— закричала Сура и подбежала к шокеру. Он все ещё был включен на полную мощность, и его наконечник раскалился так, что на него больно было смотреть.— Стимулятор стоит на смертельной отметке, — сказала она. — Опустите оружие.Ее душили рыдания, глаза были закрыты. Она стиснула стимулятор обеими руками и поднесла его наконечник к горлу.— Стой! — закричал я.Хо-Ту, отшвырнув кривой нож, бросился к Суре и вырвал у неё шокер. Он нажал кнопку выключателя и бросил опасный прибор подальше. Когда он сжал Суру в объятиях, плечи его содрогались от рыданий.— Убей меня, — сказал он, поворачивая ко мне свое лицо со сверкающими на глазах слезами.Я не хотел поднимать руку на безоружного.— Но только помни, я никого не убивал ни в Ко-Ро-Ба, ни где-либо еще, — добавил он.— Убей нас обоих, — сказала Сура, прижимая к себе безобразного Хо-Ту, — хотя он невиновен.— Это он убил, — сказал я.— Нет, — покачал головой Хо-Ту, — я не тот, кого ты ищешь.— Это был именно ты, — настаивал я.— Нет, — повторил Хо-Ту.— А кто только что так же пытался убить и меня?— Да, это так, — признал Хо-Ту. — Ты увел мою женщину.— Ты глупец, — целуя его мокрыми от слез губами, бормотала Сура. — Неужели бы ты убил из-за простой рабыни?— Я люблю тебя! — воскликнул Хо-Ту. — Люблю!— И я тоже, Хо-Ту, — ответила она. — Я тоже люблю тебя!Он застыл, пораженный этим признанием. Этот грубый, всегда невозмутимый человек, казалось, был потрясен. Даже мне было заметно, как дрожали его лежащие на плечах Суры узловатые руки.— Ты любишь? — спросил он. — Любишь Хо-Ту, который так уродлив, что недостоин называться человеком?— Да, люблю уже много лет.— Я даже не человек, — запинаясь, бормотал он.— В тебе, Хо-Ту, уживается и храброе сердце ларла, и нежность цветка. Я нашла в тебе и доброту, и уважение, и силу — все, что может дать человеку любовь, — она честно смотрела ему в глаза. — Никто на Горе не достоин называться человеком больше, чем ты.— Я никого не убивал, — сказал он ей.— Я знаю, — ответила она, — Ты не мог этого сделать.— Но когда я подумал о нем… О том, что он сделает с тобой… — мне захотелось убить его! Убить!— Он даже не притронулся ко мне, — ответила Сура. — Ты что, не понимаешь? Он хотел меня защитить и именно поэтому накрыл своим телом.— Это правда? — спросил Хо-Ту.Я не ответил.— Он носит черную тунику, — сказала Сура, — но я не знаю, кто он на самом деле. Он не принадлежит к черной касте.— Давайте не будем об этом говорить, — жестко сказал я.Хо-Ту посмотрел мне в глаза.— Кто бы вы ни были, — сказал он, — знайте: я никого не убивал.— Думаю, мне лучше уйти к себе, — сказал я, желая как можно скорее остаться одному.— Я ранил вас, — сказал Хо-Ту, смущенно поглядывая на мою руку.— Если бы ты знал, как ты ранил меня, — проворчала Сура.В её голосе все ещё чувствовалась обида, вызванная воспоминаниями о мучительных минутах, которые ей пришлось пережить.— Прости, — вздохнул Хо-Ту, — прости меня!Она рассмеялась.— Старший надсмотрщик просит прощения у рабыни за то, что ткнул её шокером для рабов!Хо-Ту оглянулся и заметил расчерченный на клеточки лоскут шелка и разбросанные по полу бутылочки, пузырьки и пробки.— А что вы здесь делали? — удивленно спросил он.— Этими штуками, — кивнула она на наши фигуры, — он учил меня игре.Хо-Ту криво усмехнулся.— Ну и что, тебе понравилось? — поинтересовался он.— Нет, Хо-Ту, — рассмеялась Сура, целуя его. — Для меня все это слишком сложно.— Если хочешь, я тоже могу с тобой поиграть, — предложил он.— Нет, Хо-Ту, — ответила она. — Эта игра мне не понравилась.Она высвободилась из его объятий и взяла стоявший в углу калик. Затем она устроилась на полу, скрестив ноги, как чаще всего играют на этом инструменте, и начала тихо перебирать тонкие струны. Вскоре из разрозненных звуков начала вырисовываться грустная мелодия, а из сопровождавших её слов женщины родилась песня, песня о караванах, бредущих с Тора, и о вечной любви.Они не заметили, как я вышел из комнаты.Я отыскал Фламиниуса, медика, в его комнате, и он, хотя и был несколько навеселе, тщательно обработал мне нанесенную ножом Хо-Ту рану. Она, по его словам, оказалась неопасной.— Эти развлечения в Кейджералию могут быть довольно опасными, — заметил Фламиниус, перевязывая мне руку куском чистой белой материи.— Верно, — не мог не признать я.Даже сюда, в кабинеты медиков, доносились из разных концов дома Кернуса смех и шумная возня в загонах подвыпивших рабов и беготня не на шутку расходившихся, неистощимых на выдумки охранников, развлекавшихся кто во что горазд.— Это уже шестая ножевая рана, с которой ко мне обращаются за сегодняшний день.— Вот как? — удивился я.— Да, — кивнул Фламиниус — А ваш противник, я полагаю, уже мертв? — поинтересовался он.— Нет, — ответил я.— Ну да! — не мог поверить Фламиниус.— Я получил это ранение в комнате Суры, — пояснил я.— Ну и девчонка! — расхохотался он и поглядел на меня, криво усмехнувшись. — Но думаю, госпожа Сура кое-чему научилась за сегодняшний вечер?Я вспомнил свой прочитанный ей краткий курс по игре и уверенно кивнул.— Да, в этот вечер Сура узнала много нового.Фламиниус удовлетворенно рассмеялся.— Это такая дерзкая рабыня! Я бы, признаться, и сам занялся ею, но, боюсь, Хо-Ту это вряд ли бы понравилось. Он относится к ней с болезненной ревностью, представляете — к ней, рабыне! Кстати, Хо-Ту вечером искал вас.— Я знаю.— Остерегайтесь его, — предупредил Фламиниус.— Не думаю, чтобы Хо-Ту осмелился как-нибудь обеспокоить Кууруса из касты убийц, — ответил я, поднимаясь на ноги.Фламиниус посмотрел на меня с усиленным винными парами благоговейным ужасом. Затем с подчеркнуто уверенными движениями встал, подошел к сундуку, извлек из него большую бутыль паги, откупорил её и, к моему удивлению, наполнил два кубка. Затем с задумчивым и каким-то отрешенным видом он отхлебнул из одного кубка и, подержав жгучую жидкость во рту, не меняя выражения лица, позволил ей продолжить свой путь в желудок. После этого лицо его тут же просветлело.— Судя по тому, что я видел и слышал о вас, — заметил я, — вы кажетесь мне мастером своего дела.Он протянул второй кубок мне — мне, носящему черную тунику!— К четвертому году правления Марленуса я уже считался лучшим представителем своей касты во всем Аре.Я отхлебнул глоток из предложенного мне кубка.— А затем вы открыли для себя пагу? — невинно предположил я.— Нет.— Несчастная любовь?— Нет, — улыбнулся Фламиниус, — тоже нет, — он вторично приложился к кубку. — Я начал заниматься поисками средств борьбы против дар-косиса.— Но ведь дар-косис неизлечим.— Одно время, сотни лет назад, люди моей касты действительно прямо заявили об этом. Но некоторые им не поверили и продолжали свою работу. Результатом их исследований стала стабилизирующая сыворотка.Будучи болезнью заразной, распространяемой, очевидно, каким-то вирусом, дар-косис, называемый в простонародье священной или, в зависимости от отношения к ней, проклятой болезнью, представлял собой настоящую трагедию для Гора. Пораженные ею — или попросту «проклятые» — считались отверженными, и им категорически запрещался доступ в общество нормальных здоровых людей. Они, как правило, бродили где-нибудь по проселочным дорогам, завернутые в напоминающие саван покрывала, и, поминутно стуча специальными деревянными колотушками, предупреждали их звуком возможных встречных о своем несущем беду приближении. Некоторые из них изъявляли желание быть помещенными в особые резервации для пораженных дар-косисом — три из которых, кстати, располагались неподалеку от Ара, — где их обеспечивали едой и питьем и где они были совершенно отрезаны от всего мира. Болезнь эта в высшей степени заразна, и каждый заболевший ею тут же признается действующим законодательством умершим.— Но ведь считается, что дар-косис насылается самими Царствующими Жрецами на тех, кто вызвал их неудовольствие, — сказал я.— Все это выдумки посвященных, — отмахнулся Фламиниус. — Нет в этой болезни ничего священного, есть лишь боль, страдания и смерть.— Но почему вы так уверены, что посвященные лгут?— Мне их мнение безразлично. Я медик и меня прежде всего интересует сама болезнь и её причины, а не домыслы на этот счет невежественных людей.— Расскажите все, что вы знаете, — попросил я.— В течение многих лет, и в частности незадолго до 10110 года, появления в Аре Па-Кура и его приспешников, я и некоторые другие в Цилиндре медиков занимались секретными исследованиями. Каждый день мы посвящали работе и бесконечным экспериментам. К несчастью, весть о наших исследованиях дошла до высоких посвященных, о них рассказал по злобе или из-за денег один из младших медиков, дисквалифицированных за свою некомпетентность. Цилиндр посвященных потребовал от совета касты медиков не только прекратить наши работы в этом направлении без права их последующего возобновления, но и уничтожить все результаты, которые нам удалось получить. Хочу с удовольствием заметить, что медицинские чиновники были на нашей стороне. Вообще большой любви в отношениях между медиками и клерикалами не наблюдалось, как, впрочем, и между посвященными и писцами. Тогда Цилиндр высоких посвященных обратился в Верховный Городской Совет с просьбой прекратить нашу работу, но члены Совета по настоянию Марленуса, занимавшего тогда трон убара, позволили нам продолжать исследования. — Фламиниус рассмеялся. — Я помню его разговор с верховным служителем высоких посвященных. Марленус тогда заявил, что только сами Царствующие Жрецы способны решать, позволить ли нам продолжать свою работу или прекратить её. А уж они, будучи хозяевами этой планеты, при их неодобрительном отношении к научным исследованиям, безусловно, давно бы уже нашли способ положить им конец.Я рассмеялся.Это озадачило Фламиниуса.— Редко можно увидеть кого-нибудь из черной касты смеющимся.Я пропустил его замечание мимо ушей.— И что было потом?Фламиниус отхлебнул вина, и в его взгляде появилась печаль.— Еще до наступления новой Переходной стрелки, — продолжал он, — Цилиндр медиков подвергся вооруженному нападению. Все, что горело, было сожжено, результаты исследований, записи, подопытные животные уничтожены; сам цилиндр также серьезно пострадал, а все, кто в нем вместе со мной работал, либо погибли, либо просто исчезли. — Он задрал на груди тунику. Я увидел, что все его тело покрыто огромными шрамами от ожогов. — Это я заработал, когда пытался спасти хоть какие-то наши записи. Но меня избили, а все свитки уничтожили.— Как это ужасно, — покачал я головой.Фламиниус был пьян. Может быть, именно поэтому ему хотелось поговорить сейчас со мной, единственным собеседником, хотя и из черной касты В его глазах стояли слезы.— Незадолго до этого у меня в лаборатории уже был целый выводок уртов, организм которых успешно противостоял вирусу дар-косиса. Мне даже удалось сделать сыворотку на основе их крови, которая, будучи введена в организм других животных, делала их невосприимчивыми к заболеванию. Это, конечно, были только первые шаги, самое начало настоящих исследований, но я возлагал на них большие надежды.— А эти люди, которые напали на Цилиндр медиков, — кто они?— Какие-то приспешники посвященных, конечно, — пожал плечами Фламиниус. — Самим посвященным по положению, занимаемому их кастой, и по роду их деятельности запрещалось, естественно, носить оружие и совершать убийство. Поэтому для этой цели они часто нанимали себе людей со стороны.— Нападавшие не были задержаны?— Большинство из них скрылись. Двоих поймали и, следуя законодательству, доставили для первого допроса на суд высоких посвященных. — У Фламиниуса вырвался злобный смешок. — И им «каким-то чудом удалось сбежать»…— Вы не пытались начать работу заново? — спросил я.— Все пропало, — ответил Фламиниус. — Записи, оборудование, подопытные животные — все. Некоторые из членов моего персонала погибли. Те же, кому удалось выжить, не хотели продолжать работу, — он приложился к кубку с пагой. — А кроме того, в случае продолжения наших экспериментов никто не помешает посвященным прибегнуть к огню и мечу снова.— И что же вы сделали?Фламиниус рассмеялся.— Я подумал, каким глупцом я был. Как-то я забрел на пепелище, туда, где стояло здание, в котором мы так много времени и сил потратили на наши исследования, и долго смеялся. Бродил среди разрушенных стен и сгоревших обломков нашего оборудования и смеялся! Тогда-то я и осознал, что мне никогда не победить посвященных. Они всегда сумеют добиться своего.— Я так не думаю.— Цензура, контроль над всем, что принимается за правду, — сказал Фламиниус, — всегда подавит собой истинную правду, столь же смешную и нелепую, как и сам надзор над ней.— Не верьте этому, — сказал я.— О, я смеялся, — продолжал Фламиниус, — и начал понимать, что движет людьми алчность, стремление к удовольствиям, золоту и власти и что я, Фламиниус, пожелавший потратить всю свою жизнь на бесплодные попытки победить одну-единственную болезнь, просто глупец. На следующий же день после моего посещения пепелища я предложил свои услуги дому Кернуса, где я и работаю уже много лет. Я доволен. Мне хорошо платят. У меня достаточно золота, хватает власти, возможностей и рабынь красного шелка. Чего ещё желать человеку?— Быть Фламиниусом, — ответил я.Он рассмеялся и затряс головой.— Нет, — сказал он. — Я узнал истинную цену человеку. Этот дом хорош для подобных открытий, — он посмотрел на меня мутными, полными ненависти глазами. — Я презираю людей! Презираю! Вот почему я пью с тобой.Я коротко кивнул ему и собрался уходить.— И последнее во всей этой маленькой истории, — сказал он мне вслед.Я обернулся. Он опять возился с бутылью.— На играх второго ен'кара, — сказал он, — на Стадионе Клинков я видел верховного служителя высоких посвященных.— Ну и что? — спросил я.— Он об этом ещё не знает… И не узнает, наверное, ещё с год.— О чем не узнает? — не понял я.Фламиниус рассмеялся и налил себе очередную порцию выпивки.— О том, что он болен дар-косисом, — ответил он.Я медленно брел по дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59