- Я помогу тебе, девочка…
- Да, помоги мне, пожалуйста, оно жжется, жжется, помоги… проткни мне сердце колом, убей меня по-настоящему, иначе я буду пить твою кровь… дядя Брайен, я люблю тебя, все еще люблю и буду любить еще несколько дней, я пока что не вся вампирка, во мне еще что-то есть от той, прежней Лайзы, и эта прежняя Лайза пока что удерживает вампирку, она удерживает клыки, она удерживает голод, неужели ты не понимаешь, оно так жжется, так жжется, пожалуйста, проткни мне сердце колом, убей меня по-настоящему…
Запах гнили чувствуется сильнее…
Брайен срывается с места и бежит прочь из игровой комнаты, врывается в лифт, достает ключ, никак не может попасть в замок, все-таки открывает дверь, включает свет. Рита лежит на кровати…
Мертвая.
Она лежала совсем без всего. Она ждала, что он вернется и они снова займутся любовью. Ее рот, уши, ноэдри и даже вагина были забиты морскими водорослями. Склизкими и вонючими водорослями. Ее шея была разодрана в клочья и из раны торчал обрывок трахеи, как оторванный шланг пылесоса. У нее не было глаз; в окровавленные глазницы были набиты все те же водоросли. От кровати к окну, где балкон, тянулась мокрая дорожка. Вода. Брайен снова услышал ветер и увидел, что Лайза стоит на балконе, с той стороны стекла. Она приоткрыла губы, как будто хотела рассмеяться, и у нее изо рта полилась бесконечная гирлянда водорослей, которые корчились на ее бледной груди, как зеленые змеи.
На этот раз он не стал открывать дверь.
- И что мне делать? - выкрикнул он. - Господи, твою мать, ведь обвинят-то меня!
Соленая вода брызнула ему в лицо. Но откуда здесь взяться воде, ведь балконная дверь закрыта?! Он смотрел на нее и ему казалось, что ее тело мерцает и расплывается… Господи Иисусе, етить-колотить, он действительно видел акулу там, за окном… может, они уже под водой? Может, он тонет? Он отпрянул назад… и ступил на твердую землю.
- Ты умерла, - сказал он. - Но ты вернулась. И твоя смерть по-прежнему липнет к тебе. Вот ты тут стоишь, заключенная в оболочку своей собственной выдуманной реальности, и веришь, что ты вампирка и все это кино, но на самом деле тебя нет. Ты умерла, ты мертва…
- И эта женщина тоже, - сказала Лайза с той стороны стекла. - Мне очень жаль, дядя Брайен, не говори папе, пожалуйста, он меня изобьет и мне будет больно, я не хочу, чтобы было больно, пожалуйста, дядя Брайен, не выдавай мен”.
- Конечно, я ничего не скажу. Ты же моя племянница. Мы с тобой одной крови, Лайза. Я никому ничего не скажу.
- Да, а я помогу тебе. Я здесь все уберу. А ты уезжай, прямо сейчас. Я обещаю: утром здесь ничего не будет - ничего, что могло бы вызвать подозрения… я тебя защищу… только не говори папе, не говори ему… не надо, чтобы хоть кто-нибудь знал, что со мной происходит… пока я не выйду обратно из телевизора… пока я не стану богатой и знаменитой…
Брайен вдруг понял, что плачет. И сам поразился: он и не думал, что еще может плакать.
- Но ты должен мне пообещать, что возьмешь кол и убьешь меня по-настоящему, чтобы я не ходила так часто, каждую ночь, только ты поторопись, пока вампирка не выгнала прежнюю Лайзу уже насовсем, ты понимаешь, дядя Брайен? Ее еще не убили совсем, и ей страшно, ей страшно…
- Где мне тебя искать? - кричит Брайен.
- В замке у Валентайна…
- Где это, блин?
- Я люблю тебя, дядя Брайен…
Она исчезла с балкона. А буквально через секунду из темной ванной бесшумно выскользнула черная пантера, подошла к кровати и принялась слизывать кровь с простыней. Потом зверюга вцепилась зубами в запястье Риты, стащила тело с кровати и потащила его на балкон, а потом… Брайен смотрел, парализованный ужасом… существо в облике черной кошки и мертвое тело сделались полупрозрачными и начали растворятся в желтом свете фонарей. Брайен видел, как сквозь тело Лайзы просвечивает рябь на зеленой хлорированной воде, а потом от нее остался один туман, в котором Брайен различал две точки - горящие запавшие глаза… а потом - только ночь.
Брайен не стал дожидаться лифта. Он бегом спустился по лестнице, запрыгнул в машину и умчался на всех парах.
наплыв
Сверни ей шею, девочка. И не копайся всю ночь, иначе она проснется к вечному холоду…
Но она же умрет и не сможет вернуться.
Ты глупая девочка! В этой новой жизни ты еще ребенок, ты совсем ничего не знаешь. Тебе нужно учиться, учиться. Возьмись за шею, вот так. Видишь, какая ты стала сильная. Теперь поворачивай и ломай. Позвоночник как ветка, для тебя все едино.
Так жжется… так жжется…
Холод?
Да.
Это вечность, девочка. Ее не надо бояться. Ею следует наслаждаться. Ты мертва навсегда, и холод - это единственное, что у тебя есть… кровь как будто согревает, но лишь на миг, и это лишь сон о тепле, которое стало воспоминанием, призрачной тенью жизни… когда-нибудь ты забудешь и то, почему тебя тянет пить кровь.
Мне страшно.
Я знаю. Мне жаль, что я сделал тебя такой. Но даже в мире живых ты жила в царстве снов и фантазий.
Я не нравлюсь себе такая!
Я знаю. Посмотри на себя. Эти раны… Ты сама их придумала, знаешь. Тебе нужен гроб? Я позабочусь, чтобы рядом с тобой не было никаких распятий…
Так жжется…
И святой воды тоже, наверное. Знаешь что - расскажи Марии, какие конкретные фильмы ужасов ты смотрела, чтобы она оградила тебя от всего, что по твоим представлениям тебе навредит. Мария, она все понимает… она будет тебе помогать.
Дядя Брайен…
Он человек, девочка. Не думай о нем, забудь. Это пройдет. Но нельзя убивать людей так жестоко лишь потому, что они спят с теми, кого ты любила в своей прежней жизни. Это все происходит от злобы и мстительности, а здесь так не делается, в этом доме. Ты поняла?
Да, Тимми.
Хорошо. Руди снимет с тебя мерку для гроба.
жена герцога Синяя Борода
Стивен Майлс добрался до Тауберга ближе к ночи, когда уже было темно. Он выехал из Мюнхена сразу после репетиции Малера. Расстояние было совсем небольшим - меньше ста километров, - и если бы он всю дорогу ехал по автобану, то прибыл бы на место гораздо раньше. Но ему пришлось съехать с шоссе и тащиться по разбитым проселкам.
Он оставил машину в переулке, вымощенном булыжником, перешел через Регентропфштрассе и вышел на угол Вольфгассе - короткой и узкой улочки, где был оперный театр. За тридцать с лишним лет он совсем не изменился. Изящный барочный фасад, позолоченные колонны… правда, их позолота давно поблекла.
Стивен толкнул тяжелую дверь и вошел. Тихая музыка… что это? А-а, ну да. Одноактная опера Белы Бартока “Замок герцога Синяя Борода”. Он сам дирижировал ее в Америке, где она шла на английском и на “родном” венгерском. Здесь ее делали на немецком. Он узнал голос еще до того, как увидел афишу в фойе:
Амелия Ротштейн. Да. Она осталась жить в родном городе, хотя и добилась некоторой известности. Каждое лето она пела в тауберг-ской опере. И в то лето она была здесь… совсем еще юная, роскошная, чувственная.
Зачем я вернулся? - задумался Стивен. Если на свете есть человек, который помнит про Конрада Штольца, то это она. А он не хотел вспоминать.
К нему подошел сморщенный старичок в вечернем костюме.
- Was machen Sie hier? Darf ich Ihnen htlfen? Стивен испуганно вздрогнул. Неужели даже капельдинеры остались прежними - спустя столько лет?!
- Вольфган! - воскликнул он. В зале шептались скрипки, а духовые выдували зловещую минорную тему в малой секунде - тему крови, которая растекалась по замку герцога Синяя Борода, - а потом вступил голос. Голос Амелии-Юдифь, которая мягко упрашивала супруга дать ей ключи от потайных комнат замка, еще не ведая о чудесах и кошмарах, что таились за запертыми дверьми.
Стивен понизил голос, чтобы не мешать представлению.
- Вольфган, kennst du mich nicht? - спросил он на немецком, не то чтобы очень приличном, но все же вполне приемлемом, которому он научился, когда гастролировал по Европе.
Старик весь просиял:
- Herr Майлс! Herr Стивен Майлс! Вы пришли на спектакль? Конечно, я вас посажу. У нас совершенно случайно есть свободная ложа. Прошу вас…
Вольфган провел его какими-то своими тайными путями и посадил в ложу почти над сценой, откуда открывался хороший вид на оркестровую яму. Стивен огляделся по сторонам; театр практически не изменялся. Синий бархатный занавес все так же нуждался в починке, а громадная люстра все так же опасно раскачивалась под потолком, и там, кажется, не хватало нескольких лампочек. Только публика была совершенно иная, - отметил Стивен. В основном люди были в вечерних нарядах, но попадались отдельные экземпляры в джинсах и со всклокоченными бородами, а на первом ряду сидела чета пожилых панков, затянутых в проклепанную кожу и с огромными серьгами в ушах. Они увлеченно читали программку с либретто при свете маленького электрического фонарика.
Это была… ну да, пятая дверь. Свет залил сцену, и на заднем плане проступил изумрудный пейзаж, подернутый туманом. Обратная слайдовая проекция. Не самые замысловатые декорации, - отметил Стивен. Он решил пролистать программку. Там были краткие биографии. Амелии и некоего фон Шлюка, бас-баритона, про которого Стивен вообще никогда не слышал. И еще… интересное нововведение: фрейдистский анализ бартокской трактовки легенды о герцоге Синяя Борода и краткие сведения о маршале Жиле де Рэ, историческом прототипе легендарного герцога…
…соратник легендарной Жанны д'Арк, отличавшийся в битвах с англичанами… когда Жанну сожгли на костре как ведьму, дал волю своим извращенным наклонностям… считается, что у себя в замке он собственноручно замучил и умертвил около двух сотен детей, преимущественно мальчиков… на допросе в суде Инквизиции - незадолго до того, как его самого сожгли на костре - он признался, что ублажал себя мастурбацией, когда у него на глазах обезглавливали детей, после чего обсуждал со своими приспешниками, которая из голов наиболее красива и соблазнительна… он раскаялся в грехах, и ему даровали великую милость: палач задушил его до того, как зажег костер… легенда про герцога Синяя Борода, убивавшего своих жен, это вымышленная история, которую соотносят с реальным историческим персонажем…
О Боже, - подумал Стивен. Концепция театральных программок воистину переменилась с тех пор, как я здесь дирижировал.
Упоминание о безумном маньяке по прозвищу Синяя Борода будило в душе тревогу. Оно будило… иные воспоминания. Стивен решил сосредоточиться на представлении.
Они уже подошли к седьмой и последней двери. Амелия-Юдифь расспрашивает супруга о его бывших женах. Она обвиняет его, что он их убил, а тела спрятал в последней запертой комнате замка. Звучит тема крови, которой запятнаны все потайные покои. От этой музыки пробирает дрожь. Синяя Борода неохотно отдает последний ключ. Юдифь поднимает глаза и видит Стивена, сидящего в ложе; он кивает и машет рукой. Отвлекая зрителей в зале плавным взмахом руки, она посылает ему воздушный поцелуй. Ее губы безмолвно вылепливают: Spater, spater. Позже, позже.
Ему с другом удалось посидеть до конца спектакля: Юдифь узнает, что Синяя Борода вовсе не убивал своих жен, и теперь ей придется навеки остаться в замке, занять свое место в вечных трагических воспоминаниях герцога. Постановка была совершенно невыразительной, оркестровка - достаточно бледной, а Амелия пела бездушно и как-то одеревенело. Вся ее игра состояла из трех отработанных жестов и трех выражений лица: гримаса номер один, гримаса номер два, гримаса номер три. Ее голос заметно состарился. Стивен не знал, что ее перевели на партии меццо-сопрано, но даже в этом регистре высокие ноты давались ей с заметной натугой.
Как только актеры откланялись и занавес опустился в последний раз, Стивен вышел из ложи и прошел за кулисы. Амелия Ротштейн бросилась ему на грудь и заключила в душистые объятия.
- Schatzchen! - пронзительно закричала она, - О Стивен, как я соскучилась по тебе! Если мы и встречались за тридцать
лет, то только случайно, на всяких коктейлях и артистических сборищах, но сейчас ты приехал сам! Такая неожиданная честь! Ты у меня остановишься, да?
- Я вообще-то не думал возобновлять наши с тобой отношения… - смутился Стивен. Только теперь он заметил, что суфлер и один из рабочих сцены украдкой поглядывают на них с Амелией. Но она замахала руками и рассмеялась.
- Ты такой смешной, сердце мое. После стольких лет! Я хотела сказать, что мы с Хайнцом и дети будем ужасно рады такому гостю. Хейди уже будет спать, но Ганс, Тони и Курт уже большие и не ложатся так рано… и муж тоже поздно ложится. Сегодня как раз это американское телешоу. Как оно там называется… Die Engel des Charley…
- “Ангелы Чарли”, - пробормотал Стивен, пораженный этим внезапным переплетением экзотики и повседневности. Но что было чем?
- Пойдем. Здесь теперь новый служебный вход. Вскоре они подъехали к небольшому дому на окраине города. В гостиной, где был телевизор, сидели трое мальчишек-подростков и угрюмый мужчина. Амелия представила их всех друг другу, а потом они сели пить кофе. Стивену было забавно наблюдать за Амелией в домашней обстановке. Он совершенно не представлял ее в роли заботливой женушки и матери семейства.
- Ты ведь останешься ночевать? - спросила она, когда они уже сидели на кухне, увешанной гирляндами копченых колбасок. - У нас есть комната для гостей.
- Спасибо.
- На прошлой неделе по радио передавали твою вторую симфонию Малера. Westdeutsche Rundfunk.
Стивен был благодарен, что никто из них никогда не позволял себе комментировать и оценивать выступления другого.
- Вольфган все еще в театре. Мне казалось, что ему уже тогда было лет сто, не меньше.
- Ай, Вольфган у нас вечен. Но ты… ты ведь приехал не просто так. Я помню этот одержимый блеск в глазах. Такое, знаешь, не забывается.
Из внутреннего кармана пиджака он достал вырезку из “ТВ-Гида”.
Амелия долго смотрела на фотографию.
- Конрад Штольц! - сказала она наконец. - Aber er ist tot.
- Да, он умер. И да, я думаю, что это он.
- Но он же умер. Его здесь в Тауберге и похоронили. Я знаю. Я ходила на похороны.
- А ты не ходила к его могиле?
- Нет, разумеется. Наоборот, мне хотелось скорее забыть этого юного мальчика… столь искушенного в извращениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54