Призвав все оставшиеся силы, Кетан попытался её удержать. Но так же, как лунный цветок, она растаяла у него перед глазами. Кетан остался в одиночестве, благодатный покой, который он испытал в святилище, для него был нарушен.
Он знал, что исчезнувшая гостья не могла быть посланницей Тьмы. Быть может, она служила Владычице, чьё изваяние находится на каменном престоле, и та послала её, чтобы напомнить ему о себе? Или то была какая-то весть?
Кетан понял, что больше ему не заснуть. Свернувшаяся у него в ногах Юта заворчала во сне. Он укрыл кошку одеялом, а сам отправился в путь, поискать за пределами очарованной рощи что-нибудь земное и обыкновенное, что было бы более доступно для его понимания.
— Кто идёт? — окликнул его голос из мрака, и Кетан подумал, что, как видно, не только ему трудно воспринимать это загадочное место как обитель чистого Добра.
— Фирдун? — спросил он, услышав знакомый голос.
В темноте послышалось движение, и невидимая рука крепко стиснула его локоть:
— Существует множество разных талантов; у каждого из нас есть свой. Это мы знаем.. Но… Не кажется ли тебе, что твоя сестра нашла этой ночью такую стезю, которая уведёт её далеко от наших земных путей?
— Не знаю, — искренне ответил Кетан.
Новая встреча отвлекла его от размышлений о ночной посетительнице, и он задался вопросом, отчего это сына Грифонии так взволновал обряд, при котором они оба присутствовали.
— Ведь вы с нею одного племени, — начал свои объяснения Фирдун, но Кетан перебил его, не дослушав:
— Между нами нет кровного родства, мы только воспитывались вместе. Я, как тебе известно, оборотень, а Эйлин воспитанница моей матери, целительницы и Колдуньи. Когда обнаружилось, что она обладает великим даром, её отправили в Линарк, а там поняли, что её призвание — служение Луне.
— У этих эсткарпских женщин хватило силы, чтобы сдвинуть горы, — сказал Фирдун, и Кетан, несмотря на темноту, в которой не видно было лица собеседника, расслышал в его голосе жестокую обиду. — Но к мужчинам они относятся как к низшим существам. О! — горько воскликнул Фирдун, и Кетан ощутил дуновение ветра от резкого взмаха, которым сопровождался этот стон. — Я сам не знаю, что говорю, но только, если Эйлин нас покинет..
— Этого не случится, пока мы не выполним своей задачи, — сказал Кетан.
Он уже начал догадываться, в чём тут дело… Эйлин… Сын земли Грифонии. Извечное влечение мужчины к женщине и женщины к мужчине. Так было всегда от начала времён. Порой они ошибаются, и это кончается горем, а порой, как случилось с родителями Кетана, Джилан и Херрелом, их связывают столь крепкие узы, что их ничто не может разорвать. Но со стороны никогда нельзя заранее угадать, чем это должно кончиться.
— Она останется с нами, — повторил Кетан, хорошо понимая, что для Фирдуна это лишь слабое утешение. — Она останется с нами, пока мы не выполним нашу задачу. Со временем многое меняется, и несходные таланты иногда на удивление хорошо приспосабливаются друг к другу.
В ответ послышался вздох, затем Фирдун сказал:
— Вон там, рядом, — стан кайогов. Пойдём, что ли, покараулим вместе с ними?
Он сказал это так, словно о том, чтобы поспать, для него не могло быть и речи.
Вдалеке от рощи, окружавшей чудесный престол, Гьюрет в полном воинском снаряжении, готовый к любой неожиданности, шёл по следу, который мог отыскать только такой опытный коневод, как он. Тщательно отобранные для похода верховые лошади из кайогских табунов были приучены поджидать своего наездника на том же месте, где их оставили, для этого всаднику достаточно было перекинуть уздечку, чтобы она волочилась по земле.
Поэтому стеречь приходилось только вьючных лошадей, отличавшихся строптивостью. Однако на этот раз кайогам доставил много лишних хлопот молодой мерин Васан. Гьюрет объяснял это тем, что рядом паслись кони оборотней, хотя эти животные, как и положено хорошо обученным боевым коням, вели себя спокойно и никого не трогали.
Нынче ночью кайоги, взволнованные тем, что им довелось увидеть в незнакомом святилище, разбивая свой стан, не позаботились о том, чтобы хорошенько стеречь лошадей, а просто выпустили их пастись на лугу. Вьючных лошадей они, как всегда, не оставили без присмотра, а верховых предоставили самим себе. Тем не менее, они, как и следует в незнакомой местности, выставили одного караульщика, обязанного следить за конями и, прохаживаясь среди пасущегося табуна, негромко разговаривать с лошадьми, успокаивая их привычными словами.
Гьюрет обнаружил, что Васана нет рядом с Вартином, с которым они всегда ходили в паре. Обойдя по кругу весь табун и убедившись, что Васана нигде не видно, он вернулся в стан, разбудил Обреда и предупредил, что отправляется по следу на поиски пропавшего коня. Коней совсем недавно выпустили на пастбище, и Гьюрет не мог понять, почему Васану вздумалось убежать. Васан принадлежал к его тройке: каждый из кайогов взял с собой по три лошади, так как две нужны были для подмены, чтобы животные не слишком утомлялись, поэтому Гьюрет считал себя ответственным за странное поведение Васана.
Гьюрет пустился на поиски до того, как Фирдун и Кетан пришли в стан кайогов, а Обред уже скрылся во тьме, подменив ушедшего часового.
По счастью, местность была ровная и поблизости не было ни одной рощи. Стояла светлая ночь, хотя луна уже пошла на убыль. Гьюрет свистнул и остановился, прислушиваясь, не раздастся ли топот приближающихся копыт.
Ничего не дождавшись, он опустился на четвереньки и по примятой траве скоро отыскал след Васана. Он удивился, поняв, что Васан, вместо того, чтобы спокойно пастись, скакал во весь опор, словно спешил на чей-то призыв.
Отправляясь на поиски, Гьюрет оставил в стане кольчугу и шлем. Ночь была такая тёплая, а разлитое вокруг ощущение покоя было таким сильным, что, уходя, он даже не вспомнил об оружии и доспехах, оставленных в постельной скатке. Немного поколебавшись, возвращаться ли ему назад за снаряжением, он решил идти дальше так, как есть, чтобы не беспокоить товарищей. Васан не мог ускакать слишком далеко от стоянки, а впереди виднелся островок леса, и конь, скорее всего, остановился у опушки.
Гьюрет хорошо изучил все следопытские премудрости, необходимые при поисках пропавшей лошади. Поскольку вся жизнь клана зависела от обученных лошадей, кайоги никогда не мирились с потерей хотя бы одного животного. Идя по следу, Гьюрет набрёл на ручей, протекавший в глубоком овраге, и чуть не свалился в воду, поскользнувшись на мокром глинистом склоне.
Внимательно осмотрев почву, он снова обнаружил след; не пересекая ручья, конь поскакал вдоль его русла на север, причём ни разу не останавливался, чтобы спокойно пощипать траву, а только срывал на бегу отдельные пучки.
Гьюрет вновь издал призывный свист. В ответ послышался только крик какой-то ночной птицы. Гьюрет засомневался, правильно ли он поступил, когда, никого не предупредив, отправился среди ночи бродить по незнакомой местности.
Хорошенько изучив следы, он выпрямился и вдруг услышал пронзительный крик. Гьюрет порадовался, что при нём хотя бы меч, который он взял с собой, когда заступал на стражу. Выхватив его из ножен, он ринулся вперёд.
Крики повторялись. Иногда Гьюрет различал среди доносившихся звуков конское ржание, в котором слышались боль и страх. Он узнал голос Васана.
Ручей сделал петлю и снова повернул на север. Тут послышались новые голоса, на этот раз, как показалось Гьюрету, человеческие. Он замедлил бег, чтобы сначала разобраться, с какой опасностью предстоит столкнуться, и не собирался, очертя голову, кидаться в бой, не видя противника.
Свернув в сторону, кайог углубился в камышовые заросли; они стояли так густо, что ему пришлось прорубать дорогу мечом. Верхушки стеблей качались над головой Гьюрета, не позволяя увидеть, что делается впереди.
— О Великие, Вещие! Силы Тьмы восстали!
Разумеется, Васан не произносил вслух этих слов! Но в следующую секунду снова прозвучал боевой клич коня, вступившего в жестокую схватку и отчаянно отбивавшегося от наседавших врагов.
Продравшись сквозь камыши, Гьюрет выскочил на открытое место и увидел коня, который, встав на дыбы, топтал копытами каких-то мелких тварей, кишевших вокруг него. Ещё не выбравшись из зарослей, Гьюрет сквозь просветы успел разглядеть смутно маячившую впереди фигуру двуногого существа, имевшую, как показалось Гьюрету, человеческие очертания; неизвестный боец тоже сражался с нападавшими на него тварями, нанося удары коротким мечом.
Воин-кайог уже понял, на чьей стороне его место. Он ринулся в гущу копошащихся существ, но те вместо того, чтобы броситься на него, разбегались, едва он к ним приближался.
Поднимая меч для нового удара, Гьюрет увидел на острие нечто, показавшееся ему, несмотря на полумрак, настолько странным, что он тотчас же резким движением отбросил это чудо подальше.
— Во имя Триединой! — сорвалось с его уст невесть откуда всплывшее в памяти заклинание. — Во имя Девы, во имя Великих Древних Предков, стерегущих Последние Врата, прошу, даруйте нам часть своей силы, своего могущества!
Тень на берегу пошатнулась и стала клониться, меч выпал из рук незнакомца. Вот он схватился за грудь, и Гьюрет подумал, что он, наверное, ранен своими противниками.
— Владычица! — послышался тихий возглас. — Ты, в чьей воле назначить час смерти! Не покидай нас без помощи!
И вдруг Гьюрет ощутил, что в него вселилась откуда-то непонятная сила, которая дважды посещала его, когда приходилось отбиваться от лазутчиков Гарта-Хауэлла, и помогала одержать победу. Всю землю вокруг усеяли тела ползучих гадин. Его меч излучал яркий свет, так что ему было хорошо видно поле боя. Гьюрет увидел пауков, жаб и каких-то неведомых тварей. Они издыхали, не издавая ни звука. Тяжело дыша, Гьюрет остановился перед грудой мёртвых тел, в которой уже никто не двигался.
Рядом заржал Васан и с фырканьем прискакал, давя копытами побеждённую нечисть, чтобы ткнуться мордой в плечо Гьюрета; конь снова стал прежним — послушным и верным товарищем.
— Ты ранен? — обратился Гьюрет к незнакомцу, ласково поглаживая чёлку Васана.
— Ничего страшного! Немного покусан и только, — ответил тот спокойно. — Теперь юринги больше не явятся на Его зов!
Носком сапога говоривший поддел один из трупиков:
— За это вам надо сказать спасибо. Но то, что Она послала мне на помощь одного из Своих слуг, после того, как… Это… это…
Незнакомец умолк, словно захлебнувшись от волнения, и Гьюрет увидел, как его смутная тень покачнулась и стала падать. Гьюрет подскочил к нему, чтобы поддержать. Помогая чужаку подняться, кайог увидел, что тот без воинских доспехов. На нём была обычная мягкая одежда, состоявшая из длинной куртки и штанов.
Гьюрет почувствовал на своей щеке дыхание незнакомца, лёгкое, но прерывистое, словно бы тот плакал. Васан тотчас оказался рядом.
Не дожидаясь приказания, конь выполнил самое сложное, из того, что умел делать, — опустился на колени. Гьюрет взгромоздил незнакомца на животное и обрадовался, когда увидел, что тот сам протянул руку, чтобы уцепиться за гриву. Тогда Гьюрет тоже вскочил на коня и отправился домой, в стан кайогов.
Подъезжая, он увидел, что там никто не спит. На востоке уже занимался рассвет, поэтому Гьюрет понял, что потратил на поиски гораздо больше времени, чем ему казалось. Тотчас же навстречу ему подбежал Лиро:
— Здравствуй, друг! Что случилось?
С другой стороны к нему спешили Фирдун и Кетан, которые приняли на руки незнакомца и уложили его на походное ложе. В воздухе все ещё витал аромат цветущих деревьев, но цветы уже сложили свои лепестки и свернулись в плотные трубочки. Из рощи вынырнула Эйлин, которая бегом спешила к ним на помощь с лекарской сумкой через плечо.
В свете занимающегося дня Гьюрет наконец разглядел найдёныша. Незнакомец был тонок, как тростинка, он лежал на земле с закрытыми глазами; глядя на это лицо, Гьюрет понял, что перед ним совсем юный отрок. Кетан взял безвольно свисавшую руку и повернул ладонью вверх. На израненных запястьях виднелись глубокие шрамы, оставленные путами. На лице виднелись следы побоев. Фирдун снял с мальчика башмаки и невольно вскрикнул от возмущения, обнаружив там такие же шрамы, как на запястьях, на одной лодыжке зияла открытая рана — очевидно, след от укуса, оставленный одной из тех тварей, с которыми сражался подросток.
Они помогли Эйлин раздеть отрока. Он оказался так худ, что можно было пересчитать все ребра, как будто его долго морили голодом. Эйлин достала снадобья и занялась ранами и ссадинами мальчика, умело и бережно смазывая каждую и накладывая повязки.
— Это Хардин из Хола в земле Серебряной Мантии, — сказала Элайша, которая сразу узнала его, как только подошла. — Но он принадлежит Гарт-Хауэллу.
Подумав одну или две секунды, Эйлин покачала головой и уверенно сказала:
— Нет, это не так. Взгляни и убедись сама!
Она взялась за жезл с лунным цветком, заткнутый за ремень сумки, и подняла перед собой. Венчавший верхушку цветок, который служил ей средоточием волшебной силы, не закрылся, как те, что росли на деревьях, а сиял таким ярким светом, какого она не видела прежде.
Она медленно провела цветком над телом мальчика от головы до пят и обратно. Он шевельнулся и открыл глаза. Взгляд его остановился на Эйлин. Увидев её, мальчик сжался, стараясь поглубже зарыться в одеяло.
— Во мне поселилась скверна, — сказал он, и на глазах у него выступили слёзы. — Я стал не тот…
— Смотри! — властно приказала Эйлин. — Смотри и верь своим глазам!
— Злой человек порвал узы Добра, — сказал мальчик, заслоняя лицо перевязанной рукой. — Он воззвал к Владыкам Тьмы и предал меня во власть…
— Никого нельзя предать кому-то во власть против собственной воли, — строго возразила Эйлин. — Разве ты сам подчинился служителю Великой Тьмы?
Мальчик качнул головой:
— Нет! Если это и случилось, то без моего согласия. Но я был там и видел… И повергся во прах перед волей того, чей взор смотрел на меня оттуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83