— Вы что, с ума сошли? Хотите весь лед Северного Ледовитого океана забрать! Ваш кусочек тонн двести весит!
К сожалению, пришлось выбрать кусочек поменьше. Наконец, «кабан» был водворен на палубу; трапы подняли, и ледокол двинулся дальше.
Наша группа продолжала свою работу; мне хотелось как можно подробнее изучить свой «первый» арктический лед. Мы занялись определением его солености, прочности, структуры и ряда других физико-механических свойств.
Совершенно незаметно промелькнул день и снова наступила ночь. Завершить свои исследования мы не успели,— слишком широко их задумали. Решили, что спать не пойдем, пока не закончим, хотя веки у нас уже слипались,— ведь не спали уже вторые сутки. Справились со своей программой только к десяти часам утра следующего дня и, как убитые, свалились спать. Да и пора было, шли третьи сутки.
Но спать мне долго не пришлось. В четыре часа разбудил Игорь Владиславович. Словно извиняясь, он сказал:
— Я не хотел вас будить, но уж очень интересные пошли поля льда, сплошной пак. — Так в Арктике называют многолетние старые льды, просуществовавшие много лет. Этот лед становится от времени очень крепким. Я быстро вскочил и побежал в душ. Холодная вода сразу же прогнала мой сон, и, наскоро одевшись, я выбежал на мостик. Там было уже несколько человек. Картина, представившаяся моим глазам, была действительно необычайная. Льды совершенно не походили на те, что мы видели раньше. Они образовали разводье, и прямо на север шла широкая водная дорога, словно приглашая ледокол: «Иди, иди дальше, не бойся».
Но в этом приглашении чувствовалось скрытое коварство. По бокам этого канала льды были грозные. Они отливали синевато-лиловым цветом, похожим на цвет хризантем. Чувствовалось, что эти льды очень прочны.
Поверхность их была окатана в виде бугров. «Бараньи лбы» — обычно называют альпинисты такого вида скалы. Здесь были «ледяные бараньи лбы».
— Не льды, а поля хризантем!—воскликнул я, глядя на лед.
Капитан мрачно на меня посмотрел и сказал:
— Если эти хризантемы сойдутся и будут давить, то с ледокола полетит не одна заклепка, а может, и часть борта. Не хотел бы я долго находиться в этой оранжерее.
Капитан явно нервничал, и ему очень хотелось поскорее отсюда убраться. Но «чистая» дорога и возможность проникнуть далеко на север, представившаяся нам, бывает не часто. Игорь Владиславович хотел использовать все, что было возможно. Мы шли полным ходом несколько часов, но вот впереди показались барьеры торосов. Дальше свободного пути не было. Я побежал будить Костю и Гурия, которые мирно спали и. не знали о «ледяных хризантемах». Решили исследовать этот район. Все научные группы приступили к работе. Здесь впервые я познакомился и с «паковым» льдом —- «жителем» центрального полярного бассейна. Свойства этих льдов раньше почти не были исследованы. Попробовали бурить эти льды, но они были прочны, как кость, и бур шел еле-еле. Во время работы к нам подошел Игорь Владиславович. Он сказал:
— А знаете, мы побили рекорд плавания в этих широтах. Севернее нас не заходил ни один корабль.
Всем, конечно, это сообщение очень понравилось.
Ледокол простоял полсуток. Удалось провести исследования «арктического пака». Опять работали, не замечая времени, и снова полсуток оказалось мало. Но теперь было мало не только нам, ледовикам, но и остальным научным группам. «Сила солому гнет», — говорит русская пословица. Все сообща мы уломали Игоря Владиславовича задержаться здесь еще 6 часов. А потом ледокол двинулся на запад. Его путь проходил много севернее, чем пути других кораблей, по еще неисследованным доселе районам.
Через несколько дней пути далеко на юге показались снежные горы с остроконечными вершинами. Проходили мимо острова Врангеля. Около этого острова с нами произощед довольно неприятный случай.
НАМ НЕ ПОВЕЗЛО
Как-то днем с капитанского мостика мы заметили медведя.
— Надо запастись свежим мясом, — сказал капитан и велел вызвать охотников. На ледоколе нас было пять охотников. Мы взяли винтовки и вышли. Капитан с мостика распорядился: — Далеко не стреляйте, подойдет близко. Бить наверняка.
Ледокол повернул в сторону медведя и пошел на сближение. Медведь шел прямо к нам, гордо подняв свою небольшую голову. Наверное, его привлекал вкусный запах жареного мяса, который разносил ветер с нашего камбуза. Вид корабля не внушал ему опасения, и, будучи любознательным, он решил ближе посмотреть «чудище», которое вторглось в его края.
До медведя оставалось метров триста, когда вдруг из каюты выскочил ехавший с нами корреспондент одной из газет. Это был странный человек; он всегда, как говорят, выкидывал дикие «номера». Так было и теперь. Увидев медведя, он заскочил обратно в каюту, схватил свой карабин и, выбежав на палубу, открыл неистовую стрельбу по медведю. Карабин был у него плохонький, и пули не могли причинить зверю вреда, но они его напугали. Медведь повернулся и стал уходить.
— Надо стрелять! — сказал наш главный охотник Вася. Конечно, за триста метров выстрелы были не особенно верны., но медведь после залпа зашел за торосы и, кажется, упал. Увидя с мостика, что медведь упал, капитан дал команду — взять медведя на борт.
На лед надо сходить одетыми; мы забежали в кубрик за полушубками, когда же выбежали на палубу, то увидели, что на льду уже целая толпа матросов с досками, баграми и веревками. Одеты они были кто как: одни просто в тельняшках, другие в кителях. Командовал всем дублер капитана. Он потерял все нити управления, и матросы мчались прямо к медведю с криком и гамом. Когда толпа добежала до тороса, то медведь вдруг поднялся и, грозно рявкнув, пошел прочь от ледокола. Мы быстро спустились на лед и тоже побежали к медведю, но стрелять не могли, так как за медведем гнались люди. Охотничий азарт охватил толпу матросов настолько, что они не сознавали, что делали. Ближе всех за медведем,
почти нагоняя его, бежал один кочегар. Он хлопал в ладоши и кричал: «У-лю-лю... у-лю-лю!..»
Все это происходило на дрейфующих льдах, поэтому люди все рассеялись, перепрыгивая через трещины и разводья. Когда кочегар почти догнал медведя, тот обернулся и, зарычав, пошел на него. Кочегар опешил и остановился, потом бросился бежать обратно. Но куда? Льды дрейфовали, и путь к ледоколу был отрезан. Я бросился наперерез медведю, но багор, с помощью которого я перепрыгивал через небольшие разводья, соскочил с края льдины и ухнул в воду; я чуть не утонул; мокрый, еле-еле вылез на лед.
«Охота» завершилась нашим позором. Медведь ушел. Хорошо, что он еще никого не задрал. Товарищи потом рассказывали, что на ледоколе картина была весьма своеобразная. По палубе метался белый, как полотно, Игорь Владиславович, а капитан неистово кричал. Впрочем, главным виновником этой охоты был капитан. Ему не надо было выпускать людей на лед и не посылать своего дублера, который не мог с ними справиться. Первым на лед надо было сойти нам, охотникам, и застрелить медведя, который, очевидно, не был даже ранен.
На этом злополучном месте пришлось еще задержаться, пока проверили, не остался ли кто из людей на льду.
Нас, охотников, ждал позор. Лучше бы не участвовать в этой «охоте». Когда я вернулся на ледокол, Игорь Владиславович дал мне стакан коньяку и отправил спать, сказав, что «суд чинить будем завтра».
Больше всех попало дублеру капитана; конечно, он натворил дел, но по выговору заработали и все участники охоты. Хуже всего было то, что у нас хотели отобрать винтовки; но потом все же пожалели и винтовки оставили. Зато вся стенная газета была в карикатурах. Меня нарисовали даже в двух видах — летящим в воздухе и упавшим в воду, отчего поднялась туча брызг, чуть не залившая ледокол. Потом всех охотников долго преследовали насмешки.
Слово «охотник» стало самым нарицательным словом на ледоколе. Про нас насочиняли много всяких веселых куплетов. Словом, досталось изрядно.
Однажды, после ночной вахты, я ложился спать. Сегодня к чаю должны были быть оладьи. Это было самое вкусное блюдо. Но очень хотелось спать, и я решил пожертвовать оладьями. Вдруг по радио прозвучал зычный голос капитана: «Охотники, на нос!» А потом он перечислил всех, кого вызывал, в том числе и меня.
Первая мысль была, что нас опять кто-нибудь разыгрывает, но потом я вскочил, быстро оделся и выбежал. На носу были все, кроме Васи, но и он скоро подошел. Капитан с мостика сказал:
— Справа по борту лежбище моржей. Даю вам шанс вернуть свою былую славу,—-и потом добавил: — Только на этот раз уж не осрамитесь!
Он смеялся; настроение у него было отличное. Зато мы волновались больше, чем балерины перед первым выходом на сцену. Провал сейчас — это позор до конца экспедиции. Все, кто были на ледоколе, высыпали на палубу и с нетерпением ждали, что будет. В наш адрес по-прежнему летели шуточки.
— Ребята, моржей стрелять надо только в шею или голову, иначе уйдут, — сказал Вася.
Но расстояние, с которого обычно стреляют, большое, и приходится хорошо выцеливать. Голова на таком расстоянии меньше мушки.
Морж огромное морское животное. Весит он больше тонны. Вместо лап у него ласты; это помогает ему легко плавать. В воде моржи необычайно ловки, они могут плавать лежа на боку, на'спине, на животе и даже плыть назад. Если бы моржи стали соревноваться с любым чемпионом мира по плаванию, то завоевали бы первое место. У каждого моржа два острых клыка величиной до метра. Этими клыками они ударяют, когда защищаются или нападают. Опираясь на клыки, они легко вскарабкиваются на лед.
Местное население добывает моржей для питания. Шкуры их идут для поделок, клыки — для косторезных работ. Особенно ценна у моржей их очень вкусная печень. Она весит 8—10 килограммов. Под толстой кожей у моржа находится еще более толстый слой жира, — это и защищает его от холода. На суше моржи очень неповоротливы и не любят передвигаться.
По мере приближения ледокола моржи заволновались. Первыми бросились в воду моржихи, увлекая за собой своих маленьких детенышей. Глупые детеныши не хотели идти в воду; тогда моржихи подняли ласты и на-
давали «моржовым ребятишкам» таких оплеух, что те сразу же бросились в воду.
Мы приблизились метров на двести. Головы зверей на таком расстоянии были очень маленькие, но промахнуться нам никак нельзя.
Волнение у моржей усилилось. Очевидно, наш корабль наводил на них ужас. Моржи прыгали в воду. На льдине остались только огромные ленивые самцы. Им было в высшей степени все безразлично и даже наше «чудище». Мы дали залп. Морж, в которого я стрелял, уронил голову и замер.
— Есть! — крикнул я.
— Есть и у меня, — сказал стрелявший рядом Вася.
Остальные охотники уложили еще двух моржей. Наконец-то мы восстановили свой авторитет после неудачной медвежьей охоты.
Ледокол подошел к лежбищу. От него пахло неприятным, очень резким запахом, какой бывает в нечищенных скотных дворах. Весь лед был покрыт мокрым илом и грязью. На лед сошли боцман и один матрос. Они зацепили тросами моржей, и лебедка подала их на палубу. Всем охотникам роздали моржовые клыки. Моржей быстро разделали, и к ужину была дана чудесная жареная печенка.
Наш корабль шел все дальше и дальше на запад. Прошло уже несколько месяцев как мы плавали. Быстро пролетела весна, короткое полярное лето, и наступала осень. Ее приближение чувствовалось. Кончился длинный полярный день, солнце теперь заходило за горизонт и подолгу там оставалось. Стало холодно.
Для нас время промелькнуло незаметно. Работа по-прежнему увлекала, а научные дневники так выросли, что из общих тетрадей складывалась целая гора. В этих тетрадях собраны цифры, которые потом должны рассказать об арктических льдах. Заполнили свои дневники и другие научные группы. У всех есть что рассказать об этой замечательной экспедиции в неизвестные районы.
— Ну, как, хватает вам льдов? — спрашивал капитан, вспоминая, как мы в начале нашей экспедиции не могли дождаться, когда появится лед.
— Тут его не миллионы, а миллиарды тонн. Вот оно, царство льда,
Капитан был прав. Льда действительно хватало. Стрелки приборов показывали все новые и новые цифры, а отведенная нам часть палубы была занята ледяными образцами. Их сжимали, растягивали, изгибали, — словом, проделывали с ними массу всяких опытов.
Помещение, где находилась наша лаборатория, было на носу ледокола, отдельно от других. Это навело на мысль придумать что-нибудь веселое, чтобы потом поразить всех. После обсуждения мы нашли, что лучший сюрприз будет песня, отражающая все события нашей экспедиции. Для усиления нашего хорового состава мы пригласили, под большим секретом, двух Юр, большого и маленького. Маленький Юра был инженер-кораблестроитель, а большой — известный конструктор по приборам. По вечерам мы пили чай с вареньем и одновременно устраивали репетиции. Своим гимном мы сделали застольную ирландскую песенку Бетховена. В ней были слова, очень нам нравившиеся: «За окнами шумит метель роями снежных пчел».
Потом уже на известные мотивы мы сочиняли песни с веселым, грустным, лирическим и драматическим содержанием. С каждой репетицией выходило все лучше и лучше. У нас были даже эффектные места, когда хор останавливался и пел один солист, потом снова вступал хор. Главным солистом был Юра большой. У него был коронный номер — он исполнял арию пингвина. Это получалось очень забавно.
Мы написали много юмористических песен про разные события экспедиции.
Скоро представилась возможность показать свое искусство. На ледоколе решили провести в честь праздника Дня победы вечер-концерт. Началась активная подготовка.
Очевидно, «сюрпризы» готовили и другие группы. Я как-то заскочил к гидрологам, которые что-то бурно обсуждали. При моем неожиданном появлении они смутились, прервали свой разговор и весьма недружелюбно спросили:
— Тебе чего?
Я все понял.
— Не волнуйтесь, не выдам!—сказал я смеясь.
— Ну, смотри! — уже более миролюбиво ответили они.
Такое скрытое соревнование всех забавляло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28