Все это казалось Фрэнсис таким незначительным…
– Все статьи в газетах сегодня были о налогах, это хорошо. Даже когда „Гардиан" говорит, что мы поднимем их, это напоминает людям, что, в первую очередь, мы вмешаемся в эту проблему…
Норман вышел из ванной, уже переодевшись в пижаму, и продолжал говорить. Слегка повернувшись в его сторону, Фрэнсис увидела отражение мужа в зеркале. Внезапно она начала задыхаться от всего того, что произошло с ней за последние десять дней. В течение десяти лет в ней росло чувство вины, медленно скапливающееся в ее душе, словно песок, бегущий на дно песочных часов. Она никогда не любила Нормана, или, по крайней мере, не будет любить его в будущем, но это не было связано с приездом Диего. Фрэнсис понимала это даже тогда, когда их семейная жизнь стала приниматься за эталон. Однако сочетание благодарности, обеспеченности, любви Нормана к ней и их общей любви к Питеру, казалось, заполняло эту пустоту.
– Шотландия выглядит немного… Что случилось? Почему ты плачешь? – удивленно спросил Норман.
– Это новый крем для глаз, – неубедительно ответила Фрэнсис. – Говорят, что он творит просто чудеса с ножей, но это очень больно.
– Тебе нет нужды им пользоваться, дорогая. Ты восхитительна и без этих глупостей.
– Ну что ты говоришь!
Норман удивленно посмотрел на жену.
– А почему я должен говорить иначе? – спросил он. Фрэнсис встала с кровати, подошла к мужу и обняла его.
– Люби меня. Люби… – прошептала она и нежно поцеловала его в губы, желая отбросить чувство вины и воспоминания. Ее рука начала расстегивать пуговицы на его пижаме, одну за другой, а ее пальцы гладили его грудь и, когда коснулись талии, развязали шнурок его пижамных брюк…
– Боже мой, Питер решит, что попал в какой-то другой дом, когда вернется, – воскликнул Норман, входя в спальню сына.
В течение двух часов Фрэнсис разбирала шкафы и полки: одежда, книги, электронные игры были аккуратно разложены по своим местам. Когда она начала заниматься уборкой, было еще темно, а сейчас из окна лился яркий утренний свет.
– Я думал, ты внизу, но Евгения сказала, что не видела тебя. Зачем ты так рано встала? – спросил Норман.
– Я проснулась и поняла, что больше не смогу заснуть, – объяснила Фрэнсис. – Ты уже завтракал?
– Да. Я перекусил. Сегодня утром в министерстве совещание, а после обеда я еду в Свентон. Всю следующую неделю я свободен. Почему бы тебе не поехать со мной?
– Я бы с удовольствием, но не могу бросить работу. Миранда, когда остается одна, становится беспомощной. Я приеду в субботу утром, – объяснила Фрэнсис, спускаясь вниз вслед за Норманом.
– Ты свободна завтра вечером? У меня обед с Джефом и еще несколькими представителями ассоциации, и я рассчитываю на тебя. Ну почему ты хочешь приехать лишь в субботу? Я не люблю быть один.
– Потому что в пятницу вечером я забираю Питера из школы и сначала мы должны заехать сюда. Ему нужен новый спортивный костюм, да к тому же школьные брюки стали коротки. В магазин мы сможем сходить только в субботу утром. – По крайней мере, это объяснение было правдой.
Норман открыл входную дверь.
– Жаль, что ты не сможешь, – сказал он. Поцелуй Нормана на прощание был более пылким, чем обычно, хотя, возможно, это Фрэнсис лишь показалось. Чувство вины ужалило ее, подобно скорпиону, – невидимое, но существующее: она могла бы поехать с Норманом, если бы не Диего. Но, с другой стороны, Фрэнсис являла собой сейчас прекрасный образец жены, провожающей своего мужа на работу у порога дома. Это почти заставило ее поверить, что жизнь снова может войти в обычное русло.
Часом позже Фрэнсис стояла в холле и надевала пальто, когда раздался звонок в дверь.
– Миссис Фрэнсис Феллоус? – спросил мальчик-посыльный, державший в руках огромную коробку, обернутую бумагой. – Примите, пожалуйста.
Фрэнсис закрыла за мальчиком дверь и разорвала бумагу. Внутри был небольшой букет лилий и конверт. Короткое послание, вложенное в конверт, гласило: квартира № 5, Ремингтон-Хаус, Керзон-стрит. Среда, 4 часа.
Жизнь снова может войти в обычное русло после ее встречи с Диего. Другого выбора нет, и Фрэнсис старалась не думать о том, на какое унижение идет.
– Новое платье! Очень сексуально, – сказала Миранда, снимая пальто.
„Сексуально" было ее любимым словечком, которое она употребляла в отношении всего, что ей нравилось. Но сейчас это прозвучало для Фрэнсис как обвинение.
– О, это, – ответила она небрежно. – Я купила его на распродаже у Джозефа. Мне показалось, оно подойдет для офиса.
– Оно восхитительно облегает все нужные места, – продолжала комментировать Миранда.
Фрэнсис с раздражением оглядела свое свободное древесно-серое вязаное платье. Одеваясь сегодня утром, она пыталась отбросить всю ту одежду, которая, по ее мнению, чересчур шла ей или, она помнила его вкус, могла понравиться Диего.
– Пожалуйста, возьми блокнот, Миранда. Нам нужно сделать несколько записей, – быстро сказала Фрэнсис.
Она взяла первое письмо из стопки на своем столе и начала диктовать.
– …И я была бы очень благодарна, если бы вы могли подтвердить в письменном виде, что условия приемлемы…
Внезапно перед ее глазами возник образ Диего: его обнаженная грудь, его загорелая кожа, которая ниже талии переходит в нежно-белую, его рука, касающаяся ее тела.
– …В случае аннулирования необходимо предупредить нас за три недели… – продолжала она, безуспешно пытаясь отогнать образ, возникший в ее памяти.
– Подожди. Слишком быстро, – пожаловалась Миранда, ее карандаш отчаянно бегал по блокноту.
В половине четвертого Фрэнсис встала со своего рабочего места и надела пальто.
– Я не вернусь после обеда, – сказала она Миранде. – У меня назначен прием у зубного.
– О, бедненькая. Я надеюсь, это не будет слишком больно, – закудахтала Миранда и взглянула на дневник на столе. – Ты не внесла этот прием в свои записи. Странно.
Фрэнсис очень удивилась бы, если бы Миранда что-нибудь заподозрила.
– Я забыла. Я записалась на прием еще неделю назад, а звонила из дома, – ответила она и, открыв свою сумочку, достала пудреницу и помаду. Через минуту, покончив с легким макияжем, Фрэнсис захлопнула сумку.
– Увидимся завтра, – бросила она и стремительно вышла из комнаты, не дожидаясь, пока Миранда придумает еще какие-нибудь вопросы.
Выйдя из здания, Фрэнсис окинула взглядом улицу в поисках такси и заметила одно, направляющееся в ее сторону. Она хотела уже поднять руку, но, подумав о возможности нарваться на какого-нибудь болтливого таксиста, который замучает ее своими разговорами, передумала. Еще хуже, если он узнает ее. „Представляете, я вез жену Нормана Феллоуса, ну, знаете, того парня, министра, кажется… – будет позже рассказывать он своим знакомым. – Я отвез ее к одному из домов на Керзон-стрит, вы знаете, где это…" Это было маловероятно, но лучше соблюдать осторожность.
Фрэнсис надела темные очки и пошла по направлению к метро.
Здание, выстроенное из серого камня, сливалось по цвету с кирпичным забором, окружавшим его; на отполированной до серебряного блеска латунной табличке на двери из черного дерева была надпись: „Ремингтон-Хаус". Фрэнсис сделала несколько коротких шагов по направлению ко входу. Она еще могла уйти. Она могла уйти, но вместо этого нажала на кнопку с цифрой „5". Дверь мгновенно открылась, и Фрэнсис нерешительно вошла внутрь. Она была не в состоянии идти на сговор с Диего или противоречить ему, но все эти сложные чувства были легче переносимы, чем дрожь от ощущения вины, мурашками бегущая по коже.
После уличного шума первым, что поразило Фрэнсис, было полное безмолвие, царившее внутри. Холл был просто создан для их тайной встречи: толстый ковер, мраморные стены и недалеко от лестницы столик, на котором стояла ваза с искусственными цветами. На столике рядом с цветами Фрэнсис заметила большие красочные листы: „Ремингтон-Хаус" – роскошно-элегантные апартаменты, уютно устроенные в самом центре…" – прочитала она, радуясь предлогу хоть немного задержаться в фойе. Слова „тайна" и „уединение" были крупными буквами выведены в середине страницы, а внизу мелким шрифтом обозначались цены за день или неделю.
Внезапно всего в нескольких ярдах от себя Фрэнсис услышала звук открывающихся дверей лифта, но, оглядевшись, никого не увидела. Боясь кого-нибудь встретить и быть узнанной, Фрэнсис быстро помчалась по ступенькам и через несколько мгновений оказалась на лестничной площадке. На стене были изображены стрелки и номера квартир. Квартира Диего оказалась слева. Дверь была приоткрыта.
Восхитительный холл был миниатюрной копией нижнего фойе, включая даже искусственные цветы. Коридор с потолком арочной формы вел от входной двери к гостиной. Но там не было никаких признаков присутствия Диего. Кресла и софа, обитые мягкой ножей, относились к тому типу мебели, которую можно увидеть на антикварных распродажах; всю эту обстановку гармонично дополнял камин.
– Я здесь, – из-за полуоткрытой двери донесся голос Диего. Это была спальня, и Фрэнсис почувствовала замешательство, решив, что он ждет ее там. – Я сейчас, – добавил Диего. – Я прибирал, – объяснил он, входя в гостиную. – Ты же знаешь, я люблю порядок, – извинился он, улыбаясь.
В голове у Фрэнсис мелькнула мысль, что сейчас он ее поцелует, но Диего не сделал этого.
– Садись, пожалуйста. Будешь что-нибудь пить? – спросил он, направляясь к бару в конце комнаты. – Надеюсь, ты без труда нашла мою квартиру. Эти адреса без номеров…
Было бы легче, если бы Диего надел домашнюю одежду, если бы звучала легкая музыка, шторы были задернуты и в намине горел огонь, если бы он создал роскошную романтическую обстановку для их встречи. Но вместо этого яркий свет лился из окон, а Диего был одет в серые фланелевые брюки, рубашку, галстук и синий кашемировый пиджак. Посторонний наблюдатель, увидев женщину, сидящую прямо и скрестившую на груди руки, и мужчину, стоявшего напротив нее и бросавшего ей вежливые фразы, мог бы подумать, что это скорее похоже на встречу двух малознакомых людей за бокалом вина, чем на сцену обольщения или невероятного воссоединения „погибшего" мужа и его бывшей жены. – Я ничего не хочу, – ответила Фрэнсис.
Диего раскрыл дверцы бара и достал бутылку белого вина. Откупорив ее, он налил два бокала и протянул один Фрэнсис.
– Надеюсь, ты изменишь свое решение, – сказал он, садясь на софу. – Мне не без хлопот удалось достать это особенное вино, – заметил Диего и поднял свой бокал. – За нас, – произнес он и пристально посмотрел Фрэнсис в глаза. – Ты не одевалась раньше в темно-серый, – сказал он. – Сейчас он идет тебе, хотя мне больше нравилось, когда ты была блондинкой. Жаль, что ты изменила цвет волос.
– Это не совсем по-джентльменски – предпочитать блондинок, – огрызнулась Фрэнсис.
Диего улыбнулся.
– Но сегодня вечером тебе ведь не нужен джентльмен, – иронично заметил он. – Они хороши лишь для супружества, но слабы, когда дело касается постели. Ты же знаешь это.
Фрэнсис встала.
– Это что, намек по поводу моей одежды? По-моему, мы зря теряем время.
Диего отпил глоток вина.
– Твое вино согревается. То, что я сказал, не относится ни к тебе, ни ко мне, так что нет нужды так волноваться. Если ты помнишь, мы женаты, хотя, может быть, это лишь милая шутка. Воображение всегда дразнит нас.
Фрэнсис села и взяла свой бокал.
– Ты помнишь это вино? – спросил Диего, когда Фрэнсис попробовала ароматную густую жидкость. – Это „Кортон-Шарлемань" 71 – го года. Точно такое же вино мы пили в наш первый вечер в ресторане „У баска". Очень немногие вина улучшились с того времени. Только действительно хорошие сорта. Сделав первый глоток, ты подумала, что ничего не может быть лучше, но позволь этому нектару хотя бы ненадолго задержаться у твоих губ. Попробуй.
Фрэнсис поставила свой бокал на столик.
– Выпей еще немного. Доставь себе это удовольствие, – настаивал Диего.
Он подошел к ней, сел на подлокотник ее кресла, взял ее бокал и снова протянул ей, но Фрэнсис никак не реагировала на его действия. Тогда Диего поднес бокал к ее губам; несколько капелек вина пролились на подбородок. Диего стер их своими пальцами, слегка коснувшись ими влажных губ Фрэнсис, затем он нежно обхватил руками ее голову и мягко отклонил ее на спинку кресла; его лицо склонилось над ее лицом.
– Это то, чего ты хочешь? – спросил он. – Думаешь, притворяясь, что ты здесь против своей воли, ты приносишь себя в жертву? Тебе от этого легче? Я дам тебе то, чего ты хочешь.
Диего схватил ее за запястье и, сорвав с нее одежду, потащил через всю комнату, пока ее спина не оперлась о стену, его грудь была напротив ее подбородка. Диего посмотрел ей в глаза и улыбнулся.
– Многие вещи легче совершать, имея хоть каплю беспутства, – сказал он, его пальцы гладили ее грудь. – Сейчас ты будешь раздевать меня. Сначала ты развяжешь мой галстук… – Он подождал, пока она сделала это. – Теперь моя рубашка… Да, сними ее. Затем ремень. Побыстрей. Хорошо. Очень хорошо. Я не говорил, что твоя рука должна касаться меня, еще нет. – Диего отбросил в сторону свою одежду и отступил назад так, что они оказались у кресла. – Сними это, – кивнул он головой на одежду, оставшуюся на ее теле, и Фрэнсис послушно сняла нижнее белье. Кто-то как будто двигал ее руками. Казалось, она ни о чем не думала и ничего не помнила. В голове была пустота.
Диего взял ее руки и прижал их к стене, прикасаясь своим телом к ее телу, своей кожей к ее коже. Фрэнсис ощутила его дыхание на своей шее, его губы у своего уха.
– Я оближу каждый кусочек твоего тела. Попроси меня об этом, – прошептал Диего.
Фрэнсис закрыла глаза.
– Я сказал: попроси меня об этом. Посмотри на меня, не притворяйся, как будто ничего не происходит.
Диего еще плотнее придвинулся к Фрэнсис, его лицо было всего в дюйме от ее лица, когда он отпустил ее руки. Фрэнсис надеялась ощутить его ласковые ищущие губы на своем теле, почувствовать его острое желание, рот ее приоткрылся в ожидании поцелуя, но Диего не двигался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44