Причем эта разноречивость колебалась от утверждения, будто это всего лишь красивая поэтическая метафора, до предположения о том, что это нечто вроде увеличительного стекла, лорнета или подзорной трубы.
Следует оговориться, что разговор велся между молодыми участниками симпозиума, которые, вероятно, не обратили в свое время внимания на указание в примечаниях к не раз переизданному, ставшему уже стереотипным, собранию со­чинений Пушкина в 10ти томах. Дословно там сказано: «Магический кристалл - небольшой стеклянный шар, при­менявшийся для гадания». Спор молодых филологов в соче­тании со столь лаконичным примечанием, являющимся долгое время каноническим при толковании этого пушкин­ского термина, а также появившиеся в последние годы в научном пушкиноведении полемические суждения по этому вопросу и натолкнули на мысль попытаться с возможной тщательностью разобраться в нем и приблизиться к истине.
Существенным стимулятором послужило здесь и то, что в доме своих старинных московских знакомых я случайно увидел стеклянный шар, который, по словам владельцев, уже более века находился в семье и, переходя по наследству из поколения в поколение, неизменно именовался магиче­ским кристаллом. С разрешения его нынешней хозяйки я получил этот предмет во временное пользование и присту­пил к его «исследованию». Шар этот совершенно правиль­ной формы, абсолютно прозрачный, диаметром 5 см и весом 150 граммов. Дальнейшая атрибуция требовала знаний спе­циалистов, но... я обивал один за другим пороги московских музеев, причем «магическая сила», заключенная в шаре, а, вернее, любовь к Пушкину и интерес ко всему, что с ним связано, открывали передо мной двери музейных кабинетов и хранилищ, отрывали научных сотрудников от работы, заставляли с неподдельным участием и интересом находить время для беседы. Однако, начиная с музея Пушкина, а затем в музее Изобразительных искусств, Историческом, Останкинском музее творчества крепостных, Бахрушинском театральном и ряде других, - результат был один: «Нет, - отвечали мне, - подобного экспоната в наших фондах не имеется». Первый успех ждал меня в Кусковском музее. Подобного шара в их громадной коллекции тоже не было, но сотрудники музея, через руки которых прошли тысячи и тысячи изделий из фарфора, хрусталя, стекла и керамики, созданных на протяжении последних трех столетий, сказа­ли: «Очень похоже, что это хрусталь, но не наверное. А вот что, на основании нашего опыта, можно считать бесспор­ным, так это время обработки, то есть изготовления, - конец XVIII - начало XIX веков. И еще. Если он не стеклянный, а выточен из горного хрусталя, то в свое время был предметом роскоши и стоил очень дорого». Затем, по совету директора Пушкинского музея Алексея Алексеевича Садовского, я направился в Музей минералогии. Здесь под линзами вну­шительных микроскопов внутренность шара подвергли са­мому пристрастному анализу. Его смотрели при разной освещенности, пробовали царапать специальными иглами, производили другие непонятные мне манипуляции. Вывод был следующий: выточен из цельного кристалла горного хрусталя «чистейшей воды», то есть совершенно прозрачно­го, без каких-либо примесей и вкраплений. Итак, наш «магический кристалл» можно было считать атрибутированным. Именно таким дорогим хрустальным шаром пользовались для гадания во времена Пушкина со­стоятельные люди светского общества. Следующей задачей было разобраться в комментариях пушкинистов. Первым упомянул о «магическом кристалле»
Н.О. Лернер. Этому вопросу было посвящено небольшое эссе в его «Пушкино- логических этюдах», где, после беглого обзора истории га­дания при помощи стеклянных шаров и ссылок на специальную литературу (к ней мы еще вернемся), он в итоге делал вывод, что Пушкин, творя «Онегина», конечно же, ни в какой шар не смотрел и никаких поэтических «смутных снов» в нем не видел, а вспомнил о нем, лишь создавая красивый образ, хотя и не чуждый бытовавшей в то время реалии. Начиная же свою заметку, Лернер писал, что еще в конце прошлого века ему приходилось видеть в Пе­тербурге, в витрине посудной лавки массивные стеклянные шары, упакованные в картонки с привлекающей внимание надписью «Магический кристалл»; приказчик же пояснил, что покупают такие шары для гадания. Этот этюд Лернера, опубликованный в 1935 году, и явился первоосновой для последующих (как уже говорилось) комментариев к разби­раемой строфе «Онегина». Лишь в конце 1960-х годов М.Ф. Мурьянов на страницах «Временника Пушкинской ко­миссии» предложил более расширенное ее толкование. Он писал, что Лернер допустил «неосторожный» перенос торг­ового ассортимента посудных лавок конца XIX века в дво­рянскую культуру первой четверти XIX века без поправки на весьма вероятную эволюцию понятия и предмета... - и далее, что - стекло является по своей физической природе веществом аморфным, а не кристаллическим, и даже по своей внешней форме стеклянный шар не имитирует природный кристалл, который, как известно, имеет только пло­ские грани. Именно это дает право предполагать, что перво­начальный облик магического кристалла не имел никакого отношения к сфере...
На эту мысль Мурьянова последовало возражение Ю.М. Лотмана: «Вода, как известно, имеет аморфную струк­туру. Это не помешало Пушкину написать: «...отразилась в кристалле зыбких вод», то есть в стекле, в зеркале вод... Гадание на кристаллах действительно имело место, но в обиходе гадалок «магическим кристаллом» именовалась именно сфера».
Последний по времени комментатор пушкинского романа А.Е. Тархов, обобщив мнения своих предшественников, в заключение пишет: «Какой же вывод должны мы сделать относительно пушкинского «магического кристалла»? Неза­висимо от того, обращался ли поэт к опытам с реальным кристаллом для гадания или нет, но метафора такого гадания была для него, очевидно, самой адекватной формой изобра­жения замысла «Евгения Онегина». Материальный инстру­мент для гадания - магический кристалл - Пушкин делает художественным символом своего «свободного романа», ро­мана, «вопрошающего о будущем», исследующего движе­ние истории и судьбы поколений».
Теперь, прежде чем продолжить разговор о «пушкинском кристалле», о его возможной реальности и значении в твор­честве поэта, проведем небольшой исторический экскурс в область истории гадания, а точнее, стремления человека максимально понять скрытые возможности своего мозга, заглянуть за грань обыденного. Из многочисленных спосо­бов гадания остановимся на истории только одного, возмож­но самого древнего, направленного на искусственный вызов галлюцинаций посредством пристального созерцания бле­стящей, отражающей или прозрачной поверхности того или иного предмета.
Первые упоминания об этом способе имеются как в Биб­лии, так и в древне-египетских папирусах четырех тысячелетней давности. Это, прежде всего гидромантика (по-гречески - «мантика» - искусство гадания), то есть когда смотрели на отражающую водную поверхность и ждали по­явления каких-либо образов, видении. Здесь же леканомантика, когда с той же целью направляли взгляд в наполненные маслом вазы и чаши. Затем катопрамантика - прорицание в зеркальных отражениях, оникомаптика, когда смазывали ноготь руки маслом и фиксировали на нем свой взгляд. Но на первом месте в этом, далеко не полном перечне всяких мантик, была наиболее широко распростра­ненная за счет простоты обращения кристалломантика - гадание на полированных камнях и стеклах. Именно она и будет предметом нашего дальнейшего внимания. В упомянутой статье М.Ф.Мурьянова было совершенно правильно отмечено, что «настоящие» кристаллы для про­рицания изготавливались, «как правило, из горного хруста­ля, то есть кристаллического кварца, реже из берилла, а в единичных случаях из яшмы. Сферическая или полусфери­ческая формы были отнюдь не обязательны - кристаллы делались также цилиндрическими, призматическими, либо в виде гемм или камней, вправляющихся в перстни». Интересны и литературные примеры, приведенные авто­ром статьи, как, например, слова нюренбергского мейстер­зингера Ганса Сакса: «В кристалле и берилле я могу увидеть многое такое, что происходит за несколько миль отсюда». Или когда в «Фаусте» Гете девушки во время гулянья говорят, что колдунья показала им женихов, одной в новолунье, другой - в хрустальном шаре (перевод Б. Па­стернака). Здесь уместно вспомнить и известный рассказ Герберта Уэллса на аналогичную тему, который так и назы­вается «Хрустальное яйцо». Далее Мурьянов указывает на широкую известность кристалломанта, английского мате­матика Джона Ди (1527 -1608гг.), «инструмент которого представлял собой тщательно отполированный кусок шот­ландского антрацита». Правда, эта информация несколько расходится с другими источниками. Так, в статье из англий­ского журнала 1852 года говорится, что «кристаллы-прорицатели» не составляли исключительно принадлежность Востока. Известный доктор Ди был, можно сказать, первый волшебник, который мог похвастаться приобретением тако­го неоцененного сокровища... или так называемого берилла доктора Ди...» В книге же французского врача-психиатра Пьера Жане читаем: «Один англичанин, по имени Джон Ди, объехал всю Европу, проделывая чудеса с помощью кусочка хрусталя. Этот магический камень был вделан в кольцо , и желавшие могли видеть в камне все, что они желали звать».
Конечно, теперь уже нет возможности установить точно, какой камень-кристалл был в кольце доктора Ди: антрацит, хрусталь или берилл, тем более что в минералогии «назва­ние берилл прилагается ко всем разновидностям этого мате­риала, название изумруд - к зеленой разности, а аквамарин - к разновидности цвета морской волны».
Интересно, что из сказанного выше можно сделать любо­пытное наблюдение. Ни в одном из приведенных, а также просмотренных нами литературных источников, изданных до середины 1840-х годов, нет термина, словосочетания «ма­гический кристалл» (за исключением переводной англий­ской статьи в «пушкинском» журнале «Современник» за 1852 год, но и там разбирается и критикуется «Альманах Задкиля на 1751 год», в обширных цитатах из которого часто повторяются термины: кристаллы, кристаллы-прорицатели, прорицатели стекла, хрустальные и магические шары и так далее, но ни разу не фигурирует словосочетание «магиче­ский кристалл»). Это дает основание предполагать, что сам этот термин-образ «магический кристалл» ранее не сущест­вовал и был впервые создан и применен Пушкиным. А если так, то почему следует считать, что этот созданный им образ подразумевал именно хрустальный или стеклянный шар? Только потому, что сферическая форма этого атрибута га­дания была в его время наиболее распространенной, хотя и далеко не единственной? С тем же успехом он мог сказать так о другом предмете, например, просто куске граненого хрусталя или полированном драгоценном камне, украшав­шем его трость, перстне, наконец, о своей чернильнице - «заветный кристалл хранит огонь небесный». Все это тем более вероятно, что для того, чтобы увидеть какие-либо образы, картины и тому подобное в хрустальном шаре, тре­бовалась хоть и не сложная, но обязательная практическая подготовка: темный фон, строго определенное освещение, тишина, сосредоточенность.
Теперь о появлении самих этих образов и видений. Вот что пишет по этому поводу известный современный психиатр, член-корреспондент Академии медицинских наук профессор Л.Л. Васильев в одной из своих популярных работ, где касается темы внушенных иллюзий и галлюцинаций: «По своему происхождению галлюцинации близки к сновидени­ям. Это своего рода сновидения наяву. Сумеречное состоя­ние сознания, в котором мы пребываем перед засыпанием или тотчас после пробуждения, особенно способствует по­явлению гипногагических галлюцинаций... (они - Б.Б.) не более таинственны, чем сновидения, и, также как сновиде­ния, могут быть вызваны различными искусственными при­емами. На этих приемах, известных еще древним народам, основаны многие виды гадания. Так, зрительные галлюци­нации вызывались, когда гадающий упорно смотрел в кри­сталл (кристалломантика) или в «магическую жидкость» - воду (гидромантика), которая впоследствии была заменена зеркалом... Французский психиатр Симон выделяет катего­рию «физиологических галлюцинаций», проявляющихся у здоровых, даже выдающихся людей. Бальзак, описывая Аустерлицкую битву, слышал крики раненых, пушечные выстрелы, ружейные залпы; Флобер, когда писал сцену от­равления госпожи Бовари, ощущал во рту вкус мышьяка, вызывавший у него рвоту... Гете мог по желанию вызывать у себя тот или другой зрительный галлюцинаторный образ, который затем видоизменялся у него непроизвольно». Адекватные наблюдения и выводы находим у французско­го исследователя Лемана в его книге «История суеверий и волшебства». Еще на рубеже века он писал о видениях, возникающих у кристалломантов: «Таким образом, мы имеем случай восстановления совершенно забытых подсозна­тельных представлений... Впечатления, промелькнувшие в поле сознания и, по-видимому, не оставившие никакого следа, на самом деле не пропадают безвозвратно, а воспро­изводятся в видениях. Псевдогаллюцинации часто возника­ли в минуты внезапной «рассеянности», когда я не вполне сознавал, что вокруг меня делалось. Поэтому можно думать, что необходимым условием для вторжения бессознательных представлений в сознательную область должно быть неко­торое внезапно наступающее сонливое состояние, в более легких формах сходное с простой рассеянностью... иногда оно наступает само собой, и тогда получаются самопроиз­вольные галлюцинации, но иногда оно может быть вызвано искусственно такими гипнотизирующими приемами, как смотрение на блестящие поверхности... оно наиболее сходно с состоянием полусна, когда человек еще грезит, но уже многое сознает и из окружающей действительности... когда, вследствие ослабления произвольного внимания, бессозна­тельные представления получают возможность проскольз­нуть в сознание».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21