В её племени не признавалось личное материнство, а об отцовстве и вовсе не говорили, и ни один человек не знал, кто зачал её в ночь Лунных плясок. Но вот это — она снова повернула кувшин и вспомнила, как к ней пришло освобождение — это стало такой же неотъемлемой частью её существа, как сама кровь, текущая в её жилах.
И вот она приподняла крышку и медленно-медленно опустила внутрь палец. Да, несомненно, это то же самое, знакомое ощущение. Палец погрузился в мельчайший, нежный песок, и песчинки пристали к коже. Трусла сама не отдавала себе отчёта, почему она это делает, но поднесла облепленный песком палец к губам и облизала его. Она ощутила очень слабый привкус — вкус воды из Торовых болот — и почувствовала лёгкое веяние тонкого аромата.
— Сестрица!
Что это было? Её действительно окликнули или ей только показалось?
— Ты можешь гораздо больше, чем тебе кажется. И ты ещё многому научишься, многое узнаешь!
— Ксактоль? — произнесла она вопросительно, не открывая глаз. Потому что сейчас она находилась не в тесной каюте, а на песчаном берегу, песку было много, и он вздымался и кружился в лунной пляске, превращаясь в ту, с кем она хотела быть рядом, стать такой же, как та.
— Ступай к той, что близка к Великому Сну, — эти слова Трусла услышала очень отчётливо. — Поделись с ней своей силой. Две Силы удерживают её сейчас в этом мире; нужна твоя, третья, чтобы она здесь окончательно закрепилась.
Трусла снова убрала кувшин в укромное место, где он стоял раньше, и сразу направилась в большую каюту. Раздвижная дверь была закрыта, но Трусла так решительно взялась за ручку, словно её сюда позвали, и, слегка приоткрыв дверь, проскользнула в помещение.
Ундия лежала теперь не на койке, а на полу, на котором для неё постелили одно на другое несколько одеял, рядом с нею, бок о бок, покоилась Одга. Обе лежали нагие, и над ними все ещё вился туман, вызванный Инквитой. Канкиль сидела в головах, возложив каждой на лоб свою ладошку. Глаза маленького существа были закрыты, и слышалось лишь тихое мурлыканье.
Напротив, скрестив ноги, сидела на полу Фрост, и кристалл, направленный на девушек, то вспыхивал, то угасал, чтобы снова вспыхнуть и снова угаснуть.
Обе женщины, казалось, не заметили появления Труслы, но она уверенно подошла к спасённой с погибающей лодки незнакомке, которую звали Одга, и опустилась рядом с ней на колени. Протянув руку, Трусла положила ладонь ей на грудь и ощутила смертный холод.
Тогда Трусла закрыла глаза. Песок. Обширное пространство, сплошь покрытое песком… И вот песок заколыхался, вздымаясь вокруг неё вихрем. На этот раз сама Трусла кружилась в этом вихре, то погружаясь в глубину, то поднимаясь ввысь, и тонкий песок ласкал её тело. И тут она сделала то, на что прежде никогда не решалась. Она стала взывать — не с мольбою, а повелительно и требовательно — призывая Силу, которой не обладала, как она думала раньше, ни одна из её соплеменниц.
Песок, в вихре которого она кружилась, был тёплым и становился все теплее, пока не сделался обжигающе горячим, и тут она подчинила его своей воле и направила животворящий жар туда, где он был нужен.
Эта борьба требовала столько сил, сколько ей ни разу не приходилось вкладывать с тех пор, когда Симонд вместе с нею вырвался за врата здешнего мира, и ей пришлось отчаянно бороться за свою жизнь. И всё-таки она сохранила это тепло и поддержала его жаром собственных сил, и прогнала смертный холод, уже тянувшийся к жертве стылыми пальцами.
Тут она без сил упала навзничь. До её слуха смутно донёсся слабый стон, и она поняла, что одержала победу. Затем чьи-то руки подняли её и посадили, подложив под спину подушку. Туманно, словно сквозь пелену ещё не улёгшегося песчаного вихря, она видела, как Фрост и Инквита хлопочут над девушками, укутывая их в одеяла, а укутав, осеняют магическими знаками, которые Фрост творила кристаллом, а Инквита руками.
Что-то тёплое и пушистое прижалось к груди, маленькие ручки обхватили за шею. Это была Канкиль, она сама пришла к Трусле, с мурлыканьем обняла, и Трусла почувствовала, что от этих равномерных мурлыкающих звуков в неё начали вливаться новые силы.
— Трусла! Что они сделали с тобой? — донёсся до неё сквозь успокоительное урчание взволнованный голос Симонда. Он оказался рядом с нею на полу и, стоя на коленях, держал в своих объятиях, не обращая внимания на Канкиль, которая продолжала цепляться за неё, как младенец за свою мать.
В глазах сверкнул ослепительный свет. Она хотела отвести взгляд. Но не могла. Лёд — всюду ледяные глыбы! Но нет! Её тело было по-прежнему тёплым, ледяные волны не смогли её поглотить'
И тут она поняла, что это был луч магического кристалла, и он ничем не грозил, просто Фрост помогала ей очнуться и вернуться к действительности.
Первой, кого она разглядела сквозь ослепительное сияние, была Ундия. Девушка куталась в одеяло, и на её загорелом лице проступила зеленоватая бледность. Но глаза уже не горели безумным блеском, она жадно пила из чашки, которую поднесла к её губам Инквита.
— Одга? — Чуть слышно прошептала Трусла одними губами.
— Она спит, сестра, — ласково откликнулась Фрост. Впервые она приветствовала Труслу словом, с которым обращались друг к другу те, кто был причастен к Силе. Сила… Песок… Она плясала пляску песка, и песок повиновался ей. Трусла вздрогнула и выпрямилась в объятиях Симонда:
— Ксактоль!
Никогда ещё она не произносила это имя в присутствии посторонних, даже в присутствии Симонда.
Фрост немного склонила голову набок, точно взвешивая мысленно это слово. Затем улыбнулась, и Трусла неожиданно увидела, что в ней нет ни капли неприступной суровости, которую она приписывала колдуньям.
— Божества, которым мы служим, предстают, возможно, в различной ипостаси, но, в сущности, это одна и та же Сила, как бы она ни называлась — Пламя, Гуннора или…
— Арска, — подсказала Инквита. Она только что уложила Ундию и теперь укрывала меховым одеялом Одгу. — Эта девушка осталась жить, может быть, потому, что она ещё нужна здесь, на земле. Мы убедились, что Свет тянется к ней. Но сейчас ей надо поспать. Канкиль!
Трусла невольно сильнее прижала к себе пушистую крошку, так не хотелось ей отпускать это тёплое существо. Но потом она подумала, что ведь с ней теперь Симонд. Крошка-помощница шаманки побежала к хозяйке, склонившейся над Одгой, и проворно шмыгнула под меховое одеяло. Трусла не сомневалась, что там сейчас её тепло нужнее всего.
— Трусла, — позвал Симонд тем ласковым голосом, который всегда давал ей ощущение, что они с ним одно неразделимое целое. — Тебе нужно отдохнуть.
Не дожидаясь её согласия, он подхватил жену на руки и отнёс в каюту Как было бы хорошо, если бы каюта принадлежала им двоим, подумала Трусла. Но он и сам пристроился рядом с ней, словно думал о том же, о чём и она. Он стал гладить её по голове и целовать, и в этих поцелуях она чувствовала не страсть, а радость, что они вместе.
Она спала, но не видела никаких снов. Она не плясала в песчаном вихре, не пряталась от бредовых образов Ундии, а отдыхала, окунувшись в бархатную тьму, в которой ей так хорошо и покойно.
Зато других преследовали сновидения. Фрост дважды доставала кристалл, чтобы погрузить Одгу в более глубокий сон, а Канкиль то и дело принималась жалобно пищать и вскрикивать от страшных картин, которые вспоминались во сне бедной девушке.
Всё, что поведала Ундия, когда между двумя девушками, разделёнными многомильным пространством, установился удивительный контакт, оказалось правдой Два раза Фрост пришлось вмешаться, чтобы отогнать видения Одги, которая во сне вновь переживала случившееся.
Наконец девушка от изнеможения погрузилась в глубокое забытьё, в котором ей уже не требовалось целительной помощи волшебного кристалла. Убедившись, что она успокоилась, Фрост и Инквита, неотлучно сторожившие её сон, подняли головы и взглянули друг на друга с тревожным и озабоченным выражением.
— Я не знакома с севером, — почти беззвучно проговорила Фрост. — Какое зло повадилось тут бродить? Если ты и не знаешь всего, расскажи мне ваши легенды, сестра!
— Нам знакомы только недобрые сны, — ответила шаманка. — Но в последние дни перед тем, как мы ушли на юг, они стали смертельно опасными и начали убивать людей.
Её руки, лежавшие на коленях, задвигались, точно рисуя узоры:
— Надобно знать, сестра, что Сила передаётся у нас по наследству из рода в род. Моя прабабка была сновидицей очень большого племени. Теперь от него сохранился жалкий остаток. Дурные сны бывали всегда, во всех поколениях. Но никогда они не имели над людьми такой власти. Сила разрушала их, но никто не умирал и не сходил с ума. Потом, — шаманка глубоко вздохнула, — что-то такое случилось, чего я не знаю. От тебя я услышала, что произошёл неуправляемый взрыв стихийных магических сил, когда исчез Магический камень, замыкающий врата. Я вполне могу понять ваши страхи перед Злом, которое может восстать за пределами нашего мира и ворваться к нам. Вот и эта бедняжка толкует об айсбергах, которые сбиваются в стаи и гонят навстречу гибели корабли. Такое могут сделать только силы Тьмы.
Фрост кивнула и снова надела на шею цепочку с кристаллом, теперь серым и тусклым.
— Опять Силы Тьмы! — устало вздохнула Фрост. Но Инквита только усмехнулась:
— Опять и опять, сестра! Но на нашей стороне — доблестные воители, готовые сразиться с Тьмой, и мы поведём их на битву!
Глава 34
Плавание к Западному Побережью, Север
Подобрав терпящую бедствие лодку, «Разрезатель волн» вскоре изменил курс. До сих пор им ни разу не повстречались плавучие льдины, но капитан Стимир предпочёл следовать более длинным маршрутом, чтобы избегнуть встречи с опасностью, которая погубила «Летящую чайку» и всю её команду.
Дарг ясно обозначался на всех корабельных картах северных морей, но располагался гораздо восточнее. Перемена курса означала несколько лишних дней пути, поскольку на западе попадалось много предательских мелей и рифов, и, как правило, моряки старались не заходить в эти воды.
На второй день Ундия оправилась от пережитых вместе с Одгой страданий и, несмотря на все уговоры, вернулась на свой наблюдательный пост на носу корабля, в первый день с ней на всякий случай остался стоять вахту капитан Джоул.
Одга по-прежнему спала глубоким сном на койке Ундии, и возле неё по очереди дежурили Фрост и Инквита, а Канкиль так и лежала, свернувшись клубочком, возле неподвижно распростёртой девушки. Трусла не знала, чем она ещё может помочь, но жалость к бедняжке не давала ей покоя, и она по нескольку раз в день наведывалась к ней в каюту.
Она чувствовала озабоченность и беспокойство салкаров. Топоры и мечи вынули из промасленных чехлов, в которые их обычно прятали, чтобы оружие не заржавело от солёных морских брызг, и держали наготове. И целые дни напролёт разносился несмолкающий скрежет железа по точильному камню. На средней мачте постоянно находились дозорные, сменявшиеся каждый час из-за пронизывающего ветра.
Время от времени Ундия бралась за рожок, который висел у неё на поясе, чтобы протрубить мелодичный сигнал; повинуясь его мелодии, матросы выполняли те или иные действия, большей частью непонятные для Труслы. Два раза капитан вызывал к себе Симонда, очевидно для того, чтобы, воспользовавшись его опытом, предугадать коварные уловки Тьмы. Ведь Симонд, хотя и служил в сухопутных войсках, однако будучи начальником одного из эсткарпских разведывательных отрядов, дважды делал такие находки, что после его донесений туда срочно отправлялась одна из колдуний, чтобы навести порядок.
На четвёртый день они повстречали первое предзнаменование ожидающих впереди трудностей. Когда-то в давние времена забытый ныне путешественник, устрашённый кознями морской стихии, сложил на диком утёсе, со всех сторон омываемом волнами, башенку из камней, с тех пор она стояла там целая и невредимая, точно сделанная из одного куска. Волны иногда заливали вершину утёса, но, как ни ярилось море, башня продолжала стоять нерушимо.
На верхушке остроконечной башенки сидел металлический диск. Против него море также оказалось бессильно, и за все годы он не потускнел. Ундия достала жезл, увенчанный подобным же диском, и подняла его над головой. Диск на башне мигнул вспышкой света.
— Свет Хотрота! — Эти слова произнёс могучий богатырь Ханса, который остановился около Труслы. — Говорят, он отдал один глаз за этот маяк для всех нас. И ведь правда, какая-то сила не даёт ему упасть!
Корабль чуть-чуть изменил направление. Ундия наклонилась вперёд со своего сидения, пристально вглядываясь в волны, разбегавшиеся из-под носа корабля. Звук её рога вызвал на палубе кипучую деятельность.
Теперь уже и Трусла разглядела встававший из-за западного горизонта берег. Неведомая земля. Та часть Арвона, в которой правили четыре князя Мантии, находилась южнее. На ярмарке возле пристани Трусла обратила внимание на какие-то серые меха, которых не хотели брать покупатели, и услышала тогда название «волк-вонючка» От мехов и впрямь несло неприятным запахом, а от недовольных покупателей она узнала, что это мех зверя, который не водится в восточных землях, а в западных с ним стараются не встречаться.
В продолжение этого дня, включая и долгие сумерки, которыми знаменито северное лето, «Разрезатель волн» шёл курсом, который указывал рожок Ундии.
Наконец капитан приказал девушке покинуть пост, и её сменил Джоул, чтобы дать ей время поесть и попить. Но Ундия наотрез отказалась уходить в свою каюту и прилегла прямо на палубе, где ей устроили подстилку из парусов и одеял.
На ночь глядя Трусла напоследок решила заглянуть перед сном к Одге. На полу, скрестив ноги, сидела Фрост и тихонько покачивалась в такт кораблю. Она дремала, свесив голову на грудь.
Вслед за Труслой вошла, осторожно приоткрыв дверь, Инквита. Обе женщины были на грани изнеможения от бессонницы. В слабом свете фонаря, раскачивавшегося под потолком, они показались Трусле осунувшимися и измученными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83