— Но это же не гоночный тарн, — услышал я восклицание одного из зрителей.Я сам не заметил, что встал, подавшись вперед, туда, к стартовой площадке, где остановились повозки с готовящимися к выступлению тарнами.— Мне говорили, — сказал Ремиус, — что эта птица из Ко-Ро-Ба.Я не мог выдавить из себя ни слова; ладони у меня стали влажными. За спиной раздались вопли Филлис и Вирджинии. Я на секунду обернулся и увидел, что Хо-Сорл схватил их за волосы и повернул лицом к себе.— Рабыни, — услышал я его наставительный голос, — никогда никому не расскажут о том, что они сегодня видели. Понятно?— Да, господин! — ответила Вирджиния. — Никогда не расскажу.— Да-да, понятно! — взвизгнула Филлис, которую Хо-Сорл для пущей убедительности ещё раз хорошенько тряхнул за волосы. — Филлис никому-никому никогда ничего не расскажет!Я словно во сне направился к концу нашего ряда и начал спускаться по узкому проходу, ведущему к защитному барьеру.— Возьми это! — крикнул, подбегая, Ремиус и вложил мне в руку небольшой кожаный мешок.Я даже не обратил на него внимания и продолжал спускаться туда, к песчаному полю стадиона. Вскоре я был уже у металлических перил.Не больше сорока ярдов отделяло меня от птиц. Я замер.И тогда, словно после долгих поисков в этом море человеческих лиц, звуков, красок, черные блестящие глаза птицы остановились на мне. Она как будто почувствовала мое присутствие, а я — её состояние. Я ощущал, как напрягается её тело, как наполняется силой каждый её мускул. Меня охватило непонятное волнение.Внезапно, не сводя с меня пронизывающего взгляда своих горящих глаз, птица широко взмахнула громадными черными крыльями, подняв вокруг целую песчаную бурю, едва не сбив с ног стоящего у повозки низкорослого подсобного рабочего в опущенном на самые глаза капюшоне. Птица вторично издала пронзительный крик — крик, способный вселить ужас даже в сердце ларла, но я не чувствовал страха. Мы оба с ним были воинами и хорошо понимали друг друга.Я увидел, что держу в руке кожаный капюшон, расправил его, натянул на голову, опустив его края до самых плеч и, перебравшись через защитный барьер, пошел к стартовой площадке.— Приветствую тебя, Мип, — сказал я низкорослому подсобному рабочему, забираясь на транспортировочную повозку.— Ты — Гладиус с Коса, — узнал он.Я кивнул и, оглянувшись на птицу, поинтересовался:— Что все это значит?— То, что ты выступаешь за стальных, — ответил он.Я протянул руку и прикоснулся к мощному изогнутому клюву птицы, провел по нему ладонью и, не удержавшись, прижался к нему щекой. И тарн, этот хищник, беспощадный ко всему, что движется в поднебесье, осторожно опустил голову и положил клюв ко мне на плечо.Так мы и стояли, голова к голове, и я нисколько не боялся, что кто-то сможет заметить под моим капюшоном скатившуюся у меня из глаз слезу.— Сколько времени прошло, Убар Небес, — сказал я, — сколько времени!Я едва замечал, что творится вокруг меня, и снова начал отдавать отчет происходящему, только когда услышал голос Мипа.— Не забудь о том, чему я учил тебя, — напутствовал он.— Я помню.— Тебе пора.Я взобрался в седло, и, когда Мип снял с правой ноги тарна удерживающие его на повозке цепи, я легко поднял птицу в воздух и усадил её на стартовый насест. Глава 17. КЕЙДЖЕРАЛИЯ — С Кейджералией вас! — крикнула мне какая-то девчонка-рабыня, бросая в меня венком из цветов са-тарна, и тут же побежала прочь.Через пару шагов я её нагнал, развернул к себе, крепко поцеловал в губы и, шлепнув ладонью по округлой заднице, отпустил.— И тебя с Кейджералией, — рассмеявшись, ответил я, и она, хохоча, убежала прочь.В ту же секунду из выходящего на улицу окна, футов на шестнадцать возвышающегося над землей, меня окатили ведром воды. Сквозь стекающие по лицу теплые струи я увидел высовывающуюся из окна девушку-рабыню, посылавшую мне воздушный поцелуй.— С Кейджералией! — крикнула она и рассмеялась.— В такие праздники лучше и носа не высовывать на улицу, — хмуро заметил проходивший мимо меня строитель, туника которого была вся в пятнах от брошенных в него фруктов.Следом за ним брели трое мужчин-рабов с красующимися у них на головах венками из молодых ветвей брека. Они на ходу передавали друг другу, поочередно прикладываясь к широкому горлышку, кувшин паги, очевидно, уже далеко не первый, поскольку их ноги, действующие словно сами по себе, то и дело пытались переплестись, как и ветви их венков. Один из них окинул меня мутным взглядом. Насколько я мог понять по выражению его лица, ему, вероятно, показалось, что вместо меня одного здесь стоит по крайней мере трое человек. Он протянул мне кувшин с предложением сделать глоточек, на что я охотно согласился.— С Кейджералией, — очевидно, должно было означать то, что он долго пытался произнести.При этом он едва не опрокинулся на спину, и его спасло только то, что его падавшего в ту же самую секунду товарища повело прямо на него, и они оба так и повисли друг на друге, представляя собой неповторимую живую скульптуру празднующих Кейджералию мужчин.— С Кейджералией, — поздравил я их третьего собрата, не собравшегося ещё падать, и протянул ему серебряную монету.Отойдя на пару шагов, я услышал за спиной шум, свидетельствующий, что третий парень последовал-таки начинанию своих товарищей, и, обернувшись, я ещё успел заметить, как рушится их непрочное скульптурное творение.Тут мимо меня пробежала девушка-рабыня, и трое, казалось, уже отрубившихся и ни на что не годных парней неожиданно ожили и, кряхтя, оказывая друг другу братскую помощь, каким-то чудом ухитрились подняться на ноги и даже попытались поспешить за девушкой следом. Она, очевидно, по достоинству оценила предпринимаемые ради неё мучительные попытки и на секунду остановилась, но, когда один из наиболее ретивых нашел в себе силы протянуть к ней руку, она рассмеялась и снова припустила по улице. Однако не успела она сделать и пары шагов, как откуда-то из-за угла вынырнул ещё один мужчина и, к изумлению девушки, схватил её в охапку и притянул к себе. Она взвизгнула в притворном ужасе, но уже через секунду снова оказалась на свободе, так как подхвативший её незнакомец, к явному своему разочарованию и удовольствию девушки, заметил надетый на неё ошейник.— С Кейджералией! — смеясь, крикнула она незадачливому искателю приключений, продолжая свой путь.От дальнейшей судьбы девушки меня отвлек врезавшийся прямо над моей головой в стену здания сочный плод. Стена, помимо расплывающегося по ней свежего пятна, была вся испещрена надписями и рисунками в адрес хозяев этого квартала и отнюдь не прославляющими их.За углом дома послышались чьи-то раздраженные крики и радостные голоса девушек.Не в добрый час я выбрался на улицу. Было бы лучше как можно скорее вернуться в дом Кернуса.Я поспешно свернул на соседнюю улицу. И неожиданно оказался в объятиях двух десятков мигом окруживших меня девушек, визжащих и хлопающих от радости в ладоши. Вот когда я по-настоящему пожалел, что владельцы не вешают на Кейджералию своим рабыням на щиколотки колокольчики. Такое могло прийти в голову только врагу. И как я сразу не сообразил, что тишина на этой улице означает, что они устроили здесь засаду! И ведь, наверное, у них где-то были и свои разведчики!Девушки по праву громогласно гордились своей победой.— Пленник! Это наш пленник! — вопили они.Я почувствовал у себя на шее веревку; её петля немилосердно стягивала горло. Конец её держала в руке темноволосая девушка, длинноногая, с ошейником, естественно, и в короткой тунике рабыни.— Поздравляем тебя, воин, — сказала она, угрожающе затягивая и без того готовую удушить меня веревку. — Теперь ты — раб девушек с Горшечной улицы, — поставила она меня в известность.Тут же невидимые руки опутали меня всего веревками и стянули ноги так, что я едва мог стоять, не говоря уже о попытке к бегству.— Как мы поступим с нашим пленником? — обратилась темноволосая к своим подругам.На неё посыпался град предложений.— Раздеть его! — потребовал чей-то звонкий голос.— Клеймить! — перебил его другой.— Плетей ему! Плетей! — неистовствовал третий.— Надеть ему ошейник! — советовал четвертый.— Ну, хватит! — потребовал я. — Послушайте!Слушать они, однако, не стали, а вместо этого пошли по улице, таща меня за собой.Шествие наше продолжалось недолго, и вскоре меня втолкнули в большую комнату, заваленную корзинами и увешанную кожаной упряжью, — очевидно, подсобное помещение какого-нибудь малопримечательного цилиндра. Центральная часть комнаты оставалась свободной, и здесь на покрывающую её солому были брошены несколько репсовых подстилок. У дальней стены стояли связанные по рукам и ногам два человека — воин и молодой приятной наружности тарновод.— С праздником, — криво усмехнувшись, приветствовал меня воин.— С Кейджералией, — хмуро ответил я.Темноволосая, уперев руки в бока, внимательно оглядела меня, прошлась перед моими товарищами по несчастью и снова вернулась ко мне.— Неплохой улов, — заметила она.Ее подруги радостно взвизгнули, едва усидев на месте от распирающего их ликования.— Теперь вы будете нам прислуживать, — объявила темноволосая.Нас развязали, оставив лишь веревки на шее и на ногах, концы которых поручили держать одной из девушек.Нам выдали жестяные банки с разбавленным, наверняка украденным где-нибудь на кухне ка-ла-на.— Но прежде, чем они начнут нас обслуживать, — не унималась темноволосая, — мы сделаем из них настоящих рабов для наслаждений.И нам на шею тут же надели гирлянды таленд.Затем каждого из нас обучили, как следует подавать вино, спрашивая при этом: «Не хочет ли госпожа немного вина?» — и дожидаясь, пока девушка, едва сдерживаясь от хохота, не найдет в себе силы ответить: «Да, хочу!».— Ты, раб, будешь подавать вино мне, — заявила мне темноволосая.В своей короткой тунике она выглядела просто восхитительно, а её ноги казались ещё длиннее.— Да, госпожа, — ответил я как можно более почтительным тоном.Затем я наклонился к ней и протянул жестяную банку с вином.— На колени! — приказала она. — И обслуживай меня как рабыня для наслаждений!Девушки затаили дыхание. У обоих мужчин вырвался негодующий крик.— Так не пойдет, — ответил я.Тут же петля у меня на шее затянулась. Две девушки рванули за веревки, связывающие мои лодыжки, и я тяжело повалился на каменный пол, расплескивая вино из жестяной банки.— Раб неуклюжий, — фыркнула длинноногая.Остальные девушки прыснули со смеху.— Дайте ему ещё ка-ла-на, — распорядилась темноволосая.Мне всунули в руки новую жестяную банку с вином, однако их идиотские шутки уже начали мне надоедать.Эта длинноногая, очевидно, из наиболее низкой категории рабынь, кажется, хотела подвергнуть меня унижению в качестве реванша над своим хозяином, чье место я сейчас занимал.— Налей мне вина, — сурово приказала она.— С Кейджералией, — услужливо произнес я.Она расхохоталась, поддерживаемая смехом своих товарок. Я тем временем быстро обежал взглядом складское помещение, в глубине которого я заметил небольшую, заставленную ящиками и коробками комнату.Смех постепенно затих.Я низко склонил голову и протянул жестяную банку длинноногой.Девушки наблюдали за мной не дыша.Длинноногая с довольным смешком потянулась за банкой, и тут я быстро схватил её за руку, рванул к себе, вскакивая на ноги, и опутал её связывавшими меня веревками, стянув руки у неё за спиной. Затем, пока остальные девушки визгом отмечали столь неожиданный для них поворот событий, а длинноногая яростно пыталась высвободиться из моих объятий, я одним махом сгреб её в охапку, выскользнул в соседнюю комнату и, опустив девушку на пол, закрыл за собой дверь на задвижку. С минуту до меня доносились снаружи удары слабых кулачков по двери и возмущенные крики, внезапно сменившиеся воплями ужаса и шумом борьбы. Я оглядел свое убежище. Единственное узкое оконце высоко в стене было заделано решеткой. Убежать отсюда, бросив в запертой комнате девушку одну, я тоже не мог.Нужно было искать другое решение. Я освободился от спутывающих меня веревок и бросил их на пол. Затем приложил ухо к двери и прислушался. Некоторое время снаружи до меня доносились только девичье всхлипывание да звуки какой-то возни.Я приоткрыл дверь и без всякого удивления обнаружил, что воин и тарновод, освободившись от веревок, воспользовавшись минутным замешательством и переполохом, вызванным моими действиями, не давая растерявшимся девушкам наброситься на них всем сразу, одну за другой связали их всех. Длинная веревка соединяла весь ряд стоящих на коленях девушек с Горшечной улицы, соединяя их стянутые за спиной руки. Вторая веревка, петлями наброшенная каждой из девушек на шею, связывала их словно цепь рабовладельца, готовящегося к перегону скованных в единую колонну рабов. Я вытолкал длинноногую в подсобное помещение полюбоваться на своих незадачливых помощниц.Она, всхлипывая, застыла в дверном проеме.На глазах у многих девушек тоже блестели слезы.— С Кейджералией! — поздравил всех нас воин, поднимаясь на ноги после проверки узла на руках у последней девушки.— С праздником! — ответил я, отправляя длинноногую к её подругам. — Присоединяйся к девушкам с Горшечной улицы, — напутствовал я её.Она ничего не сказала и понуро побрела в большое помещение. Я позволил ей остановиться в центре комнаты у расстеленных на соломе репсовых покрывал.Здесь она, низко опустив голову, всем своим видом признавая поражение, повернулась ко мне и тихо сказала:— Позвольте предложить вам немного вина, хозяин.— Нет, — ответил я.Она изумленно взглянула на меня и затем, понимающе кивнув, принялась было развязывать удерживающий её тунику на плече узел.— Нет, — нежно остановил я её.Она подняла на меня недоумевающий взгляд.— Я сам подам тебе вино.Она не спускала с меня недоверчивых глаз все то время, пока я наливал в маленькую жестяную банку разбавленный ка-ла-на. Когда она брала у меня вино, рука её дрожала. Она поднесла банку к губам и неуверенно посмотрела на меня.— Пей, — подбодрил я её.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59