Рядом с ним Рисолят усадила, милую доченьку, возчик, сидя верхом на коне, упершись босыми ступнями в оглобли, тронул двухколесную колымагу с места, и дорога, пыля, медленно потекла назад.
Если бы несчастная Рисолят знала... если бы она только знала!.. Она скорее согласилась бы на скоропостижную смерть — и свою и родной своей дочери...
Младшая сестра почтенной Ибодат была замужем за настоятелем одной из трехсот шестидесяти мечетей Бухары. В квартале Цои-Остона у настоятеля был дом с чистым, вымощенным кирпичом двориком. Когда арба Мирзо Акрама остановилась у дома, послышались голоса приветствий: Ибодат, ее сестра, их бабушка, тетушки приняли Зеби с шумной радостью, какой Зеби совсем не ожидала
и которой была весьма удивлена. Родственницы потащили девочку на женскую половину. Из сладкоречивых уст женщин Зеби впервые услышала похвалы своей красоте и хорошим манерам, узнала, что она не только благовоспитанна, но и умна, и достойна общего внимания. На скатерку перед ней родственницы выложили разные сорта сладкой бухарской халвы, высыпали горку забота — блестящих кристаллов сахара, леденцов.
Зеби очень понравилась ее тетушка — щеголеватая, резвая женщина, взявшаяся поиграть для девочки на двух- струнке, весело шутившая с нею. Она то и дело пощупывала Зеби то бока, то грудь, раскрывала ворот ее платья, весело приговаривала: «Твое тельце, Зеби, как персик, с которого снята кожица, нежнее я, кажется, не видела. Вся ты, миленькая, как конфетка...»
Заботливо и с добрыми пожеланиями родственницы уложили счастливую девочку спать...
На другой день Мирзо Акрам пошел на большую дворцовую площадь, как и в других больших городах Востока называемую Регистан, и с час похаживал перед воротами крепости. Прежде чем вести свой «подарок» в палаты к эмиру, Мирзо Акрам хотел увидеть кого-либо из знакомых чиновников, разузнать, какова обстановка во дворце цитадели, какое настроение у нового эмира. Не изменился ли характер Абдул Ахада с тех пор, как он стал властителем всего эмирата? Не дай бог, если он решил предать забвению свои прежние развлечения и вдруг да не одобрил бы красивый жест Мирзо-кори, не принял бы от него живой подарок, да еще осрамил бы дарителя, как в том печальном случае с перепелкой!
Даже сами высокие стены цитадели внушали робость каждому, кто приближался к воротам крепости. Но в эти дни за ворота стремились проникнуть, чтобы быть принятым эмиром, положить к его ногам богатые подарки, десятки богатеев — купцов, торговцев, барышников,„ростовщиков, провинциальных и столичных чиновников. Их великолепные халаты из парчи и адреса, их белые, зеленые и синие тюрбаны поблескивали в лучах утреннего солнца. Их конюхи, слуги, стражники в отдалении, по углам площади, по краям ее, придерживали сильных коней со сверкающей разноцветными каменьями амуницией, с переметными сумами и мешками, туго набитыми всякими ценностями, золотом, серебром. Кони и все, чем они были
навьючены, предназначались в дар эмиру — от богачей, обладателей всех чинов и степеней. Вот уже месяц, со дня восшествия на трон нового эмира, можно было каждодневно увидеть на площади такое зрелище...
Мирзо Акрам высматривал в этой толпе знакомых. И наконец узнал одного из приближенных Абдул Ахада, который был своим человеком среди его челяди в Кермине. Имени этого прислужника Мирзо Акрам не помнил, но подошел к нему, отвесив почтительный поклон, сказал, что хотел бы поговорить с ним накоротке и что был бы за такой разговор премного обязанным. Прислужник согласился, вместе они отошли в сторонку. Мирзо Акрам, как водится, расспросил прислужника о здоровье «вместилища вселенной», за которого, дескать, денно и нощно молится, потом осведомился: как можно увидеть стольничего Яхшибека, где найти его док...
— Пойдемте, я покажу,— предложил прислужник.
Юц провел Мирзо-кори в один из кварталов северной
части крепости. Здесь теперь в купленных или арендованных домах жили почти все приближенные Абдул Ахада, которых он привез с собою из Кермине. Показал Мирзо Акраму дом Яхшибека, раскрыл лад, молвил:
— А теперь вынимайте заслуженное!
Мирзо Акрам вынул из своего кошелька три теньги, протянул их, но прислужник, окинув богатея наглым взглядом, произнес весьма недовольным тоном:
— Только-то и всего вашей щедрости? А вас еще называют «известный богач»!... Эти ваши деньги отдайте вон тому разносчику табачной сосалочки и сделайте из нее одну затяжку.
Мирзо Акрам добавил еще одну монету, тот опять не принял денег, и Мирзо-кори избавился от него, только пересыпав из своей ладони в его ладонь пять тенег.
Привратник Яхшибека ввел посетителя к своему хозяину. Яхшибек сидел в своем гостином домике в одном легком халате, открыв волосатую грудь и половину жирного живота, потягивая через тростниковую трубочку из медного сосуда булькающий табачный дым. Увидев вошедшего, он, наверное, вспомнил веселое происшествие с перепелкой, рассмеялся.
— А, кори? В чем дело?
И на том месте, где при входе полагается снимать обувь.
Мирзо Акрам, застигнутый могучим окликом Яхшибека, опустился на колени:
— Досточтимый! Вы всегда, не жалея милости и своего внимания к этому рабу, обращались с ним ласково. Поэтому я, ничтожный, опять пришел к вам.
— Но что скажешь?
— Я, покорный раб ваш, в самом деле не имею от вашей милости никаких секретов... У вашего коленопреклоненного слуги есть одно слабенькое женское существо. И, сомневаясь, достойно ли оно быть служанкой его высочества, света нашей страны, я и пришел посоветоваться с вами, в чаянии снискать ваше одобрение...
Яхшибек подобрал свои ноги, сел, сложив их калачиком, наклонился к говорящему:
— Сколько лет твоему слабому существу?
— Четырнадцать исполнилось, пятнадцатый пошел, досточтимый.
— Красивая? — без стеснения, прямо спросил стольничий эмира.
— Если его высочество взглянут взором благосклонности, признают: неплохая, глядя в землю, ответил добивающийся чина и должности кори.
— Ладно. Что еще хочешь преподнести?
Не поняв смысла вопроса, богатей 'задержался с ответом. Стольничий счел необходимым дать пояснение:
У его высочества наложниц и без твоей красавицы много. Повелитель наш не нуждается еще в одной. Пусть хвалимое тобой слабое существо будет приложением к твоему подношению, но из чего же само подношение состоит?
Мирзо Акрам понял, что от такого, как он, богатея ожидают большего. Но иного выхода, кроме как дать согласие, у него не было.
— Из всего, что вы посоветуете,—склонил голову он.
— Я что могу знать, чтобы советовать? Это знает твоя щедрость, кори! — ответил корыстолюбец.
— Хорошо, — медленно произнес Мирзо Акрам. — Я приготовлю какой-нибудь достойный подарок.
—Какая у тебя цель, кори? Ты хочешь получить у его высочества -назначение на хорошую должность?
— Вы сами знаете, досточтимый,— нагнувшись, опять отвесил поклон кори.— Наш великий эмир милостив к рабам своим. Если захотят, то одним лишь взглядом благосклонности вознесут до неба голову раба своего.
— Если я получу и передам тебе ярлык на хороший придворный чин и должность, чем ты отблагодаришь меня?
— Чем скажете, досточтимый.
Яхшибек немного помолчал. Искоса глянул на богатея:
— Чин привратника — эшик ага-баши — сто золотых, чин начальника конюшни — мирохура — сто пятьдесят золотых.
Мирзо Акрам, потупив глаза, зажал в кулак свою бороду. Бессовестный царедворец требовал чрезмерную взятку.
— Поясница моя сломается, немножко сбавьте, да возьму я вашу беду на себя. Ведь для подарка его высочеству нужна еще, самое малое, полная переметка денег,
— Мы с тобой скот продаем и покупаем, что ли? — нахмурил брови стольничий.— Хочешь, как я сказал,— пожалуйста, сделаю. Не хочешь — сам иди к его высочеству и возьми у него ярлык!
Что тут мог возразить Мирзо Акрам? Помолчав, дал согласие.
Яхшибек сказал:
— Твою девушку приведи ко мне домой, сперва женщины два-три дня поучат ее, как вести себя во дворце его высочества. А затем мы отправим ее во дворец.
Мирзо Акрам поспешно вернулся в дом свояка, рассказал своей старшей жене Ибодат, как обернулись его дела, приказал женщинам подготовить Зеби к переходу в дом стольничего.
По совету женщин он в тот же день купил и принес материи для одежды Зеби. Пригласили двух швей; работая вместе с ними, женщины в восемь рук за два дня и две ночи сшили все, что требовалось. Разбудив девочку до рассвета, заставили хорошенько искупаться, вымыли ее душистым туалетным мылом, затем, нарядив ее в атлас и тончайший газ, надев на тонкую шею ожерелье червленого серебра, а на пальцы перстни с крупными самоцветами, отправили девочку с отцом в дом стольничего.
Жена Яхшибека три дня учила девочку, как надо сидеть, как вставать в присутствии его высочества. Опытная женщина не раз и не два вершила подобные дела, знала, что и как внушить и преподать девушкам. Вместе с домашней служанкой, усадив Зеби перед плотно закрывавмым ставней оконцем во двор, расчесала ей волосы, накрутила, где надо, завитки, локоны; подправила брови щипчиками, насурьмила глаза, нарумянила лицо, наставила темной краской на щеки и подбородок маленькие родинки. Затем надела на пальцы купленные отцом дорогие кольца, продела в уши золотые крючочки жемчужных подвесок, навесила на грудь ожерелья, инкрустированные драгоценными камнями, а парчовую тюбетейку обтянула золототканой налобной повязкой. Все это убранство, эти восточные украшения превратили в общем бесцветную девушку в одну из тех красавиц, какие бывают изображены на старинных самаркандских или гератских миниатюрах.
Зеби, любуясь в зеркало своей красотой, едва узнавала себя,—отбегая от зеркала, танцевала и радовалась, была счастлива, в девическом своем простодушии мня, что именно такими бывают султанши...
Жена Яхшибека, которая бывала в эмйрском гареме, взяла с собой девочку и направилась с нею в крепость. Там, на среднем дворе цитадели, она ввела девочку в тот дворцовый домик, где жили молодые жены эмира, с которыми повелитель не свершил брачного обряда. Здесь жена Яхшибека сдала Зеби на руки домоправительнице.
Яхшибек пришел в крепость вслед за своей женой и приказал стоявшему у ворот цитадели стражнику доложить его высочеству, если к воротам подойдет Мирзо Акрам. Сам Яхшибек прошел в приемный дворцовый зал.
Эмир сидел среди пуховых подушек, просматривая какие-то бумаги. Яхшибек, стольничий Абдул Ахада, его советчик, а надо — и шут, входил к эмиру так же свободно, в любое время, как и тогда, когда эмир был правителем Кермине.
— Досточтимый! Ко двору приехал Мирзо-кори! — со смехом доложил Яхшибек.
— Что, опять привез перепелку? — рассмеялся эмир.
— Нет, на этот раз он привез его высочеству другой подарок.
— Да?
— Его подарок послан на средний двор.
Абдул Ахад, подняв глаза от бумаг, посмотрел на стольничего:
— Какова?
— Маленькая. В куклы играет! — сделав томные глаза, пошевелив плечами и шеей, как это делают восточные
танцовщицы, со сластолюбивой улыбкой определил стольничий.
Эмир оживился, отбросил бумаги на подушку:
— Где он достал?
— Его собственная. Говорит: «Я подарю ее наложницы его высочеству». Сам кори сейчас придет принести поздравления моему эмиру. До его прихода вы бы пошли взглянуть на подарок!
Абдул Ахад встал и вышел в боковую дверцу. Прошел по узкому проходу, соединявшему приемный зал со средним двором, и тихо трижды ударил луженым молоточком в маленькую резную дверь. Ее почтительно открыла какая-то женщина.
Чистенький двор небольшого дома был выложен квадратными кирпичами. Двери и ставни окон его шести комнат открывались на длинную веранду, с расписными по алебастру стенами и резными колоннами. Четыре молодые, красивые и хорошо одетые женщины, оказавшиеся во дворе дома, прижав руки к груди, отвесили эмиру глубокие поклоны.
Пожилая домоправительница, догадавшись о цели несвоевременного утреннего визита его высочества, поклонившись, сказала:
— Вот сюда пусть пожалуют,—и указала на последнюю с правой стороны комнату.
Эмир прошел к этой — шестой — двери, открыл ее, молча с минуту глядел внутрь комнаты. Зеби сидела в середине, на ковре! Испуганная, она встала и, как учила ее жена стол чего, поклонилась, произнесла приветствие и быстрыми шажками прошла в угол комнаты, остановилась, полуприкрыв лицо тонким небесно-голубого цвета платком. Ее изящная фигурка была всего лишь чуть выше основания ниши в стене, из-под длинного подола ее газового алого платья виднелись маленькие детские ноги в мягких сапожках. Абдул Ахад видел только одну ее щеку с черною родинкой, один насурьмленный глаз и длинную тонкую черную бровь — лицо Зеби в профиль показалось ему очень красивым, фигурка — стройной, изящной. Он про себя сказал: «Ой-ой! Какая гурия ведь! В самом деле, играющая в куклы! Молодец, кори!»
И, тихонько прикрыв дверь, повернувшись, вышел из дома. Возвратись в приемный зал, он едва мог спрятать в черных усах и бороде довольную улыбку, не ускользнув
шую от искоса брошенного взгляда Яхшибека, дожидавшегося своего повелителя.
Ну, какова, достойнейший?
Изумительна! — ответил Абдул Ахад, садясь на свое
место.
Какой чин вы дадите кори, достойнейший? — спросил Яхшибек.
— Может быть, дать ему ярлык на чин караулбеги — придворного порученца? Или эшик ага-баши? — сказал эмир.
— Дайте уж ярлык на чин начальника конюшни — мирохура! — посоветовал стольничий. — Что потеряет ваше высочество? Теперь, по одному счету, мы можем назвать кори и отцом ведшей невесты, иначе говоря = тестем.
— Не отцом невесты, а отцом наложницы! — засмеялся эмир.
— Пусть будет отцом наложницы, согласился Яхшибек.— Покойным родителем вашим он безо всякой провинности был лишен и чина и занимаемой должности. Теперь, если вы выкажете к нему милость, он получит лишь то, до чего давно дослужился бы.
Заступничество стольничего было слишком уж энергичным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59