной аккуратной квартирке прямо над магазином, которую снимает у своего хозяина и домовладельца.
По воскресеньям набожная фрау Штольц ходит к мессе и утром, и вечером. И конечно, берете собой своего маленького Конрада. Церковь стоит в самом конце узкой улочки, почти у самого моста через реку. Ее построили в восемнадцатом веке, и над алтарем там висит совершенно непримечательное “Снятие с креста” какого-то неизвестного художника. Мальчику-вампиру не нравится имя Конрад, но вдова непреклонна. Она представляет его святому отцу. Конрад.
- Ты должен забыть свое прошлое, - шепчет она ему и улыбается кому-то в толпе прихожан, когда они преклоняют колени в первом ряду. - Теперь ты мой сын.
Он хочет спросить: А как быть с твоим прошлым, женщина? Если ты с такой категоричностью говоришь о забвении, то почему ты не хочешь назвать меня другим именем? Почему ты постаиваешь на этом? Но решает, что лучше не спрашивать, кто такой этот Конрад. И так понятно, что это будет трагическая история о сыне, который умер еще во младенчестве от неизлечимой болезни, или пропал на войне, или ушел в Гитлерюген и там и сгинул.
Фрау Штольц - дама со вкусом. Она собирает волосы в пучок; носит все черное и, выходя из дома, закрывает лицо изящной черной вуалькой. Она вовсе не старая. Ей, может быть, чуть за сорок. Но она оградилась от мира своей вдовьей печалью и облачилась в нее, как в броню. И даже то, что она подобрала на улице бездомного сироту, - это тоже всего лишь черта ее нового образа. Она пользуется духами с мягким, приглушенным запахом, который не заглушает запаха ее крови - вялой и неаппетитной крови. И это хорошо. Мальчик-вампир не любит пить кровь у приемных родителей. В этом есть что-то… не очень приятное. Даже неправильное.
Сквозь дымку курящегося ладана ему виден хор. Хористы одеты роскошно, но поют попросту плохо. Сейчас они мучают палестриновский мотет : Sicut cervus desiderat adfontes; как олень тянется к водопою, томимый жаждой, так и душа моя тянется к Господу… Мальчик помнит музыку. Может быть, он даже помнит ее самое первое исполнение.
Он становится как одержимый. Захваченный музыкой, он начинает тихонечко выводить партию сопрано. Фрау Штольц раздраженно шикает на него, но он не слышит. Его голос звенит, набирает силу. Капельмейстер испуганно оборачивается к нему. Хор умолкает на середине фразы, и теперь он поет один. Поет не в той высокопарной ходульной манере, которая, как считается, приличествует исполнению церковной музыки; он выпевает другую музыку - страстную и неистовую. Как будто он заново переживает момент ее сотворения.
Капельмейстер качает головой - мальчик так и не понял: то ли он изумляется, то ли не одобряет, - а потом, словно спохватившись, отчаянно машет хору, чтобы они продолжали петь. Чтобы разрушить неловкую тишину. Они подхватывают мотет, но теперь их ведет непрерывная нить сопрано.
- Du singst aber so schon, - шепчет фрау Штольц благоговейно.
- Я знаю, - говорит мальчик, которого теперь зовут Конрад Штольц.
- В тебе есть что-то нездешнее. Может быть, ты… подменыш, как в сказке про эльфов?
- Я не понимаю, о чем вы, - говорит Конрад, испугавшись, что выдал себя слишком явно. - Нет. Но иногда… мне как-то сама собой вспоминается музыка, которую я слышал дома. Когда родители были живы.
- Ты не простой уличный сирота.
- Я не знаю, кто я, - говорит Конрад. Они встают со скамьи и идут к алтарю, дабы принять причастие. Когда подходит их очередь, они преклоняют колена у ограждения престола. Мальчик замечает, что его новая мать как-то странно поглядывает на него, когда думает, что он на нее не смотрит.
- Я думала, что ты - зло, - говорит она уже потом. - Но ты принял в себя Тело Христово и не отшатнулся от святых даров.
- Зло? - Он дает ей подоткнуть у себя одеяло и послушно целует ее в щеку, стараясь, чтобы прикосновение его губ было по возможности кратким - чтобы она не успела почувствовать обжигающий холод. Ждать осталось недолго. Как только она заснет, как только он услышит ее безмятежный храп, он сольется с тенями и выскользнет из дома на улицу.
- Но как ты можешь быть злым, mein Schatz? Ты всего-навсего маленький мальчик с ангельским голосом.
Спать он не может. Он просто лежит в темноте и думает: может быть, ей это нужно - чтобы я был воплощением зла. Может быть, это тоже деталь ее образа, пронизанного томлением и тоской. Она стремится стать чем-то иным. Такой, как я, может быть. Она просто не знает, какой это дар - быть человеком. Мне этот дар недоступен.
На следующий день он идет в оперный театр. Там сейчас на гастролях один дирижер из Америки, некто Стивен Майлс. Это действительно кое-что - гастроли американского дирижера в их сонном маленьком городишке.
Старенький капельдинер по имени Вольфган на входе обращает внимание на юного мальчика. Одет аккуратно и чисто: серые фланелевые шорты, черный галстук, пиджак под цвет шортов. Вот только какой-то уж слишком он бледненький. Темные волосы гладко причесаны на пробор. Он улыбается и выпевает радостное: “Gross Gott”.
Вольфган моргает, и мальчика нет.
Черный кот проникает в зал. Репетиция в самом разгаре. Вечером дают “Волшебную флейту” Моцарта. Музыканты в оркестре работают без пиджаков. Дирижер, по обыкновению американцев, одет в какой-то крикливый безвкусный костюм. По-немецки он говорит просто ужасно. С одной стороны оркестровой ямы в густой тени бархатной занавеси кот видит ступеньки на сцену. Он прыгает вверх, его когти вонзаются в мягкую ткань…
- Да уберите вы эту чертову кошку, - говорит дирижер по-английски. Что-то у него в голосе…
Он испуганно вздрагивает и на мгновение теряет контроль над обликом. Его не видели? Нет. Он скрыт какими-то разрисованными щитами: фанерными стенами замка.
Дирижер обрывает музыку, чтобы что-то сказать оркестрантам. Голос взрослый, не мальчик-вампир различает в нем голос ребенка… он слышит напевную мягкость, хрупкую кромку былой красоты… и вспоминает Стивена Майлса…
Мальчика, с которым они оказались лицом к липу перед окровавленным алтарем, где лежала изрезанная девушка, и запах горящей младенческой плоти и горького ладана… воздетый жертвенный нож, глаза ребенка-.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54