Сильный юго-восточный ветер, дувший в течение нескольких дней, заставил полыньи закрыться. Правда, на-
чавшаяся мокрая снежная вьюга и туман сильно затруднили путь, но все-таки продвигаться вперед было можно. И снова потянулась полоса тех же серых, томительных дней, с трудными переходами, грозною убылью собак и еще более грозной убылью провианта. Надвигался голод.
Но вот Нансену и Иогансену повезло. Они застрелили первого тюленя.
Нансен вспоминал:
— Очень приятно после того, как мы были принуждены дрожать над остатками нашего провианта и топлива, получить возможность кутить вовсю, есть до отвала, когда вздумается. Право, даже как-то не верится, что все это так в действительности. А еда поистине отличная. Тюлений жир превосходная вещь и в сыром и в поджаренном виде и отлично может заменить масло. А мясо — да лучшего и быть не может.
Они шли дальше на юг, и вот чудо совершилось — видна земля! В первый раз по истечении почти двух лет они нашли точку опоры для глаза над этой бесконечной линией горизонта, над этой белой линией, которая в течение тысяч тысячелетий охватывала это море и будет охватывать его еще тысячелетия.
С большим трудом дотащились, наконец, они до полыньи, через которую пришлось переправляться в каяках. Очистили край полыньи от вновь образовавшегося льда и ледяных осколков и приготовились спустить на воду каяк с санями, как вдруг Нансен услышал позади себя какую-то возню и голос Иогансена, только что направившегося к своему каяку: «Берите ружье». Он обернулся и увидел, что на Иогансена бросился большой медведь и тот упал навзничь. Нансен потянулся за ружьем, лежавшим в чехле на носу каяка, и упустил каяк в воду. Первым его побуждением было броситься в каяк и стрелять оттуда, но он вовремя спохватился, поняв, насколько это рискованно, и принялся вытягивать каяк обратно на лед. Но каяк был тяжело нагружен — не поддавался. Нансен стоял на коленях, таща его изо всех сил и стараясь в то же время дотянуться рукой до ружья. Оглянуться на то, что творилось позади, уже было некогда.
«Вдруг слышу, — потом писал Нансен, — Иогансен так спокойно говорит: «Поторопитесь, не то будет поздно». Поторопиться, еще бы! Наконец-то я добрался до кобуры, вытащил ружье, повернулся, сидя на льду, и впопыхах взвел курок у ствола с дробью. Медведь уже стоял всего в аршине от меня. Некогда было взводить другой курок, — я нажал собачку, и медведь, получив в ухо полный заряд дроби, покатился мертвым.
Медведь, должно быть, как кошка, крался по нашим следам и, пока мы, очищая край полыньи от льда, стояли спиной к нему, подобрался, прикрываясь торосами, к нам вплотную».
Наступила уже осень. Нансен все мечтал добраться до южных берегов Земли Франца-Иосифа и, главное, до бывшей зимовки Лейча Смита на острове Белля, где они могли найти готовое сносное жилище. Но, подумав серьезно, он счел рискованным тратить время на поиски. Зима была не за горами, а приготовления к ней требовали немало времени и трудов. Остров, где они останови-
лись, вполне подходил для зимовки и на нем было много дичи.Камней для возведения стен оказалось много. Нансену посчастливилось найти на берегу солидное сосновое бревно, выброшенное морем; оно вполне годилось для крыши. Крышу соорудили из моржовых шкур, повешенных на это бревно. За это время им удалось убить еще парочку моржей.
Наступила третья полярная ночь. Она была, пожалуй, самой томительной. Во время зимовки на пустынном островке, в самодельной хижине, имевшей всего 2,5 метра в длину и 1,5 метра в ширину, они были лишены очень многого, но утешали себя сознанием, что относительно все-таки устроились недурно; могло быть и гораздо хуже! Кладовая их в снежном сугробе была переполнена медвежьим мясом. Окорока, лопатки и целые туши покоились рядами в снегу вокруг хижины. Долго тянулась эта ночь, но наконец и она кончилась. Появилось солнце. Снова шла в страну холодная весна.
Нансен и Иогансен распростились со своей хижиной и двинулись на юг, к теплу. Шел третий год их путешествия, который чуть не кончился трагически.
К 12 июня они добрались до открытого фарватера и направились к юго-западному мысу. Связали каяки вместе, поплыли под парусами и скоро миновали мыс, на который в течение нескольких дней держали курс. Земля заворачивалась к западу. Подкрепив каяки ко льду тонким ремешком, они взобрались на торос, чтобы осмотреть окрестность. Вдруг Иогансен крикнул: «Каяки уносит!» — и оба стремглав бросились вниз. Каяки, однако, уже успело отнести на некоторое расстояние от берега. «Возьми мои часы», — сказал Нансен Иогансену, поспешно сбросил с себя лишнюю одежду и бросился вплавь догонять каяки. Впоследствии он вспоминал:
«Ветер дул со льда, так и подгонял легкие каяки с их высокой оснасткой. Они были уже далеко и быстро уплывали. Вода была ледяная, одежда сильно стесняла мои движения, а каяки все уплывали да уплывали, подвигаясь временами быстрее меня. Крайне сомнительно было, чтобы мне удалось их поймать.
Но ведь вместе с ними уплывали все наши надежды, все наше имущество до последнего ножа, и поэтому — что закоченеть в этой ледяной воде и пойти ко дну, что
вернуться на лед, не догнав каяки, было для меня одно и то же, я и напрягал все силы до последней возможности. Устав, я перевернулся и поплыл на спине. Когда я опять повернулся на грудь, то увидал, что немножко при* близился к каякам. Это придало мне духу, и я пустился вперед с обновленными силами. С каждой секундой я, однако, чувствовал, что коченею все больше и больше, и сознавал, что. скоро уже не буду в состоянии шевельнуть ни одним членом. Но и до каяка уже было недалеко. «Продержаться бы еще немножко, и мы спасены», — мелькало у меня в голове, и я напрягал последние усилия. Все медленнее и слабее становились взмахи моих рук, но и расстояние все сокращалось. Я начал надеяться, что мне удастся нагнать каяки. Наконец я мог ухватиться рукой за конец лыжи, скреплявшей кормовые части каяков, подтянулся к борту одного каяка и подумал, что дело сделано, мы спасены. Но надо было еще взобраться в каяк, а между тем все тело мое так закоченело, что я не мог заставить его повиноваться. Одно мгновенье я считал, что все пропало: догнать-то каяк я догнал, а взобраться в каяк нет сил. Но через минуту мне все-таки удалось закинуть одну ногу. И вот я понемножку стал подвигаться против ветра к берегу льда. Верхняя оболочка моего тела почти потеряла от холода всякую чувствительность, но налетающие порывы ветра положительно пронизывали меня насквозь. На мне была только тонкая, мокрая шерстяная фуфайка. Я дрожал и щелкал зубами, почти теряя всякое ощущение. Но веслом я все-таки двигал. Только бы добраться до льда,— там уже согреюсь.
Наконец я подплыл к краю льда, но течение отнесло меня далеко от места нашей высадки. Иогансен прибежал ко мне по льду, прыгнул в каяк, и скоро мы добрались до прежнего места. Я еще имел силы вылезти на лед, а уж мокрую одежду стащил с меня Иогансен. Он же надел на меня все, что оставалось в нашем гардеробе сухого, раскрыл спальный мешок, и, когда я заполз туда, прикрыл меня сверху еще парусами и всем, что только нашлось под рукой годного. Долго лежал я, трясся всем телом, но затем все-таки мало-помалу согрелся и, пока Иогансен устраивал нашу импровизированную палатку да варил ужин, заснул крепким сном».
На следующий день, немного отдохнув, они продолжали путь, направляясь к мысу Флора —самой южной оконечности Земли Франца-Иосифа.
На мысе Флора зимовала английская экспедиция. И там Нансен встретил начальника этой экспедиции — Джексона. Через месяц на мыс Флора прибыл английский пароход, который забрал Нансена и Иогансена и доставил в Норвегию.
А через шесть дней после этого прибыл в Норвегию и «Фрам».Дальше Нансена ждал заслуженный триумф.Экспедиция Нансена принесла науке об Арктике неоценимые результаты. Это поистине была «целая эпоха» в ее познании.
Для всех нас, полярных исследователей, Нансен и его поход — это «симфония торжества» человеческого разума, необычайной смелости и мужества».
В наше время огромную роль в освоении Арктики играет авиация. Нам сейчас даже непонятно, как без авиации можно осваивать такие огромные пространства. Но было время, когда казалось, что освоение Арктики с воздуха — это безумие.
Я хочу рассказать о смелом шведском воздухоплавателе Андре и его товарищах, которые первыми рискнули полететь в Арктику на воздушном шаре.
ПЛАСТИНКИ, ПРОЯВЛЕННЫЕ ЧЕРЕЗ 33 ГОДА
Андре расстроился; и хотя его товарищи — физик Стринберг и техник Френкель —пытались его успокоить, он понимал, что полет идет не так, как предполагали. Сразу же после вылета случилось несчастье: оторвались все три гайдропа. Воздушный шар потерял управляемость и взмыл вверх. Теперь он находился в полной власти ветра. С гайдропом было потеряно и 530 килограммов драгоценного балласта. Те, кто летал на воздушных шарах, знают, что такое балласт!
Может быть, и даже наверное, с потерей этого балласта была потеряна и возможность достичь Северного полюса! —думал Андре. Неужели правы его противники?
Когда он высказал идею достижения Северного полюса с помощью воздушного шара, многие с его проектом не согласились. Это была дерзкая, новая идея, а все новое всегда пугает.
В самом деле, наиболее трудное в полярных путешествиях — это идти по невыносимо тяжелой ледяной поверхности.
— Зачем идти? — сказал Андре.—Давайте полетим! Человеческий ум придумал воздушный шар. По воздуху и только по воздуху можно добраться и покорить полюс!
Идея шведского инженера Соломона Августа Андре увлекла многих. В Париже был построен воздушный шар объемом в 4800 кубометров. Чтобы можно было воздушным шаром управлять и он держался бы на одной высоте, с него спустили три каната. Они должны были волочиться по земле. Эти канаты и называют гайдропами.
Воздушному шару дали имя «Орел».Андре решил взлететь с острова Шпицбергена. Он своей базой выбрал бухту Вирго на северо-западном берегу архипелага. Настало 11 июня 1897 года. Вместе с Андре полетело еще два смелых человека, один из которых так верил в счастливое возвращение, что, даже прощаясь с невестой, сказал ей: «Не волнуйся, я скоро, очень скоро вернусь!» — как будто бы дело шло не о первом воздушном полете в страну холода, а о небольшом выезде в пригород.
— Соломон, не унывайте! Черт с ними, с этими гайдропами. Мы все же летим на север. Летим! Вот уже восемь часов! — весело сказал Френкель. Он никогда не унывал.
— Да, летим: надо, пожалуй, бросить записку, — сказал Андре. Он достал деревянный буек, вынул пробку и написал записку о своем полете. Он завернул ее в непромокаемую материю, вложил в стеклянную трубочку, трубочку положил обратно в деревянный буй, плотно забил пробку и бросил буек на лед. — Прощай, первый вестник миру о нашем полете!
Шар летел над льдами.
Через час выбросили еще буек с запиской. Время шло. Каждый час полета удалял их от земли и приближал к полюсу.
Так прошли сутки. Эти смелые люди уже двадцать четыре часа находились в воздухе.
Но вот шар почему-то стал снижаться. Выбросили
часть балласта, стараясь облегчить гондолу, но это не помогло. Шар спускался. К вечеру он спустился так низко, что гондола дважды стукнулась о лед. Затем удары о лед стали следовать один за другим все чаше и чаще. Но полет продолжался. Так пролетели еще сутки.
«Мы словно штемпелевали лед», — записал в свой дневник Андре. В клетке, поджав крылья, страдая от холода, сидели голуби. Андре достал их. Ом вложил записки в специально привязанные к левой ножке очень легкие трубочки. Голубей выпустили.
— Летите, голуби, летите, милые, на родину! — сказал он им на прощанье, и все помахали рукой. И каждый, смотря им вслед, подумал о самом дорогом, что осталось там, в милой им Швеции.
Освобожденные голуби радостно взлетели вверх и скоро скрылись в туманной дымке горизонта.
Но голуби не долетели до Швеции. Только один из них был подобран через два дня промысловым норвежским судном. А спустя два года у берегов Исландии был найден буек с запиской Андре, а еще через год у северных берегов Норвегии нашли и второй буек. Это было все, что узнал мир о первых воздухоплавателях, рискнувших покорить Арктику с воздуха. Сколько ни искали экспедицию Андре, найти не могли. И время взяло свое. Острая боль потери близких стала стихать, и постепенно их забыли.
Кончился XIX и наступил XX век. Он принес миру грандиозные события. Человеческий ум проник в такие глубины природы, о которых не могли мечтать даже самые смелые фантасты прошлого. Познания человека стали расти с невероятной быстротой. И уже не голуби, съежившиеся от холода в клетке, а невидимые волны радио, открытые русским ученым А. И. Поповым, стали рассказывать людям о том, где и что случается с путешественником. Родились самолеты и дирижабли. Они завоевали Арктику с воздуха. То, о чем мечтал Андре, за каких-нибудь 20—25 лет после него стало реальностью. Над полюсом пролетел дирижабль «Норвегия», на борту которого находился знаменитый норвежский полярный исследователь Руал Амундсен и строитель дирижабля— итальянец Умберто Нобиле.
Дирижабль имел объем 1850 кубометров, то есть в четыре раза больше «Орла».
Стояли августовские дни 1930 года. Норвежская научная экспедиция на судне «Вратфааг» работала в районе островов Франца-Иосифа. Начальником экспедиции был геолог Гуннар Хорн. Этот неутомимый исследователь очень любил свою специальность — геологию-и стремился обследовать с геологической точки зрения все острова, какие видел. По пути их судна был остров Белый. Когда Хорн высадился на берег и прошел несколько шагов, то наткнулся на вещи какой-то экспедиции. Хорн стал их рассматривать. Он позвал своих товарищей. Найденные вещи принадлежали исчезнувшей экспедиции смелого воздухоплавателя Андре. Арктика раскрыла одну из своих страшных тайн. .
Среди вещей находились их дневники, записные книжки и даже фотоаппарат с заснятыми пластинками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28