Пироги, пудинги, хлебцы, салаты, суфле, пирожные… Вино расплескивалось из кубка, но и внутрь попадало немало. Как и все мартовские зайцы, Бахвал был непредсказуем. Жуя клубничный слоеный торт, он вдруг подмигнул Дотти:
— Хочешь, э-э, перехитрить меня, малышка? Жуешь медленно? А я тоже могу жевать медленно. И сидеть здесь до заката.
Дотти отставила чашку мятного чая и взяла маленькое миндальное пирожное. Впервые Бахвал заметил на ее физиономии признаки беспокойства. Она тщательно вытерла ложку.
— Да пожалуйста. Мне совершенно безразлично, с какой скоростью вы уплетаете свою еду.
Бахвал торжествующе улыбнулся и стал жевать медленно-медленно. Он спокойно выцедил вино из кубка и не спеша взял медовик. Медленно-медленно сжевал его, запивая крохотными глоточками вина.
Солнце уже склонялось к закату. Большинство зрителей спряталось в тени береговых ив. Дотти боролась с тонким ломтиком сухого хлеба, ненавидя даже мысли о еде. Леволап и Лапоплет о ней забыли, сосредоточив все внимание на короле, подкладывая ему в тарелку пищу, подливая в кубок вино. И все время зевали. Рядом жужжали пчелы, воздух затих, остатки зрителей сонно молчали у края ринга.
И тут веки короля Бахвала начали слипаться. Он закивал головой, точнее — начал клевать носом. Изо рта выскользнул кусок пирожка с дикой вишней. Лапоплет подмигнул Дотти — та затаила дыхание. Недопитый кубок Бахвала опрокинулся, вино разлилось по столу, но он этого не заметил. Уши горного зайца опустились, и он захрапел.
Дотти вяло жевала, откусывая от того же кусочка хлеба. Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем лорд Броктри тяжело затопал к судье. Задремавший судья выпрямился и захлопал ресницами:
— Гм, сюда не следует входить зрителям, сэр.
Броктри согласно кивал головой:
— Понимаю и прошу прощения, но отсюда вам плохо видно, что один из соревнующихся перестал принимать пищу.
— Перестал, говорите? — Судья поспешил к столу. Дотти лапой с зажатым в ней куском хлеба указала на Бахвала.
— Извините, но, может быть, вы сумеете его разбудить?
Бахвал лежал головой в яблочном пироге и вовсю храпел. Судья озабоченно покачал головой, осторожно, чтобы не наступать на пищу, влез на стол и закричал:
— Мисс Доротея, гм, да, мисс Доротея объявляется победителем!!!
Далее он огласил все пункты и параграфы правил, установленных самим королем, и призвал судейскую коллегию утвердить результат.
Король Бахвал всего этого не слышал и не видел, он спал на своем яблочном пироге. Толпа горных зайцев погрузила его на тележку и увезла. Храпящего, измазанного яблочным пирогом. Побежденного!
Дотти с неудовольствием повела ушами и шепотом сказала:
— Знаете, у меня такое чувство, что мы сжульничали.
Лог-а-Лог Гренн заткнула бочонок. Она встряхнула его, прислушиваясь к плеску содержимого.
— Почти полбочонка вылакал, негодяй. Сжульничали? Ничего подобного. Я что, насильно вливала в него это вино? Он сам себя победил, своей беспечностью и бахвальством, так, Юкка?
Юкка в это время помогала зайчихе подняться. Ее обычно серьезные черты смягчились в улыбке.
— Вставай, вставай! Гренн, подхвати ее с другой стороны. Для исцеления необходима длительная прогулка. Если она не поможет, то у белок есть еще одно сильнодействующее средство для спасения обжор. Правда, Резвый?
Старый заяц хмуро покосился на Юкку. Еще бы он забыл!
— Топай, Дотти, топай, милая, пока лапы не оттопаешь. Иначе эти хвостатые отравители зайцев сварят тебе всю гадость, которая есть с лесу, а потом усядутся на тебя и заставят выпить.
Броктри и Груб следили, как зайчиха, пошатываясь, бредет между белкой и землеройкой. Барсук довольно сказал:
— Из нее получится хорошая королева, она смелая, решительная, сообразительная.
— А завтра еще один утл соревнований. Крохотная она, Бахвал вон какой здоловенный…
Броктри повернул голову к восседающему на рукояти меча Кеглюну:
— Ты, как всегда, прав, негодник. По правилам Бахвала, эти две победы ничего не стоят, если он победит завтра.
Барсук тяжело вздохнул. В его голове роились мысли. Он думал о старом отце, Каменной Лапе, о Саламандастроне. Об армии, которую он должен собрать, чтобы вернуть Саламандастрон. И все его планы, мечты и надежды связаны с Дотти. Да, она смелая, решительная. Но Бахвал — опытный боец, на его счету множество побед. И он не слишком честен. Может быть, Кеглюн прав? Может быть, Дотти слишком мала, слаба, неопытна для победы над королем Бахвалом Большие Кости в этом решающем туре состязаний?
25
Еще один враг появился у Унгатт-Транна в ту ночь, когда Гроддил сбежал из подземной пещеры. Разбитый, измученный, полностью истощенный, лис оказался в море. Полумертвого — но и полуживого — его вышвырнуло из туннеля, по которому он ковылял, все больше отставая от Фрола, несущегося вперед, вперед… прямо на крабов.
Течение сносило вцепившегося в какую-то деревяшку Гроддила к югу. Он наблюдал за исчезающим Саламандастроном и поклялся вернуться. Гроддил дрожал от холода, глаза разъедала соленая морская вода, но дух его пылал огнем мщения.
На следующий вечер Унгатт-Транн председательствовал на суде над четырьмя синими крысами. Их доставил Карангул, единственный, кроме Гроддила, лис на службе дикого кота. Карангул носил звание шеф-капитана, главы всей громадной транновской флотилии.
Дотошный и въедливый, он следил за каждой мелочью на своих судах, тщательно соблюдал все законы и правила, установленные хозяином. Мало что ускользало от его внимания.
Странным скрипучим голосом он дал показания:
— В чем обвиняются эти ничтожества, ваше величество? Сообщаю. Они ловят рыбу, утаивают ее и съедают.
Четыре преступника стояли перед Унгатт-Транном на коленях. Их шеи обматывала одна толстая веревка. Дикий кот какое-то время наблюдал за своими пауками, потом повернулся к крысам, как будто только что их увидев.
— Знаете ли вы, что следует делать с каждой пойманной рыбой? — вопросил он.
Карангул пнул ближайшую к нему крысу:
— Ты отвечай!
— Отдавать ее капитану рыболовного отряда, — гнусаво прозвучало в ответ.
В голосе дикого кота не было гнева. В нем вообще не было никаких эмоций.
— Стало быть, ты знаешь закон. Почему же ты его нарушил и съел рыбу?
Не дожидаясь пинков, другой связанный поднялся и с мрачным вызовом ответил:
— Потому что нам два дня не давали ничего есть. Мы голодаем!
Унгатт-Транн улыбнулся, и крысы содрогнулись. Они знали, что обещала эта улыбка.
— А что, я очень уж жирный, упитанный, да? Или фрагорль? Или ваш капитан? У всех трудности с питанием, пока мы не наладим снабжение. Но мы не воруем пищу изо рта своих товарищей. Именно поэтому мы — избранные. — Он скипетром дал знак Фрагорли. — Прикажешь капитанам завтра перед приливом собрать народ на берегу. Эти четверо послужат примером. Их казнь будет публичной. Увести их и охранять как следует. Карангул, останься.
Когда охрана увели пленников, а Фрагорль удалилась, чтобы исполнить приказание, Унгатт-Транн обратился к шеф-капитану:
— Что на кораблях? Пахнет бунтом?
— Пока что нет, ваше могущество. Я на них давлю, но без пищи… Они шепчутся, мечутся, конечно, воруют, если могут. Пища нужна, как воздух!
Пружинисто спрыгнув с трона, дикий кот понесся к дверям.
— Следуй за мной! Я, кажется, нашел решение.
Карангул, в отличие от Гроддила, калекой не был, но поспевать за хозяином вверх по лестнице оказалось не так уж просто.
Капитану охраны, стоявшему внизу, Транн тоже кивком приказал следовать за ним.
Ухопарус подбежала к Жесткому и потащила его прочь от окна.
— Прячься! Кто-то идет!
Жесткий забежал за спины стариков и спрятался в углу. Он слышал, как в старом ржавом замке заскрипел ключ. Зайцы стояли плечом к плечу, впереди — Ухопарус и Торлип. Дверь распахнулась, в камеру ворвался капитан стражи с копьем наизготовку и заорал:
— Всем назад! Стоять смирно!
Спокойно вошли Унгатт-Транн и лис с жесткими чертами физиономии.
Торлип шагнул вперед и возмущенно заговорил:
— Я требую нас накормить. Нам за все время выдали лишь ведро воды. Это позор, сэр!
Капитан сбил его на пол древком копья.
— Молчать! Кто еще пикнет — убью на месте!
Ухопарус и еще несколько зайцев склонились над упавшим. Унгатт-Транн повернулся к лису и улыбнулся, указывая на зайцев:
— Как?
— Отлично, ваше могущество! — кивнул лис.
Они тотчас покинули помещение, снова заскрипел ключ. Торлип сел, потирая распухшую щеку. Жесткий заспешил из своего укрытия, озабоченно бормоча:
— Ну, и как вы думаете, что они замыслили, а?
— Я, кажется, понял, для чего они нас тут примеряли, но проверять мы это не будем, — бросил Жесткий Унылле, помогая Торлипу подняться на ноги. — Уже темнеет, скоро подойдет Брог с выдрами. Ухопарус, надо испортить замок. Чем бы его заклинить, чтобы они не смогли к нам вломиться не вовремя?
— Сейчас подумаю. — Ухопарус подошла к двери и согнулась над замком.
— Я привязываю веревку. Торлип, если тебе лучше, построй всех в живую очередь, — продолжал распоряжаться Жесткий. — Самых слабых и больных спустим первыми, а остальные спустятся сами.
Ухопарус хмурилась над замком.
— Унылла, дай мне, пожалуйста, свое ожерелье!
Толстуха Унылла испуганно схватилась за шею:
— Что ты, что ты! Мне его оставила мамочка, его еще прабабушка носила! Это фамильная драгоценность, я ни за что с ней не расстанусь!
Ухопарус шлепнула Уныллу по лапе и содрала ожерелье с ее шеи. Покатились по полу оторвавшиеся бусины.
— Не валяй дурака, когда речь идет о жизни и смерти. И не только о твоей! У кого есть что-нибудь пушистое?
— Вот, у меня шаль. Противная, колючая… Она мне все равно никогда не нравилась… Сколько сезонов ни ношу…
— Спасибо, одного уголка хватит… И заодно булавку, которой ее скрепляешь… Хорошая, острая.
Булавкой Ухопарус запихнула в замочную скважину кусок шали, густо напичкав его шариками от ожерелья. Она трудилась, пока дырка не оказалась плотно закупоренной.
— Пусть теперь попробуют засунуть ключ!
Последние золотые и алые лучи солнца растаяли на западе, на темно-синее небо выплыл узкий серп бледного месяца. Неожиданно окно закрыл своим мощным корпусом Руланго.
Жесткий облегченно вздохнул.
— Рад тебя видеть, дружище! Брог с командой тоже тут?
Цапля энергично кивнула и улетела.
Заяц поплевал на лапы и потер их одну об другую:
— Мадам Унылла, прошу вас, мэм! Вы — первая.
Как только веревка обвила то место, где у Унылы когда-то давным-давно была талия, она запричитала и заныла:
— Ой, ой! Нет, нет! Не могу! Упаду! Не пойду! Остаюсь! Ай!
Торлип возмущенно уставился на Жесткого:
— Ударить даму! Фу! Как тебе не стыдно!
Жесткий не слишком ласково щелкнул Торлипа по носу:
— Ну-ну, я ее вовсе не ударил, просто хлопнул по нужному месту, чтобы узел сел правильно, Как видишь, очень помогло. Тебе тоже надо будет так помогать?
Торлип только покачал головой и сам принялся помогать Жесткому и Ухопарус спускать тяжеленную Уныллу.
Наконец Унылла благополучно приземлилась, и дальше все пошло гладко. Через час спустились все старички и половина зайцев покрепче и помоложе. Вдруг Торлип предостерегающе поднял лапу:
— Ш-ш-ш, эти двое снизу… Рваный Крюк, или как его, и его проклятый братец.
Жесткий замер. Он тоже услышал голоса.
— Они могут увидеть в окно… Торлип прислушался:
— Да они не внизу, они здесь, за дверью! Продолжаем! Из-за двери слышался голос Рвущего Клыка:
— Ну, золотой у меня братец. Надо же, стырить ключ у капитана! Давай, давай скорее попробуем!
Последовали скрип, царапанье, пыхтенье, послышалось несколько весьма крепких выражений. Потом захихикал Свирепый Глаз:
— Ги-ги-ги! Ловкий у меня братец. Добытчик! Три бусины раздобыл и кусок одеяла… пуши-и-истый!
— А ты следи лучше, как бы капитан охраны не приперся! Твоя идея, дубина крепкоголовая! «Выберем себе пожирнее», кто сказал? Кто говорил, что зайцы завтра все равно пойдут в котел?
— Ладно, не ори, дай я попробую провернуть этот ключ.
Жесткий подтолкнул к окну следующего зайца:
— Давай, давай. Шевели лапами. Дело к развязке близится.
Послышались удары торца копья о толстую деревянную дверь. Жесткий следил, как заяц, прильнув к веревке, быстро спускался. Прикинув, что заяц уже достаточно далеко, Жесткий кивнул следующему. Снаружи раздался треск и возмущенные возгласы:
— Что сделал, дубина! Сила есть — ума не надо, да?
Сломал ключ… Как мы его достанем?
— Откуда ж я знал, что эта ржавая закорючина сломается! Ладно, выломаем дверь, а?
В камере осталось только три зайца. Жесткий подтолкнул следующего к веревке. Спор между крысами разгорался.
— Выломаем дверь? И что получится, дурья твоя башка? Я тебе скажу. Как мы раньше-то не подумали! Нас двое с двумя копьями, а там шесть десятков зайцев, дурень!
После этого послышались лязг железа и удары копий древко о древко.
Жесткий кивнул Торлипу:
— Ну, завершаем. Давай, приятель!
— Нет, я после тебя.
— Хватайся за веревку, Торлип! Не время раскланиваться и расшаркиваться. Пошел!
Боксер внимательно следил за натянутой веревкой, потом решил, что Торлип уже достаточно далеко спустился, и решился оставить ненавистную тюремную камеру. Снаружи продолжалась возня морских крыс.
Под шум боя под дверью Жесткий вскочил на подоконник, крепко схватился за веревку и полез вниз.
— Раскроил череп? Да это просто царапина! Шишка какая-то, и крови нету никакой. Ты куда, Глаз? Вернись!
Свирепый Глаз понесся прочь, но у лестницы обернулся, высунул язык и крикнул:
— Кривоклык!
Этого Рвущий Клык стерпеть не мог. Сжав копье, он рванулся в сторону брата.
— Ну, вот теперь твой череп точно пропал!
Жесткий последним добрался до земли, прямо в объятия Брогало.
— Рад тебя снова видеть, друг!
— Спасибо тебе за помощь, Брог. Теперь я могу сказать, что сдержал свое обещание. Лорд Каменная Лапа был бы доволен. В Саламандастроне больше нет зайцев.
— Ох, что ж хорошего! В нашем доме хозяйничает нечисть, — плакала, утираясь передником, Унылла.
Жесткий ободряюще похлопал ее по плечу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32