Бывшие у нас в экспедиции женщины занялись украшением кают-компании. Они вырезали из бумаги листья разной формы и делали гирлянды. Художник раскрасил эти листья тонами красочной осени. Кают-компания превратилась в осенний парк. Тут были ярко-красные листья осеннего клена, темно-красные листья рябины, золотистые— березы и коричневатые листья дуба. Получилось очень красиво.
Концерт прошел весело; было много остроумного. Этот концерт немножко отвлек нас от заполненной трудом жизни, и мы делго его вспоминали.
С каждым днем все дальше и дальше мы продвигались на запад и вот стали подходить к знаменитому «белому пятну» — Айонскому массиву. Здесь до нас еще не было ни одного судна. В восточном секторе Арктики Айонский массив — главное препятствие. Тяжелые льды спускаются с севера и закрывают проход у берега. Пройти сквозь эти льды было невозможно.
Неизвестность создала легенды об этих местах.
Пройдем ли мы?
Ледокол часто останавливался. Почти ощупью пришлось выбирать путь. Капитан не сходил с мостика. Он совсем не спал. Веки у него были красные, но он держался молодцом. Тут-то мы и поняли, на что способен этот богатырь.
Льды здесь были совершенно не похожи на те, что мы видели до этого. Они были грязные, покрытые илом. Весь район как бы был перекорежен. В лесу такие места называют буреломом. Тут происходили грандиозные процессы сжатий. Лед крошило, переворачивало, разламывало и забивало море до самого дна. Глубина океана здесь была маленькая, всего метров двадцать. Образовались сидящие на мели ледяные гряды, называемые сто-мухами. В этой ледяной стихии даже наш ледокол казался игрушкой.
Однажды, уже под утро, простояв на вахте несколько суток подряд, капитан пошел спать. Заменил его дублер. То ли ему не повезло, то ли он действительно был плохой капитан, только во время его вахты произошло одно печальное событие.
Направляясь спать после ночной ледовой вахты, я вдруг почувствовал, что ледокол задрожал как будто
в ознобе. На доске аварийных сигналов вспыхнула красная лампочка. Ледокол продолжал дрожать. Это происходило из-за вдруг возникшей вибрации. Из машинного отделения передали, что машины останавливают. Все побежали к корме. Туда же пришел вскочивший с постели капитан. Быстро подготовили водолазов. Водолазы надели свои костюмы и спустились в воду. Заработали воздушные насосы. Скоро по телефону водолазы сообщили, что у левого винта сломаны две лопасти. Это сделала поднырнувшая под винт огромная льдина. Льды не пускали ледокол дальше. Огорчение было всеобщим, но больше всех расстроился капитан. Все думали, что сейчас дублеру опять достанется, но капитан, к всеобщему удивлению, не сказал ему ни слова. «Вот это выдержка»,— решили все. Левый винт выключили, вибрация прекратилась.
— Надо теперь поскорее выбираться из этих проклятых льдов, — сказал капитан. — Иначе, чего доброго, еще зазимуем!
И он начал выбираться, используя каждую трещину, малейшее появление свободной от льда воды. В этом районе наблюдались периодические сжатия от приливных явлений. Когда лед сжимало, ледокол стоял, но, как только лед разжимало, мы сразу же шли — вернее, ползли на юг. А льды словно чувствовали, что мы в их власти, и по-прежнему нас не пускали. Чтобы найти путь, капитан часто поднимался в «воронье гнездо», наверх, и командовал.
Грянули морозы. Они сковали и без того тяжелые льды. Тонкая корочка нового льда хотя сама и была непрочной, зато мешала движению старых льдов. Положение осложнялось. Двигаться стало еще труднее. Но борьба не прекращалась. Наш ледокол напоминал подстреленного орла, который, волоча крыло, не хочет сдаться и, перескакивая с камня на камень, упрямо поднимается на скалу к своему гнезду. Метр за метром мы прогрызались к югу. Но сколько этих метров впереди? Вот тут все поняли, что значит слово «терпение» и как оно нужно в Арктике.
Как ни «старались» льды задержать нас и оставить на зимовку, на этот раз им это не удалось. Мы выбрались. Капитан показал свое искусство и вывел из льдов наш покалеченный ледокол, и мы направились в
ближайший арктический порт, чтобы поставить новый винт.
В бухте плескались чайки. Они с криком, махая крыльями, бросались на плавающие корки хлеба, коробки и банки, выброшенные за борт.
На корме ледокола суетились люди. Шли работы по замене винта. Вес винта был 12 тонн. Шесть концов канатов шли к винту. Водолазы работали под водой. Они командовали по телефону, какой канат надо тянуть, чтобы снимаемый винт шел правильно.
— Майнать первый правый! — передавал команду водолаза стоящий матрос.
— Вира по малу левый второй!—снова передавал он.
Слова «майна» и «вира» известны грузчикам и морякам всего мира. Можно не знать языка, но если грузчику крикнуть «майна», то он знает: «опускай», «вира» — «поднимай».
На север шла зима. Выпал снег. Он покрыл береговые сопки пушистым белым покровом. Ожили полярные зайцы. Белые, они теперь могли не бояться, что их заметят прожорливые совы. На юг потянули и птицы. Их тысячные скопища собирались на чистых от молодого льда участках. Утки были так жирны, что для того, чтобы подняться, им приходилось долго, махая крыльями, бежать по воде. Они напоминали тяжелые гидросамолеты.
Через несколько дней, благодаря очень напряженной работе водолазов, мы закончили ремонт. Новый винт был поставлен. Наш путь лежал теперь на восток. Ледокол получил задание вывезти из порта оставшиеся там суда. Их было два: огромное океанское грузовое судно и маленький лесовоз. Океанский гигант был раза в три больше ледокола. Трюмы его были пусты, и он весь поднялся из воды. Гудок этого великана был низкий, басовый, словно рыкало сто львов сразу. Голос у лесовоза был тоненький, но пронзительный. На лесовозе заканчивалась выгрузка. Когда выгрузка закончится, все мы должны были покинуть бухту и, пробиваясь сквозь льды, уходить из Арктики.
Выгрузку закончили под вечер. Ледокол дал гудки— два длинных и один короткий. Это обозначало: «Следуйте за мной!» Мы стали выходить из бухты.
В море сразу же встретились льды. Но они были еще не страшные. Уж если мы преодолели айонские льды, то эти-то преодолеем. Но оказалось, что и они трудны океанскому гиганту. Он стал отставать. Ледокол дал ему сигнал: «Не отставай!» «Не могу!» — ответил тот.
Вот тебе и гигант! Зато лесовоз ловко пробивался среди льдов.
Ледоколу пришлось часто подходить к гиганту и помогать ему.
Шли медленно. Ярким красным закатом простилось с нами солнце. Далекий берег с белыми, словно умытыми, сопками стал розовым. Наступала ночь, ясная и морозная. Обычно ночью во льдах суда не ходят, но нам надо было идти. Зима шла на север быстро. Зажгли бортовые огни, красный и зеленый, и, словно споря с ними, в небе вдруг полыхнуло северное сияние. Разноцветные полосы бежали по небу, то усиливаясь, то ослабевая. Как зачарованный стоял я на палубе и смотрел на этих предвестников полярных ночей.
Через несколько дней ледокол вывел океанский гигант и лесовоз на «чистую воду» — так гидрологи называют воду, свободную от льда. Суда дали прощальные гудки и поплыли дальше одни.
НЕУЖЕЛИ ЗИМОВКА?
До окончания арктического путешествия оставалось уже совсем немного. По пути нашего следования был остров Колючин, куда нужно было завезти продовольствие, уголь и некоторое оборудование. Когда стали под-ходить к острову, то встретили очень тяжелые льды, которые с трудом преодолевал ледокол.
На горизонте показался остров, но, пока ледокол до него добрался, прошли целые сутки.
Остров был очень интересен. С северной стороны он обрывался отвесными, черного цвета скалами. Они возвышались сорокаметровой стеной и уходили в море. На самом верху виден был одинокий домик полярной станции и две радиомачты. С юга остров полого спускался прямо к морю. Когда-то, давно эгот остров был излюбленным местом отдыха моржей. Моржи вползали на
него с южной стороны, они грелись на солнце и валялись на траве. Но люди узнали об этом. Начались массовые охоты, и моржи покинули этот остров, но до сих пор на нем еще много моржовых костей.
Зимовать на острове очень беспокойно. Осенью и в начале зимы разыгрываются штормы. Море бушует, холодные, обледенелые брызги залетают даже на сорокаметровую скалистую стену. Ветер сотрясает одинокий домик, словно хочет его сбросить в море. Он часто валит радиомачты.
Ледокол подошел на 400 метров к острову и закрепился. Дальше подходить ему к берегу было опасно, — могли сесть на скрытые камни. Обследовали льдину. Оказалось, что она вполне надежна. Продовольствие и топливо решили выгружать на льдину, а потом грузы переносить к подножию острова, а там уже лебедкой поднимать наверх. Зимовщики заранее сделали подобие подъемного крана.
На лед вышел начальник зимовки — широкоплечий, коренастый человек. Это был известный полярник. Он зимовал более десятка лет и построил не одну полярную станцию.
Пока матросы организовывали выгрузку, начальник станции пригласил желающих осмотреть зимовку. Пошли шесть человек. День уже кончался. Наступила ночь. Пришлось идти в обход по торосистым льдам. Идти в темноте было трудно; мы часто спотыкались и кое-как добрались до домика. Дом был сделан добротно. Не две, а целых четыре рамы были вставлены в окна, чтобы стужа и ветер не могли пробраться в дом. На станции зимовало всего четыре человека. Нас встретил юноша лет шестнадцати. Он был радистом-стажером.
— Ты покажи, Коля, наше хозяйство, — сказал начальник. — Вы меня извините, я пойду проверю лебедку.
Остальные двое зимовщиков были также у лебедки. Коля оказался очень гостеприимным. Он все показал, а в довершение угостил нас чаем со сгущенным молоком, которое, как видно, сам очень любил.
Пока мы осматривали полярную станцию, на ледоколе начали выгрузку. Зрелище, представившееся нам, было необычным. Как будто мы попали в сказку с гномами и карликами. Ледокол включил все прожектора, и в ночь, словно ее разрезая, врывались освещенные по-
лосы яркого, слепящего глаза света. В эти полосы попадали последние косяки улетающих на юг птиц. Птицы становились будто серебряными. Они шарахались от неожиданности в стороны. По льду двигались маленькие гномы, которые суетились, тащили и катили какие-то большие предметы. Для того, чтобы работать было веселее, радисты включили музыку. И вдруг громкий голос запел:
«После тревог спит городок. Я услышал мелодии вальса!»
Это было так неожиданно и необыкновенно! Мы легли на землю, чтобы не упасть, и подползли к самому обрыву — посмотреть на волшебную картину. Наверное, никогда в тишину этих мест не врывалась еще песня. Песцы, спрятавшиеся в свои норы, которых на острове было много, не могли понять, что же происходит.
Лежа на обрыве скалы, мы и не предполагали, что нас ждет впереди и не знали, что огромный по силе тайфун прошелся по Великому океану. Океан разволновался и теперь, злой и беспощадный, начал топить суда. В воздух были брошены призывы о помощи. «СОС! СОС! СОС!»— передавало радио со многих судов. Не успел закончиться тайфун, как начались очень сильные штормы в северной части Тихого океана, Беринговом и Чукотском морях.
Радисты нашего ледокола приняли тревожные радиограммы, и капитан приказал всех собрать. Ледокол дал гудки. Ничего этого не зная, мы были очень удивлены. Надо идти на ледокол. Кто-то предложил спуститься с помощью лебедки, чтобы не обходить острова. Идея всем понравилась; отползли от края и пошли к подъемнику.
— Ты в институте занимался альпинизмом, — сказали мне товарищи,—спускайся первым.
Я пошел на площадку и стал влезать в сетку. Но тут мне пришли на память слова альпинистской песенки:
«Смотри, проверь свой каждый шаг!»
Я крикнул ребятам, чтобы они опустили трос.
— Надо проверить узел, как привязана сетка к тросу! — крикнул я.
— Не надо; только что поднимали! — послышался ответ.
Я хотел было уже согласиться, но выработанная еще в институте привычка взяла верх. Давай все же проверим! Когда трос опустили, то первое, что я почувствовал,—это страх. Мурашки побежали по спине. Узел не был не только затянут, но даже как следует завязан. Если бы я качнулся в сторону, то он обязательно развязался бы и вместе с сеткой я полетел бы вниз.
— Ну, нет, спасибо; чуть на тот свет не отправили! — сказал я и вылез из сетки с холодным потом на лбу. — Сто километров пойду, а здесь спускаться не буду.
— Да, вот ведь какая ерунда могла получиться! — сокрушенно сказали ребята.
Расстроенные, мы пошли вокруг острова. Это событие подействовало на всех неприятно. Я преклоняюсь перед мудростью альпинистов, которые смело преодолевают самые трудные подъемы, но всегда проверяют каждый свой шаг и каждый метр своей веревки. Кто знает? Может быть, тем, что теперь я могу писать эти строки, я обязан альпинистской песенке!
Чтобы закончить выгрузку до шторма, капитан объявил аврал, в котором участвовали все. Работа пошла быстро. Мы проработали всю ночь и только к утру кончили, а в полдень налетел шторм. Лед стало торосить и сжимать.
Все старания выйти из ледяного окружения оказались напрасными. Потянулись томительные сутки ледового плена. Настроение у всех испортилось. Скоро полгода как мы находились в плавании. Наступила вынужденная бездеятельность, а это самое неприятное, особенно когда уже хочется домой.
Игорь Владиславович нашелся. Недаром он был опытный начальник экспедиции. Он заставил обрабатывать материал и писать научные отчеты. Это занимало много времени. И только вечером, закончив работу, мы выходили гулять на палубу и видели теперь уже очень знакомые и неприветливые очертания острова. А время было против нас. Ударил мороз и стал сковывать сжатые льды.
— Дело дрянь, — говорили скептики, — зимовка.неизбежна.
Дни шли за днями. Ледокол выбраться не мог. Приближался конец октября. К предстоящей зимовке все относились по-разному. Я и Гурий стали подумывать, какие надо поставить зимой работы. Зимовка нас особенно не угнетала, только Костя был расстроен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28