Еще дюжина таурентинов бросилась на подмогу своим товарищам, ряды которых быстро таяли.— Если после этой рубки из них вообще кто-нибудь останется в живых, — закончил тему Ремиус, расправляясь с очередным противником.Таурентины, один за другим спускавшиеся с верхних рядов трибуны, все продолжали выбегать на арену.Хо-Ту с кривым ножом в руке, с которого текла кровь, тоже словно вырос откуда-то из-под земли и стал рядом с нами.В ту же секунду я едва успел отбить направленный ему в грудь вражеский клинок.— Думаю, здесь более уместен меч, нежели твой крохотный ножик, — заметил ему Мурмилиус.Хо-Ту выхватил меч и словно в оправдание заработал им изо всех сил.— Убейте их! — донесся до меня крик Филемона.Еще не меньше сотни таурентинов перемахнули через барьер, отгораживающий зрительные трибуны от арены стадиона, и бросились к нам.Мы начали пробивать себе дорогу среди уставших, изнуренных схваткой, окровавленных таурентинов к этому новому, полному сил вражескому подкреплению.— Я уложил семнадцатого! — крикнул Ремиус Хо-Сорлу.— А я уже давно сбился со счета, — ответил ему Хо-Сорл.Ремиус сердито рассмеялся и добавил ещё одного к списку своих жертв.— Наверное, у меня на счету уже сотни две, не меньше, — тяжело дыша, продолжал подсчет Хо-Сорл.По счастью, нападавшие таурентины не могли наброситься на нас все сразу и вынуждены были атаковать небольшими группами, справиться с которыми нам было легче.— Слин хвастливый! — крикнул товарищу Ремиус и тут же добавил: — Девятнадцатый!Хо-Сорл завалил на землю очередного противника.— Двести шестой, — с легкой небрежностью довел он до сведения товарища, тут же переключаясь на очередного противника.— Тише! — заорал Мурмилиус, и те послушно замолчали.Теперь они дрались молча, и среди яростного звона мечей раздавались только ожесточенные вопли атакующих да стоны смертельно раненных.— Их слишком много! — не удержался я.Мурмилиус не ответил; он продолжал биться.В секундное затишье я повернулся к нему, но, как и прежде, не смог различить хоть каких-нибудь черт лица этого легендарного человека.— Кто вы? — спросил я.— Я — Мурмилиус, — рассмеялся он.— А почему Мурмилиус дерется бок о бок с Тэрлом Кэботом? — поинтересовался я.— Точнее говоря, — ответил он, — это Тэрл Кэбот дерется бок о бок с Мурмилиусом.— Что-то я не понимаю, — признался я.— Мурмилиус, — гордо ответил он, — ведет борьбу. Он сражается.— Я тоже сражаюсь, но мое сражение несколько отличается от того, что ведет Мурмилиус.— Верно, — ответил он, — и прежде всего тем, что ты ведешь войну, не совсем понимая, за что именно.— А какую же войну ведете вы? — допытывался я.— Свою собственную, — сказал он, расправляясь с очередным нападающим.Тут, к своему изумлению, я заметил сражающегося в наших рядах простого воина, не таурентина, шлем и щит которого не были украшены золотом, а плечи не покрывала алая накидка, свидетельствующая о принадлежности к личной охране убара.Я не стал расспрашивать его, только с благодарностью принял его помощь.Новый отряд таурентинов численностью человек в двести перебрался за разделительный барьер стадиона и побежал по направлению к нам.На трибунах между тем также разгорелась потасовка не только между зрителями и таурентинами, но и между самими болельщиками, превратившимися из сторонних наблюдателей в непосредственных участников. Кое-где происходило настоящее сражение, и в нескольких местах я заметил дерущихся с таурентинами обычных воинов.Оставшихся для удержания зрителей на местах таурентинов в конце концов оказалось недостаточно, чтобы справиться с толпой, и тысячи людей, сломив сопротивление охранников, словно гигантская волна, выплеснулись на поле и окружили ложу убара. Где-то в зрительских рядах я заметил Хула, который что-то говорил окружившим его людям, и те, сбрасывая с себя плащи и накидки, обнажали спрятанное под ними оружие и торопились вступить в борьбу против сторонников Кернуса.Я увидел, как Филемон с белым как мел, искаженным ужасом лицом торопливо оставил ложу убара и выбрался со стадиона по индивидуальному, предназначенному только для приближенных к убару лиц выходу. За ним последовали семь-восемь таурентинов.— Народ поднялся! — воскликнул Хо-Сорл.— Ну, — повернувшись ко мне, рассмеялся Мурмилиус, — теперь, я надеюсь, ты не считаешь, что их слишком много?Собравшиеся на арене таурентины, которых набралось здесь уже, вероятно, три-четыре сотни, заметались по полю, пытаясь добраться до выходов со стадиона, расположенных в нижней части зрительских трибун.Волны народа продолжали перетекать через заградительный барьер и захлестывать песчаное поле. Среди этой многотысячной людской массы я различил несколько десятков человек с шелковыми алыми повязками на левой руке, отдающих приказы и распоряжения.Мы с Мурмилиусом, с трудом пробравшись через груду распростертых на земле мертвых тел, подошли к Ремиусу, Хо-Сорлу и Хо-Ту. Я протянул Хо-Ту ключ от своего шлема, отданный мне Таис. Тот открыл замок и снял с меня шлем.В лицо мне дохнул свежий воздух, в уши ворвался неистовый гул толпы. Люди приближались к нам, но слов разобрать было невозможно.— Могу ли я взглянуть теперь на лицо Мурмилиуса? — спросил я.— Еще не время, — ответил этот легендарный человек.— И каким будет ваш следующий шаг в этой вашей войне? — поинтересовался я.— Следующий шаг в ней будет твоим, Тэрл Кэбот, — ответил Мурмилиус.Он указал на верхние ряды зрительских трибун, где на краю стены я увидел человека, удерживающего за уздечку темно-коричневого тарна.— Гладиусу с Коса этим вечером, конечно, следует принять участие в состязаниях на Стадионе Тарнов, — сказал Мурмилиус.— Вы знаете и об этом? — я был поражен.— Поторопись! — скомандовал он. — Стальные должны одержать победу!— А как же вы?Мурмилиус широким взмахом обвел рукой поле стадиона.— Отсюда мы пройдем маршем по улицам города, — ответил он, — и направимся к Стадиону Тарнов.Я добрался до разделительной стены и накинул себе на плечи протянутый мне человеком с алой повязкой на руке плащ. Тарн, которого он удерживал за уздечку, был обычной, предназначенной для полетов под седлом птицей. Подтянув стремена, я ещё раз бросил взгляд на кажущихся отсюда, с высоты, такими маленькими Мурмилиуса, Хо-Сорла, Ремиуса и Хо-Ту, на поле, заваленное трупами, и толпу.Мурмилиус, глядя в мою сторону, поднял вверх свой меч — приветствие воину, равному себе. Значит, он тоже из касты воинов, понял я. Я ответил ему тем же торжественным салютом.— Поторопись, — сказал мне человек, удерживающий тарна за поводья.Я дернул поводья, и послушная птица взмыла в небо, проплывая над мостами и цилиндрами Ара и оставляя далеко внизу людей, с которыми мы только что сражались бок о бок, защищая то, названия чему я ещё не мог для себя определить. Глава 22. СТАДИОН ТАРНОВ Я посадил тарна сразу за зрительскими рядами Стадиона Тарнов, на разминочную площадку стальных.До моего слуха долетел сигнал гонга, сообщающий о скором начале состязаний.Едва птица моя коснулась песчаного покрытия площадки, ко мне подбежали четверо вооруженных арбалетами людей.— Постойте! — крикнул я взявшим арбалеты наизготовку людям. — Я тоже принадлежу к стальным.У каждого из окруживших меня была серо-голубая нарукавная повязка, свидетельствующая о том, к какой именно группировке они принадлежат.— Кто ты? — крикнул один из них, не опуская оружия.— Я — Гладиус с Коса, — ответил я.— Вполне может быть. Ростом и телосложением ты на него похож, — согласился второй, однако оружие их все так же было нацелено мне в грудь.— Пойдемте, тарн должен меня узнать, — сказал я, спрыгивая со спины принесшей меня птицы и бросаясь к насесту черного тарна.Внезапно посреди дороги я остановился. Неподалеку от ближайшего насеста лежал небольшой гоночный тарн, мертвый, с перерезанным горлом. Рядом с ним лежал на земле его раненый наездник. Я знал этого человека, его звали Каллиус.— Что здесь произошло? — недоуменно воскликнул я.— К нам сюда пожаловали желтые, — мрачно ответил один из арбалетчиков. — Они убили этого тарна, смертельно ранили его наездника. Но нам удалось их отбить.Второй из сопровождавших меня угрожающе поднял арбалет.— Если ты не Гладиус с Коса, — многообещающе произнес он, — ты умрешь.— Не беспокойся, — ответил я ему и, насупившись, зашагал к насесту, где, я знал, меня должен дожидаться огромный тарн, изумительный, самый лучший тарн во всем Ко-Ро-Ба, мой Убар Небес.Подойдя ближе, мы услышали дикий крик тарна, полный ненависти и жажды битвы. Мы невольно замедлили шаг.Перед площадкой у насеста тарна я заметил лежащие на земле тела пятерых человек, точнее, то, что от них осталось.— Желтые, — кивнул один из шедших у меня за спиной. — Они пытались его убить.— Это настоящая боевая птица, — добавил второй.Я ещё издали увидел кровь на клюве тарна и его пылающие дикой яростью черные глаза.— Даже если ты Гладиус с Коса, будь осторожен, — предупредили меня мои спутники. — Тарн уже попробовал крови.Я увидел, что длинные, прочные как сталь когти птицы тоже в крови. Она с воинственным, хищным видом наблюдала за нами, упершись лапой в распластанное перед ней человеческое тело. Затем, не спуская с нас глаз, она мощными когтями оторвала руку от окровавленных останков и отправила её в клюв.— Не приближайся, — остановил меня сопровождающий.Я ждал: вмешиваться в пиршество птицы было бы крайне неблагоразумно. До моего слуха донесся третий удар гонга, призывающий участвующих в состязании занять стартовые позиции. На трибунах раздавались оживленные крики зрителей.— Какой это заезд? — спросил я, внезапно испугавшись, что могу опоздать.— Восьмой, — ответили мне. — Следующим будет заезд на приз убара.— В нем должен был выступать Каллиус, — сказал я.А Каллиус лежит сейчас смертельно раненный, птица его мертва.— Один заезд мы уже пропустили, — с мрачным видом сообщил один из стальных. — Как раз седьмой.Каллиус ранен, тарны ещё на насестах… Нет, стальные не смогут принять участия и в этом заезде. Моего собственного тарна, если он и подпустит меня к себе, мне все равно не подготовить к старту раньше начала девятого заезда на приз убара. Таким образом, даже если стальным и удастся одержать победу в девятом решающем круге, командное состязание в целом они проиграли.— Хорошо нас отделали, — вырвалось у меня.— Но от нас сейчас выступают, — сказал тот самый подозрительный из моих сопровождающих, что все ещё продолжал держать арбалет наготове.Я удивленно посмотрел на него.— Мип, — сказал он, отвечая на мой невысказанный вопрос.— Но он же только подсобный рабочий, — скептически заметил я.— Он участвует от нас в этом заезде, — подтвердил человек.— На чем он выступает?— На своем собственном тарне, — ответил он. — На Зеленом Убаре.— Но ведь это старая птица, — сказал я. — Она не участвовала в состязаниях уже несколько лет. Да и Мип… — я замялся, — хотя и знает очень многое о соревнованиях, но ведь он всего лишь подсобный рабочий!Один из сопровождавших посмотрел на меня и рассмеялся. Второй, тот самый, подозрительный, направил арбалет мне в грудь.— Он может быть и лазутчиком желтых, — сказал он своим товарищам.— Может, — согласился, очевидно, старший арбалетчик.— А как мы проверим, действительно ли он Гладиус с Коса или нет? — спросил один из стоящих у меня за спиной.Я усмехнулся.— Тарн меня узнает.— Он уже попробовал крови, узнал вкус человеческого мяса, — сказал предводитель четверки. — Он научился убивать. Не приближайся к нему сейчас, это плохо окончится для тебя.— У нас мало времени, — сказал я. — Мы не можем терять его понапрасну.— Подожди! — крикнул старший.Я шагнул по направлению к громадному черному тарну. Он стоял у самого насеста, цепью привязанный к нему за ногу. Длина цепи была футов двадцати пяти, не больше. Я приближался медленно, вытянув вперед открытые ладони. Тарн не сводил с меня глаз.— Птица не знает его, — заявил тот, что все время проявлял ко мне недоверие. — Нет, точно не знает.— Успокойся, — тихо сказал ему старший группы.— Он просто безумец, — прошептал их товарищ.— Верно, — согласился старший. — Безумец или Гладиус с Коса.Тарн, эта громадная, свирепая птица, приученная горианцами передвигаться под седлом, является существом диким и хищным, не имеющим себе соперников в безбрежном голубом океане поднебесья. При всех усилиях её едва ли удается приручить по-настоящему. Даже тарнсмены редко приближаются к ней без оружия или стрекала, а когда она принимает пищу, подходить к ней вообще считается безумием. Все её инстинкты, как, впрочем, и у большинства хищников, направлены на защиту самой себя и на убийство всего, что её окружает.Подсобным рабочим, называемым зачастую тарноводами, несмотря на все их вооружение и безотказно действующие стимуляторы, нередко приходилось рисковать жизнью даже при воспитании и обучении птенцов тарнов, с самых первых дней своего появления на свет достигавших размеров жеребенка.— Отойди от него! — предупредил старший.Я осторожно продвигался вперед, пока не оказался в пределах досягаемости прикованной за ногу птицы. Тогда я заговорил с ней.— Ты мой убар, Убар Небес. Ведь ты узнаешь меня, правда?Я подошел ближе, очень медленно, держа открытые ладони вытянутыми вперед, опасаясь сделать какое-нибудь неверное, поспешное движение. Птица неотрывно наблюдала за мной, с её клюва свисали окровавленные остатки тела желтого.— Вернись! — крикнул за моей спиной один из арбалетчиков, и я с удовлетворением узнал голос того подозрительного, высказавшего предположение, что я могу оказаться лазутчиком желтых. Даже он отлично понимал, что может сейчас произойти.— Нам нужно выступать, Убар Небес, — говорил я, подходя к птице ещё на шаг. — Мы должны участвовать в этих состязаниях.Я медленно протянул руку и, вытащив у него из клюва останки человеческого тела, очень осторожно отложил их в сторону, на землю. Птица не сделала попытки ударить меня.За спиной я услышал изумленные возгласы арбалетчиков.— Ты хорошо сражался, ты молодчина, — продолжал я разговаривать с птицей, поглаживая её забрызганный кровью длинный, крепкий, хищно изогнутый, как ятаган, клюв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59