— Ну, раз так, пойдемте подпишем, — сказал старичок, и мы пошли к берегу.
Вот тут-то и произошло самое неожиданное.
Когда мы подходили к берегу, вдруг прилетели штук шесть ворон. Сели они около одной из лужиц на льду и с особенно важным видом стали смотреть по сторонам, быстро поворачивая свои головы. Держали они себя так гордо, будто не вороны, а какие-то жар-птицы прилетели. Ходили они, ходили, потом как заорут, как закаркают: карр, карр, карр! — и давай в луже купаться. Это зимой-то. Вскочили в лужу, крыльями машут, брызжутся и кричат. Что, думаю, за диковинка? Я старичка толкнул в бок: смотрите-ка, вороны-то с ума сошли. Как увидел мой старичок купающихся ворон, усы стал теребить. Теребит и закручивает — видимо, заволновался он,— потом и говорит:
— Вы.меня извините, молодой человек, но подписать вам разрешение и допустить вас на лед я не могу.
Я от неожиданности даже подскочил.
— Как? Почему?
— Видите, вороны купаются, — ответил он.
— Ну и что, пусть себе купаются, мало ли что воронам вздумается.
Старичок опять за свои усы взялся, теребит их, а потом и говорит:
— Так-то оно так, конечно; может быть, вам это и смешно, но на лед я вас не пущу.
— Но почему? — возмутился я. — Объясните, в чем дело!
— Дело в том, — произнес он, — что существуют народные приметы, — понимаете?
— Ничего не понимаю, — какие приметы?
— Ну, народные приметы, предсказания погоды. Например, если птицы начинают купаться зимой, то это означает, что будет длительная оттепель и лед растает.
— Да я же звонил в Бюро погоды, понимаете, Бюро погоды, — начал я уже раздраженно. — А вы тут мне про ворон говорите.
«Сами вы ворона», — чуть не сказал я от злости; все шло так удачно, и вдруг — вороны!
Старичок на мои слова не обратил внимания, помялся на месте, потом откозырнул и сказал:
— Будьте здоровы, разрешения для спуска на лед я не даю, — повернулся и пошел.
Вы представляете, сколько проклятий послал я вслед старичку; а если бы было со мной ружье, обяза-
тельно перестрелял бы всех ворон. А они покупались, покричали, да и улетели. Какое им дело до моих опытов!
Так и не пришлось мне в том году поставить свои опыты. Но самое интересное во всей этой истории то, что вороны действительно правду предсказали. Оттепель продолжалась двадцать дней, и лед весь растаял. Если бы старичок пустил меня на лед, то машина моя через несколько дней провалилась бы, а вместе с ней мог провалиться под лед и я.
Из всей этой истории я понял, что со льдом шутки плохие. Надо быть очень осторожным. Свойства льда сильно меняются в зависимости от температуры воздуха. То он может быть прочным, как скала, а то таким слабым, что не выдерживает и небольшой нагрузки. Тем интереснее изучать его. Сколько необычного и разнообразного узнал я о льде! А сколько я еще не знал?..
Глава III
ВОЙНА
ЛЕД И ТАНКИ
В следующем году нам повезло — зима стояла холодная, лед вырос толстый, и прочность его была большой. Опыты удались.
В разгар исследований приехал Владимир Сергеевич. Он долго смотрел, как работает машина, а потом сказал:
— Как важно всякую идею подтвердить на опыте. Опасений было много. Признаюсь, что они были и у меня. Все думали, что машина обмерзнет и не будет работать. Выходит, нет! Работает она хорошо. Теперь будем строить шугосброс для одной из кавказских станций.
Оценка опыта, данная Владимиром Сергеевичем, обязывала к тому, чтобы следующая машина была еще лучше. Опыты показали, что еще о многом надо подумать. Некоторые узлы в машине требовали переделки.
Свои испытания мы вели на небольшой речке около Ленинграда. По берегам ее рос лес. Лучи солнца зажи-
гали лес холодным оранжевым пламенем. Но мы были так увлечены своей работой, что не замечали окружающей нас природы. Зато когда опыты удались и подошли к концу, мы вдруг увидели настоящую русскую зиму и почувствовали всю ее прелесть.
Сколько раз потом я ставил опыты на льду, и всегда наша русская зима меня захватывала своей красотой.
После окончания работ мы начали готовиться к проведению опытов на Кавказе. Но осуществить их не пришлось. Грянула война, кровопролитная, беспощадная! Огромные полчища фашистов и их союзников внезапно ринулись на нашу землю. Они хотели уничтожить, истребить русский народ. На защиту Отчизны встали все. Тыл и фронт объединились. Каждый стал выполнять то дело, которое ему поручали.
После чудесной зимы прошлого года пришла другая, страшная зима. Особенно жестокой она была для Ленинграда. Город со всех сторон был окружен фашистами. Все дороги отрезаны. Наступили дни блокады и голода. Из осажденного города надо было вывезти стариков, женщин и детей, — всех, кто не мог носить оружие или работать для фронта. И тогда, неожиданно, выручил лед.
Думая о спасении голодающих людей, партия и правительство решили провести дорогу через лед на другую сторону Ладожского озера,— там, где фашистов не было. По этой дороге на автомашинах из Ленинграда стали вывозить истощенных и больных людей, а в город хлынули боеприпасы и хлеб. Эту дорогу по льду ленинградцы назвали «Дорогой жизни». Лед помог сохранить жизнь многим тысячам людей! Он помог Ленинграду бороться. Он уже не был тем злым детищем природы, которое давило и ломало корабли. Лед оказался другом, который выручил советских людей в трудную минуту.
С первых дней войны нас, молодых инженеров, взяли на строительство оборонных сооружений.
В то время я думал, что надолго распрощаюсь со льдом. Но случилось иначе. Когда наступила зима и замерзли реки, озера и болота, то по ним стали переправлять тяжелые грузы, танки, пушки. Часто лед не выдерживал и грузы проваливались. Как быть? Начали искать специалистов, которые могли бы определить прочность льда. Узнав, что я занимался льдом, меня перебросили на
один из северных участков фронта. Я снова встретился со льдом.
«Здравствуй, старый знакомец!» — хотел я сказать ему. Но нет. Он, как друг человека, еще не был моим знакомцем. Я знал его как грозную ледяную стихию или как полчища коварной шуги. Пришлось узнать и другую его сторону.
Едва я успел приехать в штаб, как сразу же передо мной поставили задачу: надо было перевести через реку тяжелые танки. Выдержит лед или нет?
Я пошел на реку и измерил в разных местах толщину льда, а потом стал считать. Если мой расчет будет неверен, то танки с людьми могут провалиться и погибнуть. А если я запрещу переправу, то танки не смогут выйти на свой огневой рубеж. Задача еще осложнялась тем, что расчет не дал ясного ответа, можно или нельзя переправлять танки. Расчет показал, что лед находится на пределе. Я проверил еще несколько раз. Прямого ответа не было. Задача оставалась неопределенной. Как быть? К восьми часам вечера я должен был дать ответ. У меня оставалось в запасе всего два часа. Я снова пошел на реку и измерил лед еще раз. Я не мог дать командиру два ответа. Ему надо сказать что-нибудь одно: или можно, или нельзя.
Снова лед заставил меня мучительно думать. Опять передо мною стояла задача, которую я не мог решить. Тут я пожалел, что связал свою жизнь со льдом. Какое же это беспокойное занятие — решать задачи, связанные со льдом! В уме я перебирал всякие случаи, о которых читал и слышал.
Стрелка часов неумолимо приближалась к восьми. Мне оставалось 48 минут. А что, если заставить танки пройти через реку на большой скорости, так, чтобы лед не успел обломаться? Ведь, катаясь на коньках, каждый мальчишка знает, что на тонком льду останавливаться нельзя. Надо ехать быстро, если не хочешь утонуть или искупаться зимой. Я так и решил сделать. Придя к командиру, рассказал ему, что собой представляет лед и как нужно танкам переправляться. Он внимательно выслушал меня и строго спросил:
— Значит, есть большой риск?
— Есть, — ответил я. — Расчет показал прочность льда на пределе.
— А вы уверены в том, что при переходе на большой скорости риск будет меньше?
— Уверен! Это единственное, что можно предложить. На первой машине поеду сам, — ответил я.
— Хорошо! — сказал командир и сразу как-то подобрел ко мне.
Командир приказал собрать танкистов и попросил меня объяснить им, как надо вести себя на льду. Переправа была назначена на рассвете следующего дня. Я лег спать пораньше. Меня разбудили, когда только начинала брезжить заря. Я быстро оделся и вышел на улицу. У крыльца стояла бронемашина командира, и мы с ним поехали осматривать стоянки танков. Они уже все вышли на исходные рубежи и ждали сигнала. Моторы работали, оглашая реку могучим гулом. Там я пересел в головной танк. Через несколько минут по сигналу командира мотор оглушительно заревел, и танк с огромной скоростью помчался по льду. Туча снежной пыли белым хвостом оставалась за ним. Я не заметил, как мы очутились на другом берегу реки.
— А знаете, как лед изгибался под нами? — возбужденно рассказывал водитель. — Признаться, я думал, что вот-вот провалимся. Не хотел бы я повторить этот путь,— сказал он и вздохнул с облегчением.
Командир танка пустил зеленую ракету, обозначающую, что переправу можно начать. Слева и справа от нас раздался гул, и танки пошли через реку. Они перебрались благополучно. За ними пошли тягачи, грузовики и бензозаправщики. Скоро подъехал и командир на своей бронемашине. Я вернулся в штаб.
С переправой танков мне пришлось в ту зиму встретиться еще раз, но уже на другой реке. Танки были более мощные, а лед оказался тоньше, так как был покрыт толстым слоем снега, который прикрывал его от морозов, словно теплое одеяло. Расчет показал, что танки провалятся, как только их пустим на лед. Здесь уже нельзя было применить метод быстрого перехода. Надо было искать другое решение, и оно нашлось. Оказалось, что верхняя очень тяжелая вращающаяся головка танка могла сниматься автокраном, тогда танк становился легче и его можно было переправить в полуразобранном виде.
Несколько случаев удачных переправ окрылили меня, и я стал считать себя уже специалистом по льду. Окру-
жающие штабные работники также уверовали в меня и стали посылать туда, где нужно было решать задачи, связанные со льдом.
Зима первого года войны подходила к концу. Однажды начальник штаба вызвал меня к себе и сказал:
— Там, на севере, имеется железная дорога, проложенная по льду. — Он показал на карте место, где шла дорога. — Началось таяние, дорога быстро выходит из строя. Ее хотели уже закрыть, но нашелся один энтузиаст метеоролог, который берется продлить жизнь дороги еще дней на десять — пятнадцать. Инженеры путейцы, которые смотрят за дорогой, говорят, что это недомыслие непонимающего человека.
— Что понимает метеоролог во льдах? — спросил я несколько заносчиво, заранее склоняясь на сторону инженеров и осуждая изобретателя.
— Так-то оно так, но больно заманчиво дать дороге поработать еще несколько дней.
— Желание отличиться! — сказал я.
— Может быть, и так, но вам надо туда выехать и установить на месте действительную картину.
Я поехал.
Этот район был довольно далеко; надо было лететь на самолете, а затем ехать на машине. Не заезжая в управление, я направился прямо на дорогу, чтобы самому ее посмотреть и составить мнение.
Уже чувствовалось дыхание весны. На льду стояли лужи от растаявшего снега, верхний слой льда ослаб. Дорога выглядела ужасно. За период зимней эксплуатации накопилось много мусора. Весь лед был загрязнен, и теперь солнце этим воспользовалось. На участке дороги шло быстрое таяние. В некоторых местах на льду были уже сквозные трещины. Ширина их местами достигала нескольких сантиметров, и была видна темная вода реки. Почти все полотно дороги было покрыто лужами талой воды. Проходившие по рельсам мотовозы с вагонами создавали целые фонтаны брызг.
Признаться, я не ожидал такого плачевного состояния дороги. Действительно, дорога по льду долго не продержится.
— Что он, с ума сошел, что ли, этот метеоролог? — решил я. — Дня три — и все пойдет под лед.
ГОРЬКИЙ УРОК
Осмотрев дорогу, я поехал в поселок. Главный инженер дороги, путеец по образованию, был старше меня лет на десять. Он казался опытным, серьезным человеком. Мы сразу же нашли общий язык.
— Конечно, дорогу оставлять нельзя, это значит сознательно пустить грузы под лед. — Таково было наше общее мнение.
— А что представляет собой «изобретатель»? — спросил я.
— Знаете, лично мне он неприятен, колючий и несговорчивый человек, но, честно говоря, он не без фантазии. Начальство его недолюбливает: он прямо говорит в глаза, что думает, а главное — доставляет много хлопот своими предложениями. Самое интересное то, что от предложений он лично ничего не имеет, — так сказать, борется за идею. За это его товарищи назвали романтиком.
Главный инженер повел меня к начальнику дороги и представил ему:
— Вот наш арбитр в борьбе с метеорологом.
Мы познакомились. Я с горячностью высказал свое мнение, которое совпадало и с мнением начальника. Мы расстались довольные друг другом.
Решающего совещания я ждал с большим интересом. Оно началось несколько необычно. Неожиданно приехал на совещание контр-адмирал, которому было поручено командование этим районом. С ним прибыло много военных специалистов. Комната начальника дороги оказалась мала, и совещание пришлось перенести в чертежную, временно выселив оттуда копировщиц, чему последние были очень рады.
Открыл совещание начальник дороги. Он рассказал о предложении Василия Тимофеевича, как звали метеоролога, и просил присутствующих высказать свое мнение для окончательного решения. Первым выступил главный инженер. Он обоснованно, с цифрами доказывал, что дорога сможет просуществовать при такой погоде максимум пять — шесть дней. Он сообщил о происшедших в последние дни провалах. В заключение сказал,— лед стал слабым, идет интенсивное таяние. Выступление его было строгое, четкое и, казалось, совершенно объективное. Он сразу же завоевал общее распо-
ложение; всем стало ясно, что предложение продлить работу дороги нереально и риск необоснован. Затем дали слово мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28