— Кстати, попробуйте угадать, которая из этих троих рабыня красного шелка, — предложил ведущий.Толпа ревом выразила свою догадку.— Правильно, — подтвердил ведущий. — И уж наверняка её прежний тачакский хозяин использовал её, как надо.За дружным смехом зрителей чувствовалась плохо скрытая зависть к этому дикарю.Элизабет сжала кулаки и рванулась было к аукционисту, но тот уверенным движением поймал её руки и, заломив их за спину, сковал наручниками.— Ты доставляла удовольствие каким-то дикарям, — бросил ей ведущий. — Теперь посмотрим, сможешь ли ты порадовать жителей славного города Ар.С этими словами он резким движением сорвал с плеч девушки тунику и обнажил её до пояса.Элизабет была просто прекрасна. И запястья ей, как и другим девушкам, не зря сковывали за спиной, чтобы уж ничего не мешало зрителям полюбоваться совершенством её форм. А полюбоваться действительно было чем.Я поймал себя на мысли, что мне нестерпимо хочется схватить её в объятия и стереть своими губами красную помаду с её губ. Желания остальных присутствующих, очевидно, не во многом отличались от моих.— Триста золотых тарнов! — заявил какой-то богач Ара.Восхищенные возгласы зрителей подтвердили, что он нисколько не переплачивает.— Триста пять! — выкрикнул рабовладелец с Тора.— Триста десять! — предложил торговец с гербом Тироса на рукаве.Аукционист окинул пристальным взглядом скрытые темнотой ряды амфитеатра.— А что Самос, первый из рабовладельцев Порт-Кара, не присутствует у нас в этот вечер? — во всеуслышание поинтересовался он.Все взгляды устремились на одну из лож, расположенных перед самым постаментом.Здесь, развалившись в мраморном кресле, с видом сытого, удовлетворенного животного, восседал Самос.Темных тонов одеяние его было простым, плотной вязки. Отброшенный на плечи капюшон открывал большую голову с редкими седыми волосами. Лицо человека было красным, задубевшим от соленого морского ветра.Во всем его облике чувствовались сила, опытность, проницательный ум и жестокость. Он производил впечатление хищника, вышедшего на охоту и подстерегающего очередную жертву.— Присутствует, — негромким голосом ответил Самос.До сих пор он не делал предложений цены.— Мне кажется, — заметил ведущий аукциона, — Самос из Порт-Кара, первый из рабовладельцев всего моря Тасса, тоже уделит толику своего внимания этим недостойным рабыням.Самос с минуту помолчал.— Покажи мне этих женщин, — наконец потребовал он.Зрителям его требование явно пришлось по душе.Аукционист низко поклонился Самосу, самому крупному из рабовладельцев Порт-Кара.Вслед за этим почти одновременно под троекратное щелканье хлыста туники с девушек были сброшены, и они предстали перед публикой во всей своей красоте.Толпа заколыхалась, и, казалось, зрители в единодушном порыве подались вперед. Никто из них не мог даже определить, какие предложения цены могут быть сделаны для этих девушек.Они действительно были прекрасны, все трое.Когда первое волнение в зале улеглось, среди общей тишины, слева раздался повелительный голос Самоса.— Сними с них цепи.Наручники тут же были сняты, и девушки не стали прикрываться, они, казалось, почувствовали себя свободными на деревянном помосте. Головы их были гордо подняты под пожирающими их взглядами зрителей, и они, стоя на этом островке света посреди темного океана зала, казались живым олицетворением красоты и женственности.Предложения цен посыпались одно за другим, перебивая ставки, которые аукционист едва успевал фиксировать. Среди общего шума мне удалось разобрать, что ставки повысились до четырехсот золотых монет. Зрители, наконец, начали постепенно успокаиваться.Ведущий аукциона снова посмотрел на ложу Самоса.— Не соблаговолит ли теперь благородный Самос проявить интерес к рабыням-дикаркам? — спросил он.— Пусть они исполнят что-нибудь, — бросил Самос.Аукционист снова поклонился, а публика ревом выразила свое удовольствие.Музыканты подняли инструменты, и девушки плавно задвигались по сцене.Толпа застонала. Я слышал изумленные возгласы свободных женщин, ошеломленно глядящих на помост и словно не верящих, что женская красота способна достичь такого совершенства. На их лицах, скрытых плотной вуалью и обращенных на трех танцующих рабынь, сейчас наверняка можно было бы прочесть болезненную зависть и восхищение. Краем глаза наблюдая за ними, я заметил, как учащается их дыхание, как некоторые из них тайком приподнимают вуаль, и в их взглядах, бросаемых на стоящих рядом возбужденных зрелищем мужчин, постепенно появляются страх и затаенное желание. Тут до моего слуха донесся звук рвущейся материи, и я, обернувшись, увидел, как губы стоящей неподалеку от меня девушки слились с губами наклонившегося к ней молодого воина. Зрители словно обезумели. Отовсюду неслись крики женщин, обнимаемых и ласкаемых в темноте теми, кто находился рядом с ними. Одна из женщин попыталась было пробиться к проходу, но не смогла вырваться из объятий мужчины. Вторая сама сорвала с себя покрывало и, притянув к себе голову ближайшего мужчины, впилась в его губы сладострастным поцелуем.Четыре танца, исполняемые девушками на помосте, сменились один за другим под несмолкающие вопли неистовствующих зрителей. Наконец девушки остановились посреди освещенного круга, уставшие, мокрые, тяжело переводящие дыхание, с блестящими от возбуждения глазами.Аукционист вышел вперед.Ему не пришлось даже спрашивать, желает ли кто-нибудь повысить предлагаемую ставку.— Пятьсот золотых! — понеслось из разных концов зала.— Пятьсот двадцать!— Пятьсот тридцать!— Пятьсот тридцать пять!Ведущий повернулся к ложе Самоса.— Не соблаговолит ли теперь благородный Самос, первый из рабовладельцев Порт-Кара, неоспоримый хозяин всего моря, блистательной Тассы, проявить интерес к этим недостойным девчонкам? — полюбопытствовал он. — Неужели не сумеют они тронуть сердце моряка, вернувшегося из дальнего плавания?Прокатившийся по залу смех лучше всяких слов говорил, что такого просто не может быть.— Неужели не приятно будет ему получить пагу из этих женских рук? Или не обласкает его взор их танец?А вид их юных тел, их приоткрытых в нетерпеливом ожидании губ неужели не разгонит суровых морщин у глаз, опаленных солнцем и ветром, уставших наблюдать однообразные волны блистательной Тассы?Толпа ревом подтвердила, что всякие сомнения в этом напрасны.Однако Самос продолжал хранить молчание. Лицо его оставалось бесстрастным.— Не будут ли они по праву служить достойным украшением даже дворца самого убара Порт-Кара, хозяина всей блистательной Тассы?Среди зрителей воцарилась полная тишина.Во мне все клокотало от бешенства и непритворного страха. Я боялся даже представить себе, что девушки будут проданы кому-нибудь из Порт-Кара. Никогда ещё ни одной рабыне не удавалось убежать из этого города, защищенного с одной стороны бесконечными, поросшими тростником болотами дельты реки Воск, с другой мощным, непреодолимым течением Тамберского пролива и охраняемого с третьей стороны безбрежными водами восхитительной, блистательной, но чрезвычайно опасной Тассы. Недаром говорят, что в Порт-Каре рабские цепи самые тяжелые. Вероятно, нигде больше на Горе судьба рабыни не складывается так тяжело и безрадостно, как в грязном, жестоком и злобном Порт-Каре.Я не позволял себе даже мысли о том, что с этого деревянного помоста, с этого самого часа судьба девушек круто изменится и они на долгие годы, полные нищенского убогого существования, окажутся в услужении и полной власти одного из самых жестоких и бесчеловечных рабовладельцев Гора, вынужденные доставлять наслаждение тому, кто видит в них только раба, только животное.— Я пока воздержусь от ставок, — бросил Самос.Ведущий аукциона понимающе улыбнулся и низко склонил голову.— Пятьсот сорок! — включился в новый виток борьбы какой-то богач из Ара, и земляки радостными криками приветствовали его предложение.На минуту в зале наступило затишье.— Итак, мне предложено пятьсот сорок золотых тарнов за этих волнующих кровь диких красавиц, — продолжал торг аукционист. — Всего пятьсот сорок за этих великолепных, необъезженных животных, вырванных прямо из лона матери-природы и специально обученных будить в вас желания, будоражить воображение и рыдать от наслаждения! Подумайте, досточтимые братья и сестры моего возлюбленного славного города Ар, неужели эти неповторимые создания не стоят того, чтобы к предложенной за них горсти золота добавить ещё пару монет!Смущенные улыбки большинства зрителей ясно свидетельствовали, что рабыни, безусловно, того стоят, но вот этой самой пары монет, как, впрочем, и самой горсти золота, у них нет.— Пятьсот сорок пять, — решился наконец рабовладелец с Тироса.Зрители дружно приветствовали его ставку, но на этом предложения закончились.Аукционист обвел глазами погруженные в темноту зрительские ряды, желающих перебить ставку не находилось.Он поднял вверх правую руку, ладонью обращенную к трибунам. Как только он сожмет кулак, это будет означать, что предложение принимается.Зал молча следил за его движениями.Неожиданно, к моему ужасу, Элизабет устремилась прямо к противоположному краю сцены.Остановившись, она уткнула руки себе в бока, ее голова повернулась:— Мужчины Ара скупы! — объявила она.Ее встретили смехом из зала и она тоже рассмеялась.— Да, они скупы! — она еще раз рассмеялась, повернулась кругом и пошла к Вирджинии. — Вот, — насмешливо сказала она, — стройная красавица, гибкая и стремительная, рабыня Белого Шелка, умна, непривычна к прикосновениям настоящего мужчины, которого только может пожелать себе рабыня-дикарка, которая по его желанию станет более подобострастной и раболепной. Благородные мужи Ара, представьте ее прикованной к рабскому кольцу у подножия вашего ложа! Она одна стоит пять сотен монет золотом!Толпа выкрикнула свое подтверждение этому и аукционист опустил свою руку, отступив, возможно удивленный не менее, чем кто-либо другой в этом зале.— А вот эта девушка! — продолжила Элизабет, шагая к Филлис, — как насчет нее?Филлис испуганно посмотрела на Элизабет.— Положи свои руки за затылок, рабыня, — приказала Элизабет, — и развернись к покупателям Ара!Испуганная Филлис с великолепной четкостью сделала то, что ей приказали.— О, Хозяева, неужели вам не понравится если она будет носить ваш ошейник? — поддразнивала Элизабет.Послышались согласные возгласы.— Но я предупреждаю вас, — заявила Элизабет. — Она ненавидит мужчин!В ответ из зала раздался смех.Филлис со злостью посмотрела на нее.— Не опускай свои руки, рабыня, — рявкнула Элизабет.Филлис осталась в таком же положении: голова повернута назад, а спина изогнута. На ее глаза навернулись слезы.— Она считает, что еще не существует такого мужчины, который смог бы покорить ее, — не унималась Элизабет. — Она считает, что нет такого человека, который мог бы сделать из неё настоящую рабыню!Возмущенные крики одних зрителей заглушили раскаты дикого хохота их соседей.— Разве не стоит пяти сотен монет удовольствие привести эту девчонку домой в собственноручно надетом на неё ошейнике и доказать ей, что ты настоящий мужчина если, конечно, ты действительно мужчина, — а затем отправить её на кухню возиться с чайниками и грязными кастрюлями, пока она сама со слезами на глазах не станет умолять вас позволить ей спать у подножия вашего ложа?Рев удовольствия свидетельствовал, что на сей раз в зале собрались только настоящие мужчины.У Филлис по щекам катились слезы.— Опусти руки, рабыня, — скомандовала Элизабет, и Филлис с облегчением отошла назад, к Вирджинии.Впереди на помосте осталась только Элизабет. Она гордо встряхнула головой.— Ну, а я сама? — рассмеялась она. — Кому из вас не хотелось бы заковать меня в цепи?Такого в зале не нашлось, в чем убеждал дружный рев зрителей, с энтузиазмом принявшихся колотить правым кулаком по левому плечу, даря девушке горианские аплодисменты.— Не могу сказать, — заметила она, — что я этого не достойна.Она этого, безусловно, достойна, подтвердили неистовые вопли зрителей.Элизабет пальцем указала на симпатичного парня в первых рядах, очевидно мастера по выделке шкур.— Вот ты, — спросила она, — хотел бы иметь меня своей рабыней?Тот, рассмеявшись, хлопнул руками по коленям.— Хотел бы! — признался он.— А ты, — указала она на торговца в богатых одеяниях, не сводящего с неё горящего взгляда, — ты хотел бы, чтобы я принадлежала тебе?— Конечно, — не стал отрицать тот.— Найдется ли в зале мужчина, кто не хотел бы держать меня в объятиях?Дружный крик потряс стены старого, видавшего виды Куруманского рынка.— Нет! — в один голос убежденно заявили зрители.— Но ведь сейчас я только жалкая рабыня без господина, — грустным голосом поведала она о своей трагедии и протянула к публике свои руки, держа их над головой так, словно они были скованы цепями. — Кто из вас купит меня?На аукциониста обрушился шквал предложений.Элизабет вернулась к своим подругам и, взяв их под руки, вывела в самый центр помоста.— Кому мы достанемся? — снова спросила она.— Восемьсот золотых! — предложил один из желающих.— Восемьсот пятьдесят! — тут же перебил его другой.Затем ставка подпрыгнула до девятисот пятидесяти, ещё через мгновение дошла — страшно даже сказать! — до тысячи, и наконец кто-то предложил совершенно астрономическую сумму в тысячу четыреста золотых тарнов.Ведущий сделал сигнал музыкантам, и пока он демонстративно держал над головой руку с открытой и повернутой к публике ладонью, девушки исполнили финальный момент танца новоприобретенной рабыни, отражающего её радость от сознания, что скоро она будет лежать в объятиях своего нового господина. Танец заканчивался сценой коленопреклоненной рабыни, застывающей в позе полной покорности, с низко опущенной головой и протянутыми господину для сковывания их наручниками ладонями.С минуту ведущий аукциона ждал, пока стихнут овации, и тут ему была предложена за девушек совершенно невероятная, фантастическая ставка в полторы тысячи золотых монет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59