https://wodolei.ru/catalog/dushevie_paneli/dly_vanni/
и связали воедино все необъятные просторы железные птицы — самолеты.
Праздник промчался быстро. Снова нас захватили полные трудового напряжения дни. О заснеженном мае остались только воспоминания.
Работа наша подходила к концу. Каждому, кто попадает в неизведанные края, бывает дорога каждая минута. Хочется сделать как можно больше. Кажется, что пройдет время, и ты не успеешь познакомиться со всем тем интересным, что есть вокруг.
Спали мы теперь мало, всего три — четыре часа в сутки. Наверное, когда первые люди попадут на Луну, им совсем не придется спать, потому что там будет столько интересного, что не только минуты, — секунды будут на учете.
Нам на помощь прилетел еще один самолет. Вся команда состояла из молодых летчиков. К ним был при-
креплен опытный старый штурман, не раз бывавший в Арктике и знавший ее хорошо. Это был плотный мужчина с открытым веселым лицом и большими карими глазами. Он оказался весьма остроумным человеком. Признаться, он даже нам немножко мешал, когда приходил на места наших исследований и, не спеша покуривая трубку, рассказывал бездну разных историй. Во всех этих историях так или иначе участвовал он сам и обычно являлся героем. Рассказывал он великолепно; слушали мы его с большим интересом и только потом спохватывались, что потеряли время.
Мы прозвали его бывалым человеком. Нам он нравился все больше и больше.
Через несколько дней погода испортилась, стало, правда, теплее, всего — 8°С вместо —30°, но зато подул ветер, небо затянула низкая облачность. Пошел снег. Тут-то Арктика и показала нам один из своих сюрпризов. Очевидно, с изменением давления на огромном ее пространстве возникла целая серия крутых волн, которые, пройдя под ледяным покровом, начали его ломать. Была разрушена и наша льдина. Трещина прошла через аэродром, отколов часть его.
Пока мы обследовали район, куда и как пошли трещины, в лагере что-то, очевидно, произошло. В воздухе послышался гул, и скоро с аэродрома взлетел самолет «бывалого человека». Мы обрадовались.
Сразу видно «бывалого»: полетел осмотреть район разрушения с воздуха, — решили мы. Действительно, самолет сделал несколько кругов, а потом развернулся и ушел в южном направлении. Когда мы пришли в лагерь, то увидели разъяренного коменданта нашего аэродрома. Он буквально был вне себя. Комендантом нашего аэродрома был старый заслуженный летчик, который уже перестал летать, и на него возложили руководство полетами.
— Что произошло?
— Мерзавец! — выругался комендант. — Трус: бросил все и улетел, — буркнул он.
— Кто трус? — робко спросили мы.
— «Кто, кто»!.. Ваш любимец Бывалый. Я ему разрешил взлететь осмотреть район, а он полетел и сообщил, что сесть не может. Видите ли, аэродром мал. Бросил нас и полетел на базу.
Мы не сразу поняли, что сделал Бывалый. Все стало очевидным, когда пришлось улетать. Наш самолет оказался сильно перегруженным и мог разбиться. Этот поступок был равносилен предательству в бою. Оценив обстановку, мы запросили по радио начальника экспедиции. Но он почему-то не отвечал. Это было странно, тем более, что четкость и оперативность его были всем известны.
Как потом выяснилось, начальник находился в это время с группой самолетов на самом северном полюсе. У них произошла та же история, что и у нас. Едва успели они сесть на лед, как его поломало, и самолетам пришлось перебираться на многолетние неровные льды. Начались передвижки. Положение оказалось очень сложным и даже тревожным. Временно радиосвязь прекратилась. Когда связь с «Большой землей» снова восстановили, начальник передал нам свое распоряжение. Оно гласило:
«Поступать сообразно обстоятельствам, рекомендую ждать до выяснения, как пойдут процессы разрушения дальше. Возможно, разлом остановится. Если этого не произойдет, разрешаю улетать. Главное — безопасность людей, сохранность научных материалов. Все остальное, вплоть до научного оборудования, разрешаю оставить на льду».
Мы стали ждать. Арктика — это прежде всего терпение. Процесс разрушения приостановился, и мы два дня продолжали работать, находясь, как говорят, начеку. Усилили дежурство, ежечасно обходили аэродром. Комендант нас всех собрал и распределил, кто что должен делать в случае аврала. Самолет все время находился в готовности, моторы периодически прогревали. Спали мы не раздеваясь; у каждого с собой была сумка, рюкзак с научными материалами и небольшой «аварийный» запас продовольствия, состоящий из нескольких плиток шоколада и галет. Все было облегчено, но даже и при этих условиях самолет мог забрать всех людей только с огромной перегрузкой, превышающей всякие нормы. Было очень жалко расставаться с приборами и оборудованием, и мы в глубине души надеялись, что все обойдется благополучно и удастся вывезти приборы. Но Арктика решила иначе. Утром на второй день, когда наши дежурные проходили мимо палатки радистов, лед
перед ними лопнул и трещина стала расходиться. Она прошла под палаткой. Дно палатки стало свешиваться над водой. Еще несколько мгновений — и спящие там люди захлебнутся в воде, накрытые брезентом падающей палатки. Дежурные бросились к палатке и разрезали ее, вытащив оттуда заспанных людей. Они имели совершенно ошалелый вид и не могли сообразить, что же произошло.
Трещина быстро расширялась и подошла к самолету, пройдя под хвостовой лыжей. Был дан сигнал тревоги. Все выбежали — надо было спасать самолет. Кое-как удалось его передвинуть. Комендант дал команду улетать. Мы быстро заскочили в самолет. Моторы были уже нагреты, и он вырулил на беговую дорожку. Предстояло самое опасное — взлететь. Теперь наша судьба и жизнь зависели от летчика. Взлетит он с укороченного аэродрома, который стал уже ломаться, или врежется в торосы?
Моторы бешено взревели, и самолет побежал. В окно мы видели, как начала расходиться трещина. Очевидно, все мы были бледны. Никто не говорил. Было тихо. Только ревели моторы. Всех давило одно чувство надвинувшейся опасности, преодолеть которую мы все были бессильны. Нам оставалось только ждать. А самолет бежал и бежал. Вот-вот должна быть» уже поперечная гряда. Почему же мы не взлетаем? Еще секунда, и будет поздно: мы врежемся в лед.
Но самолет взлетел. Он прошел над самыми торосами. Наверное, всего 10—20 сантиметров отделяло его от верха ледяных гряд. О, эти 10—20 сантиметров, — они спасли нам жизнь! Не будь их, тогда груда обломков была бы на сверкающих льдах в белом пятне Арктики.
Когда самолет поднялся, гнетущее ожидание чего-то страшного рассеялось. Сразу стало как-то свободно, словно гора свалилась с плеч. Все заговорили разом.
— Ну, кажется, выбрались! — воскликнул кто-то.
Пошли в кабину поздравлять пилота. Внешне пилот был спокоен, но только теперь мы увидели, в какие железные тиски зажал он себя в эти несколько секунд взлета.
Самолет лег курсом на юг, и пилот передал управление своему помощнику. Капли пота покрыли его лоб.
Он достал платок и вытирал лицо. Постепенно восковая бледность лица стала исчезать, лицо розовело, но у глаз еще билась синяя жилка; глаза, живые, веселые, сейчас были утомлены до предела. На наши поздравления он тихо ответил:
— Надо еще долететь; горючее на пределе. Если будет встречный ветер, сядем на вынужденную. — Но эти слова не произвели на нас особого действия.
— Раз взлетели, так уж долетим! — уверенно сказал механик.
Мы все с этим согласились. Пилот на минуту закрыл глаза, как бы приходя в себя, а потом уже громко сказал:
— Конечно, долетим. Петя, запроси погоду и свяжись с Котельным. — Он уже успокоился и снова, как говорят летчики, «был в форме».
Полет продолжался спокойно. Мы весело шутили, угощая друг друга шоколадом. Несколько шуток последовало и в мой адрес.
— Может быть, ты нам его сваришь? — сказали ребята, вспоминая мое злополучное варево. Все весело засмеялись.
О бывалом человеке не вспоминали, но этот краснобай и «герой» был виновником страшного напряжения и чуть не последовавшей катастрофы. И если он когда-нибудь прочтет мою книжку, то я хотел бы, чтобы он сгорел от стыда.
Скоро нас встретил высланный нам навстречу самолет. Он должен был нас сопровождать и садиться с нами, если вдруг будет предстоять вынужденная посадка. По опознавательным знакам мы узнали, что это тот самый самолет, который бросил нас. Комендант велел запросить по радио: там ли «бывалый». Ответ пришел, что его нет. Он улетел в Москву.
— Знает кошка, чье мясо съела! — выругался комендант. — Ну, погоди, еще встретимся! — сказал он тихо.
Встречного ветра, на наше счастье, не было, и мы благополучно приземлились через несколько часов полета.
— Земля!
Кто спал на льдине, которую ежеминутно могло разломать, тот может понять, сколько прелести в твердой земле.
Нас встречал Александр Васильевич. Он всех поздравил и показал нам свою питомицу Машку — одного из тех медвежат, которых несколько месяцев назад мы ему подарили. Машка подросла и, обняв ногу Александра Васильевича, висела на его валеном сапоге. В это время подбежал к нам летчик второго самолета и, обращаясь к нашему пилоту, взволнованно сказал:
— Простите меня за ту подлость, которую мы совершили против вас. Я явился невольным ее участником и понял все, уже когда было поздно. Это ваш инструктор просто струсил.
— Бывает, — сказал наш пилот и протянул ему руку. — Впредь осмотрительнее с людьми будешь; они всякие, — сказал он.
На следующий день мы вылетели в Тикси. Экспедиция заканчивалась. Встречал нас начальник авиапорта. Он весело спросил:
— Чего вы больше всего хотите? Мы все хором ответили:
— Баню!
Он засмеялся и сказал:
— Я так и знал. Вас ждет настоящая баня, с горячей
и холодной водой.
Мы выгрузились из самолета. Взяли смену белья и поехали в баню. Это была настоящая баня с паром, с деревянным полком и березовыми вениками.
Почему поэты описывают в стихах все, что угодно, и ни у кого из них нет оды в честь бани?!
Мы резвились в бане, как маленькие ребятишки. Баня была великолепна, настоящая русская баня с паром! А веники! Березовые веники с зелеными сухими листочками! Это неописуемо хорошо. Неистово хлестали себя ими до красноты, а потом окатывались ледяной водой. В этот миг мы считали, что лучше бани нет ничего на свете.
Пришел начальник авиапорта:
— Ну как, ребята, угодил?
— Ой, угодил! Качать его! — крикнули наши и подскочили к нему. Только низкий потолок парилки спас его от качания.
— А я вам гостинца принес, — хитро улыбаясь, сказал он, подошел к двери р крикнул: — Давай, несите!
Двое рабочих внесли кадушку с замечательным
хлебным квасом. Это довершило наше блаженство. Квас был крепкий, даже ударял в нос.
Будто сто пудов упало с нас, когда мы вымылись и вышли на улицу. Вот это баня!
Весна здесь была в разгаре. На небе горело яркое теплое солнце, и, перегоняя друг друга, мчались ручьи таявшего снега.
Ой, как было хорошо! Как же прекрасна жизнь!
Глава VII
НА МАЛЕНЬКОЙ ЛЬДИНКЕ В СЕДОМ ОКЕАНЕ
КАК В СКАЗКЕ
Как только мы прилетели на «Большую землю», сразу же принялись за обработку собранного научного материала. Какая это была увлекательная работа! Мы снова перелистывали свои дневники, проверяли полученные цифры, строили графики и выявляли то новое, что удалось подметить в этой экспедиции.
Я весь с головой ушел в свои льды. Теперь уже арктические льды были «моими льдами». С каждой экспедицией раскрывались их тайны. Я уже говорил, что арктический лед сильно отличается от льда наших рек и озер. В молодом возрасте арктические льды содержат соли. Если такой молодой лед растопить, то вода будет соленого вкуса и пить ее нельзя. Арктический лед, как человек, может быть разного возраста; молодой, среднего возраста и старый. Только люди, чем старше, тем слабее физически, а лед, наоборот, чем старше, тем прочнее. Средний возраст для льда — это год. Полярники его так и называют: годовалый лед, то есть просуществовавший в море почти год. Осенью образовался, а летом растаял. Старый лед — это. такой, который прожил уже много лет. Мы исследовали льдину, возраст которой оказался девять лет; нам встретились ледяные нагромождения, находящиеся в море уже более пятидесяти лет.
С течение времени лед переживший несколько летних хезонов, опресняется, становится совершенно пресным даже на большой толщине. В нем уже не происходят
внутренние процессы, которые характерны для молодых и годовалых льдов. Когда образуется лед, часть рассола выжимается на поверхность и там замерзает, превращаясь в так называемые ледяные цветы. Это очень красивое произведение природы. Представьте, на темно-серой поверхности молодого льда словно сделаны скульптором причудливые цветы, несколько напоминающие розы. Они белые и как бы махровые. Эти цветы состоят из кристаллов твердой соли. Поземок разрушает эти цветы, и песчинки соли несутся вместе со снегом. Вот почему по такому снегу не скользят лыжи и его нельзя использовать для питья.
Когда мы определяли температуру льда, то в разные слои поставили термометры. Обнаружили интересное явление: в верхних слоях льда температура была близка к температуре воздуха. Зимой она равна —30, —40 градусам, в нижних слоях льда эта температура близка к температуре воды океана, то есть —1,4, —2°С. В зависимости от температуры изменяются и свойства морского льда. Таким образом, свойства льда на различной глубине неодинаковы. В росте льда большую роль играет снег.
Снег, подобно хорошей шубе, прикрывает от мороза тундру и лед.Когда появляется солнце и в Арктику приходит тепло, льды начинают таять. На Льдах появляется вода в виде озер. Эту воду называют снежницами, — она образовалась из стаявшего снега. Лед служит дном и берегами этих озер. В тех местах, где лед недостаточно толст, вода, его протаивает и стекает в море; лед тает и сверху под влиянием незаходящего солнца, и снизу — от нагревающейся воды; и внутри его идет таяние, полости растут, все больше и больше его ослабляя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Праздник промчался быстро. Снова нас захватили полные трудового напряжения дни. О заснеженном мае остались только воспоминания.
Работа наша подходила к концу. Каждому, кто попадает в неизведанные края, бывает дорога каждая минута. Хочется сделать как можно больше. Кажется, что пройдет время, и ты не успеешь познакомиться со всем тем интересным, что есть вокруг.
Спали мы теперь мало, всего три — четыре часа в сутки. Наверное, когда первые люди попадут на Луну, им совсем не придется спать, потому что там будет столько интересного, что не только минуты, — секунды будут на учете.
Нам на помощь прилетел еще один самолет. Вся команда состояла из молодых летчиков. К ним был при-
креплен опытный старый штурман, не раз бывавший в Арктике и знавший ее хорошо. Это был плотный мужчина с открытым веселым лицом и большими карими глазами. Он оказался весьма остроумным человеком. Признаться, он даже нам немножко мешал, когда приходил на места наших исследований и, не спеша покуривая трубку, рассказывал бездну разных историй. Во всех этих историях так или иначе участвовал он сам и обычно являлся героем. Рассказывал он великолепно; слушали мы его с большим интересом и только потом спохватывались, что потеряли время.
Мы прозвали его бывалым человеком. Нам он нравился все больше и больше.
Через несколько дней погода испортилась, стало, правда, теплее, всего — 8°С вместо —30°, но зато подул ветер, небо затянула низкая облачность. Пошел снег. Тут-то Арктика и показала нам один из своих сюрпризов. Очевидно, с изменением давления на огромном ее пространстве возникла целая серия крутых волн, которые, пройдя под ледяным покровом, начали его ломать. Была разрушена и наша льдина. Трещина прошла через аэродром, отколов часть его.
Пока мы обследовали район, куда и как пошли трещины, в лагере что-то, очевидно, произошло. В воздухе послышался гул, и скоро с аэродрома взлетел самолет «бывалого человека». Мы обрадовались.
Сразу видно «бывалого»: полетел осмотреть район разрушения с воздуха, — решили мы. Действительно, самолет сделал несколько кругов, а потом развернулся и ушел в южном направлении. Когда мы пришли в лагерь, то увидели разъяренного коменданта нашего аэродрома. Он буквально был вне себя. Комендантом нашего аэродрома был старый заслуженный летчик, который уже перестал летать, и на него возложили руководство полетами.
— Что произошло?
— Мерзавец! — выругался комендант. — Трус: бросил все и улетел, — буркнул он.
— Кто трус? — робко спросили мы.
— «Кто, кто»!.. Ваш любимец Бывалый. Я ему разрешил взлететь осмотреть район, а он полетел и сообщил, что сесть не может. Видите ли, аэродром мал. Бросил нас и полетел на базу.
Мы не сразу поняли, что сделал Бывалый. Все стало очевидным, когда пришлось улетать. Наш самолет оказался сильно перегруженным и мог разбиться. Этот поступок был равносилен предательству в бою. Оценив обстановку, мы запросили по радио начальника экспедиции. Но он почему-то не отвечал. Это было странно, тем более, что четкость и оперативность его были всем известны.
Как потом выяснилось, начальник находился в это время с группой самолетов на самом северном полюсе. У них произошла та же история, что и у нас. Едва успели они сесть на лед, как его поломало, и самолетам пришлось перебираться на многолетние неровные льды. Начались передвижки. Положение оказалось очень сложным и даже тревожным. Временно радиосвязь прекратилась. Когда связь с «Большой землей» снова восстановили, начальник передал нам свое распоряжение. Оно гласило:
«Поступать сообразно обстоятельствам, рекомендую ждать до выяснения, как пойдут процессы разрушения дальше. Возможно, разлом остановится. Если этого не произойдет, разрешаю улетать. Главное — безопасность людей, сохранность научных материалов. Все остальное, вплоть до научного оборудования, разрешаю оставить на льду».
Мы стали ждать. Арктика — это прежде всего терпение. Процесс разрушения приостановился, и мы два дня продолжали работать, находясь, как говорят, начеку. Усилили дежурство, ежечасно обходили аэродром. Комендант нас всех собрал и распределил, кто что должен делать в случае аврала. Самолет все время находился в готовности, моторы периодически прогревали. Спали мы не раздеваясь; у каждого с собой была сумка, рюкзак с научными материалами и небольшой «аварийный» запас продовольствия, состоящий из нескольких плиток шоколада и галет. Все было облегчено, но даже и при этих условиях самолет мог забрать всех людей только с огромной перегрузкой, превышающей всякие нормы. Было очень жалко расставаться с приборами и оборудованием, и мы в глубине души надеялись, что все обойдется благополучно и удастся вывезти приборы. Но Арктика решила иначе. Утром на второй день, когда наши дежурные проходили мимо палатки радистов, лед
перед ними лопнул и трещина стала расходиться. Она прошла под палаткой. Дно палатки стало свешиваться над водой. Еще несколько мгновений — и спящие там люди захлебнутся в воде, накрытые брезентом падающей палатки. Дежурные бросились к палатке и разрезали ее, вытащив оттуда заспанных людей. Они имели совершенно ошалелый вид и не могли сообразить, что же произошло.
Трещина быстро расширялась и подошла к самолету, пройдя под хвостовой лыжей. Был дан сигнал тревоги. Все выбежали — надо было спасать самолет. Кое-как удалось его передвинуть. Комендант дал команду улетать. Мы быстро заскочили в самолет. Моторы были уже нагреты, и он вырулил на беговую дорожку. Предстояло самое опасное — взлететь. Теперь наша судьба и жизнь зависели от летчика. Взлетит он с укороченного аэродрома, который стал уже ломаться, или врежется в торосы?
Моторы бешено взревели, и самолет побежал. В окно мы видели, как начала расходиться трещина. Очевидно, все мы были бледны. Никто не говорил. Было тихо. Только ревели моторы. Всех давило одно чувство надвинувшейся опасности, преодолеть которую мы все были бессильны. Нам оставалось только ждать. А самолет бежал и бежал. Вот-вот должна быть» уже поперечная гряда. Почему же мы не взлетаем? Еще секунда, и будет поздно: мы врежемся в лед.
Но самолет взлетел. Он прошел над самыми торосами. Наверное, всего 10—20 сантиметров отделяло его от верха ледяных гряд. О, эти 10—20 сантиметров, — они спасли нам жизнь! Не будь их, тогда груда обломков была бы на сверкающих льдах в белом пятне Арктики.
Когда самолет поднялся, гнетущее ожидание чего-то страшного рассеялось. Сразу стало как-то свободно, словно гора свалилась с плеч. Все заговорили разом.
— Ну, кажется, выбрались! — воскликнул кто-то.
Пошли в кабину поздравлять пилота. Внешне пилот был спокоен, но только теперь мы увидели, в какие железные тиски зажал он себя в эти несколько секунд взлета.
Самолет лег курсом на юг, и пилот передал управление своему помощнику. Капли пота покрыли его лоб.
Он достал платок и вытирал лицо. Постепенно восковая бледность лица стала исчезать, лицо розовело, но у глаз еще билась синяя жилка; глаза, живые, веселые, сейчас были утомлены до предела. На наши поздравления он тихо ответил:
— Надо еще долететь; горючее на пределе. Если будет встречный ветер, сядем на вынужденную. — Но эти слова не произвели на нас особого действия.
— Раз взлетели, так уж долетим! — уверенно сказал механик.
Мы все с этим согласились. Пилот на минуту закрыл глаза, как бы приходя в себя, а потом уже громко сказал:
— Конечно, долетим. Петя, запроси погоду и свяжись с Котельным. — Он уже успокоился и снова, как говорят летчики, «был в форме».
Полет продолжался спокойно. Мы весело шутили, угощая друг друга шоколадом. Несколько шуток последовало и в мой адрес.
— Может быть, ты нам его сваришь? — сказали ребята, вспоминая мое злополучное варево. Все весело засмеялись.
О бывалом человеке не вспоминали, но этот краснобай и «герой» был виновником страшного напряжения и чуть не последовавшей катастрофы. И если он когда-нибудь прочтет мою книжку, то я хотел бы, чтобы он сгорел от стыда.
Скоро нас встретил высланный нам навстречу самолет. Он должен был нас сопровождать и садиться с нами, если вдруг будет предстоять вынужденная посадка. По опознавательным знакам мы узнали, что это тот самый самолет, который бросил нас. Комендант велел запросить по радио: там ли «бывалый». Ответ пришел, что его нет. Он улетел в Москву.
— Знает кошка, чье мясо съела! — выругался комендант. — Ну, погоди, еще встретимся! — сказал он тихо.
Встречного ветра, на наше счастье, не было, и мы благополучно приземлились через несколько часов полета.
— Земля!
Кто спал на льдине, которую ежеминутно могло разломать, тот может понять, сколько прелести в твердой земле.
Нас встречал Александр Васильевич. Он всех поздравил и показал нам свою питомицу Машку — одного из тех медвежат, которых несколько месяцев назад мы ему подарили. Машка подросла и, обняв ногу Александра Васильевича, висела на его валеном сапоге. В это время подбежал к нам летчик второго самолета и, обращаясь к нашему пилоту, взволнованно сказал:
— Простите меня за ту подлость, которую мы совершили против вас. Я явился невольным ее участником и понял все, уже когда было поздно. Это ваш инструктор просто струсил.
— Бывает, — сказал наш пилот и протянул ему руку. — Впредь осмотрительнее с людьми будешь; они всякие, — сказал он.
На следующий день мы вылетели в Тикси. Экспедиция заканчивалась. Встречал нас начальник авиапорта. Он весело спросил:
— Чего вы больше всего хотите? Мы все хором ответили:
— Баню!
Он засмеялся и сказал:
— Я так и знал. Вас ждет настоящая баня, с горячей
и холодной водой.
Мы выгрузились из самолета. Взяли смену белья и поехали в баню. Это была настоящая баня с паром, с деревянным полком и березовыми вениками.
Почему поэты описывают в стихах все, что угодно, и ни у кого из них нет оды в честь бани?!
Мы резвились в бане, как маленькие ребятишки. Баня была великолепна, настоящая русская баня с паром! А веники! Березовые веники с зелеными сухими листочками! Это неописуемо хорошо. Неистово хлестали себя ими до красноты, а потом окатывались ледяной водой. В этот миг мы считали, что лучше бани нет ничего на свете.
Пришел начальник авиапорта:
— Ну как, ребята, угодил?
— Ой, угодил! Качать его! — крикнули наши и подскочили к нему. Только низкий потолок парилки спас его от качания.
— А я вам гостинца принес, — хитро улыбаясь, сказал он, подошел к двери р крикнул: — Давай, несите!
Двое рабочих внесли кадушку с замечательным
хлебным квасом. Это довершило наше блаженство. Квас был крепкий, даже ударял в нос.
Будто сто пудов упало с нас, когда мы вымылись и вышли на улицу. Вот это баня!
Весна здесь была в разгаре. На небе горело яркое теплое солнце, и, перегоняя друг друга, мчались ручьи таявшего снега.
Ой, как было хорошо! Как же прекрасна жизнь!
Глава VII
НА МАЛЕНЬКОЙ ЛЬДИНКЕ В СЕДОМ ОКЕАНЕ
КАК В СКАЗКЕ
Как только мы прилетели на «Большую землю», сразу же принялись за обработку собранного научного материала. Какая это была увлекательная работа! Мы снова перелистывали свои дневники, проверяли полученные цифры, строили графики и выявляли то новое, что удалось подметить в этой экспедиции.
Я весь с головой ушел в свои льды. Теперь уже арктические льды были «моими льдами». С каждой экспедицией раскрывались их тайны. Я уже говорил, что арктический лед сильно отличается от льда наших рек и озер. В молодом возрасте арктические льды содержат соли. Если такой молодой лед растопить, то вода будет соленого вкуса и пить ее нельзя. Арктический лед, как человек, может быть разного возраста; молодой, среднего возраста и старый. Только люди, чем старше, тем слабее физически, а лед, наоборот, чем старше, тем прочнее. Средний возраст для льда — это год. Полярники его так и называют: годовалый лед, то есть просуществовавший в море почти год. Осенью образовался, а летом растаял. Старый лед — это. такой, который прожил уже много лет. Мы исследовали льдину, возраст которой оказался девять лет; нам встретились ледяные нагромождения, находящиеся в море уже более пятидесяти лет.
С течение времени лед переживший несколько летних хезонов, опресняется, становится совершенно пресным даже на большой толщине. В нем уже не происходят
внутренние процессы, которые характерны для молодых и годовалых льдов. Когда образуется лед, часть рассола выжимается на поверхность и там замерзает, превращаясь в так называемые ледяные цветы. Это очень красивое произведение природы. Представьте, на темно-серой поверхности молодого льда словно сделаны скульптором причудливые цветы, несколько напоминающие розы. Они белые и как бы махровые. Эти цветы состоят из кристаллов твердой соли. Поземок разрушает эти цветы, и песчинки соли несутся вместе со снегом. Вот почему по такому снегу не скользят лыжи и его нельзя использовать для питья.
Когда мы определяли температуру льда, то в разные слои поставили термометры. Обнаружили интересное явление: в верхних слоях льда температура была близка к температуре воздуха. Зимой она равна —30, —40 градусам, в нижних слоях льда эта температура близка к температуре воды океана, то есть —1,4, —2°С. В зависимости от температуры изменяются и свойства морского льда. Таким образом, свойства льда на различной глубине неодинаковы. В росте льда большую роль играет снег.
Снег, подобно хорошей шубе, прикрывает от мороза тундру и лед.Когда появляется солнце и в Арктику приходит тепло, льды начинают таять. На Льдах появляется вода в виде озер. Эту воду называют снежницами, — она образовалась из стаявшего снега. Лед служит дном и берегами этих озер. В тех местах, где лед недостаточно толст, вода, его протаивает и стекает в море; лед тает и сверху под влиянием незаходящего солнца, и снизу — от нагревающейся воды; и внутри его идет таяние, полости растут, все больше и больше его ослабляя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28