К тому же он самый близкий тебе человек, кроме, разумеется, настоящего отца.
– Самым близким для меня человеком был Томодзуки Уэда, – тихо произнесла Сакура.
– Да, но его повесили, – бесцеремонно уточнил Клэй.
– Нет, его не повесили, – сказала Сакура таким тихим голосом, что поначалу никто не расслышал ее реплику.
– Не повесили? – удивленно переспросила Фрэнсин.
– Нет.
– Ты хочешь сказать, что он жив?
– Нет, конечно.
– Тогда что же с ним случилось? – не удержался Клэй, которого тоже разбирало любопытство.
Сакура долго молчала, раздумывая, стоит ли вспоминать прошлое, а потом все-таки решила рассказать им эту историю.
– Смертный приговор ему объявили поздно вечером, а казнить должны были на следующее утро. Его действительно приговорили к повешению, но для него это была самая позорная смерть. Ведь он был настоящим самураем, а для них форма смерти играет немаловажную роль. Надеюсь, вам об этом известно?
– Да, – кивнула Фрэнсин, – известно.
– Так вот, по древним законам приговоренному к смертной казни полагалось последнее свидание с родными и близкими. Сначала его навестили родственники, а я должна была войти к нему последней. Перед этим они спрятали у меня под платьем небольшой, но очень острый нож с бамбуковой рукояткой. Правда, тогда я не знала, для чего это нужно..
Фрэнсин напряженно слушала Сакуру.
– А почему ты не спросила, зачем нужен этот нож?
– Они сказали, что меня это не касается.
Фрэнсин и Клэй переглянулись, но не стали прерывать ее.
– К вашему сведению, самураи могут исполнить свой священный обряд сеппуку, или харакири, как его иногда называют, только двумя видами оружия – либо длинным самурайским мечом, либо небольшим ножом определенной формы. Конечно, я не могла пронести мимо охраны большой меч, поэтому было решено передать ему нож. Охранники, увидев маленькую девочку, не стали обыскивать меня, а ограничились проверкой карманов. Вот так я и пронесла ему в камеру нож.
– Боже мой! – потрясение воскликнула Фрэнсин.
– А когда я вошла в его камеру, он обнял меня, незаметно вытащил из-под моего платья нож, поблагодарил, а потом еще несколько минут напутствовал меня перед смертью. – Сакура улыбнулась, но это была такая странная улыбка, что Фрэнсин даже вздрогнула. – Он был очень необычным человеком, – продолжала Сакура. – Он обучил меня таким вещам, которые до сих пор помогают мне выжить в трудных ситуациях. А ведь мне тогда было то ли девять, то ли десять лет. Помимо всего прочего, он объяснил, почему не может согласиться на определенную ему судом казнь. Для самурая долг чести – уйти из жизни от меча или кинжала, а не умереть на виселице, где обычно казнят самых гнусных преступников. А когда я поняла, что к чему, и стала плакать, он успокоил меня, сказав, что позор и бесчестье хуже смерти. Кроме того, он пожелал, чтобы я прилежно училась и вообще была хорошей девочкой. После этого он еще раз обнял меня и выпроводил из камеры. Ночью он вспорол себе живот, и когда утром за ним пришли, чтобы отвести на виселицу, он был уже мертв.
– Бедняжка, – прошептала Фрэнсин. – Как ты могла вынести такое! – Она вдруг поняла, что Сакуре действительно несладко пришлось в этой жизни.
Теперь понятно, откуда у нее столько гордости и чувства собственного достоинства. Жаль, что она не знала об этом раньше.
– Ну ладно, Сакура, пора тебе сделать укол и ложиться спать. Пойдем.
Они ушли в комнату, оставив Клэя наедине с невеселыми мыслями.
– Сакура, я оказалась не совсем такой, как ты себе представляла, правда?
Девушка немного подумала, а потом посмотрела ей в глаза:
– Да, я не ожидала, что встречу такой злобный отпор. Но больше всего меня поразили ваши холодные и жестокие глаза.
– Но ведь в твоих глазах, Сакура, я вижу такой же ледяной холод, – парировала Фрэнсин.
Сакура надолго задумалась.
– Если бы у меня были хоть какие-то доказательства, я бы уже давно предоставила их вам. Причина моей злости заключается в бессилии что-либо доказать и убедить вас в том, что я не вру. Когда-то я мечтала о том, чтобы на моем теле был какой-нибудь таинственный знак, понятный только моим родителям.
– Такое бывает только в сказках, – грустно улыбнулась Фрэнсин.
– Мне не следовало говорить вам все это в Нью-Йорке, – признала она и нежно коснулась руки Фрэнсин.
Сегодня она показалась ей не такой уж страшной, жестокой и непримиримой, как некоторое время назад.
– Сначала я подумала, что вы обо всем рассказали агентам ЦРУ, и они хотят поймать меня и убить. Именно поэтому я хотела убежать от вас. Да еще эта болезнь, будь она неладна. Сейчас я понимаю, что тогда у меня начались галлюцинации и я не отдавала себе отчета в происходящем.
– Сакура, тебе не нужно извиняться передо мной.
– А еще…
– Что еще?
Сакура понуро опустила голову:
– Мне было очень больно и обидно.
– Мне тоже.
Фрэнсин подошла к ней и неожиданно для себя поцеловала в макушку, после чего быстро вышла в другую комнату, чтобы Сакура не видела ее слез.
Встречать Клайва в аэропорт Фрэнсин поехала одна. Самолет опаздывал, и она в ожидании невольно вспомнила их последнюю встречу в Сараваке. Вспомнила она и слова Анны о том, что после той массовой резни никого в живых не осталось. С тех пор Фрэнсин немного успокоилась, смирилась с мыслью, что дочь погибла, и наконец-то обрела некое подобие внутреннего покоя. А Клайв, в чем она нисколько не сомневалась, не поверил никому и до сих пор надеялся на чудо. Именно поэтому он так разволновался и немедленно вылетел в Гонконг. Может быть, он прав, а она ошибалась? Может быть, она снова оказалась на таком разломе своей жизни, после которого о нормальном существовании можно только мечтать?
Самолет, приземлился, и через минуту она увидела высокую худощавую фигуру Клайва, торопливо шагавшего к зданию аэропорта. Он резко выделялся на фоне низкорослых пассажиров азиатского происхождения. Фрэнсин радостно помахала ему рукой:
– Клайв!
Он увидел ее и быстро направился к ней. Фрэнсин успела заметить, что он почти не изменился, лишь несколько глубоких морщин прочертили его лоб да появились седые волосы. Он остановился в шаге от нее, словно натолкнулся на невидимки барьер.
– Привет, Клайв.
– Фрэнсин, дорогая, как я соскучился по тебе! – Он подался вперед, но так и не смог перешагнуть тот барьер, который она воздвигла между ними.
Фрэнсин схватила его за руку и крепко сжала.
– Клайв, ты совершенно не изменился за эти годы!
– Ты тоже. – Он все-таки нашел в себе сила и, наклонившись, поцеловал ее в щеку.
– Ну ладно, пойдем, – торопливо проговорила она нарочито деловым тоном.
По всему было видно, что она тоже испытывает некоторую неловкость после стольких лет разлуки.
– Я хочу поскорее познакомить тебя с ней.
В такси Клайв подробно рассказывал ей, чем занимался все эти годы.
– Ты прекрасно выглядишь, – наконец заключил он, искоса поглядывая на нее. – Чем ты питаешься? Каким таинственным снадобьем?
– Китайским зеленым чаем, – весело отшутилась она, подумав, что уж его-то время действительно пощадило.
Он был по-прежнему стройным, физически крепким и все таким же худощавым, каким она его запомнила. Австралийский климат, вероятно, пошел ему на пользу. Правда, волосы стали седыми, но при этом даже не поредели, не говоря уже о лысине.
– Я очень рада, Клайв, что ты нашел для меня время. Без тебя мне очень трудно разгадать эту головоломку.
– У меня не было выбора, – смущенно улыбнулся он. – Сакура знает обо мне что-нибудь?
– Да, я объяснила ей, но без подробностей.
– Зря ты это сделала, – нахмурился он.
– Почему?
– Это даст ей шанс хорошенько подготовиться к встрече.
– Она не актриса, Клайв.
– Разумеется, – усмехнулся он.
– Клайв, ты еще не видел ее, а уже в чем-то подозреваешь.
– Фрэнсин, давай с самого начала выясним одну деталь, – хитро ухмыльнулся он. – Я приехал сюда спасать тебя, а не Сакуру.
– Спасать? – недоуменно переспросила она. – От кого?
– Не от кого, а от чего, – поправил ее Клайв; – От чар полнолунного сумасшествия.
– Меня не надо спасать, Клайв, – буркнула Фрэнсин. – Если ты прилетел сюда в качестве сказочного рыцаря в белом плаще, то можешь сразу возвращаться обратно.
– Что?
– Если ты хочешь помочь мне – помогай, но только не надо толкать меня в спину и упрекать бог знает в чем. Мне и без того тошно.
Он поднял руки и засмеялся:
– Ну ладно, ладно, успокойся.
– Я успокоюсь, если мы договоримся с тобой о главном.
– Да, все, договорились. А теперь расскажи мне о ней.
Она призадумалась на мгновение, а потом начала свой рассказ.
– Вся беда в том, что она серьезно больна, и эта болезнь и подтачивала ее здоровье годами. К тому же она вся в бинтах после нападения бандитов. Вместе с тем она достаточно сильна, предельно собранна и вполне владеет собой. Но самое главное – она какая-то не совсем обычная, что ли.
Клайв пристально посмотрел на нее:
– Необычная потому, что ты уже привязалась к ней, или потому, что выглядит необычной?
– В ней есть что-то необычное, причем исходящее изнутри. Клайв, мне трудно объяснить, но это действительно так. Ты скоро сам увидишь.
– Она умело втирается в доверие, я правильно тебя понял?
– Нет, ничего подобного! Напротив, она настроена весьма агрессивно и не старается понравиться или втереться в доверие. У нее была нелегкая жизнь, и она возлагает всю вину на меня.
Клайв удивленно вскинул бровь:
– Правда? Интересно. Теперь мне понятна ее агрессивность.
– Клайв, она с самого начала была очень враждебна ко мне и только сейчас стала постепенно открываться. А те истории, которые она рассказала нам в последнее время, просто сводят с ума. Я даже представить себе не могу, как все это можно выдержать и остаться человеком.
– Истории? О своей несчастной жизни?
– Да, очень несчастной, просто ужасной.
– Понятно. Но меня интересует одна вещь. Чего от нее хотел этот японский офицер?
– Если верить ей на слово, то он просто любил детей.
– Каким образом?
Фрэнсин пропустила мимо ушей его ехидный вопрос.
– По ее словам, ничего особенного он для нее не сделал. Но он воспитывал ее, обучал восточным традициям и учил жить. Он собирал всех умных детей, а ее ценил больше всех и возлагал на нее большие надежды. А она помогла ему совершить ритуальное самоубийство перед казнью.
– Это действительно драматическая история, – согласился с ней Клайв. – Причем настолько, что ее можно показывать по телевизору в программах для домохозяек.
– Если ты услышишь ее рассказ, то тебе так не покажется.
– А что, по ее словам, с ней случилось после смерти Узды?
– Она работала служанкой, мыла посуду, стирала чужое белье, недолго училась в школе, но после смерти учителя его родственники стали постепенно тяготиться ее присутствием, и в конце концов она уехала из Японии. После этого она работала в Сингапуре, Макао, Бангкоке, Вьентьяне и еще бог знает где. Я думаю, что она даже не может вспомнить все места, где ей приходилось жить или работать.
– А каким же образом ей удалось выйти на тебя?
– Она говорит, что примерно пять лет назад совершенно случайно прочитала в газете обо мне и подумала, что вполне может быть моей дочерью.
– Но пришла она к тебе только сейчас?
– Да.
– И до сих пор настаивает, что является твоей дочерью?
– Не совсем. Она допускает мысль, что может ошибаться, но все же склоняется к тому, что я ее мать.
Клайв угрюмо хмыкнул:
– Значит, она оставляет тебе возможность самой домыслить недостающие звенья. Она что, действительно не помнит ничего, что произошло с ней до появления японцев?
– Клайв, она такое пережила, что это вполне могло стереть из ее памяти все предшествующие события.
Он сокрушенно покачал головой:
– Это очень подозрительно. И к тому же удобно. Очень легко придумать подобную историю, которая в общих чертах будет совпадать с какими угодно фактами.
– Я сама об этом думала, – огрызнулась Фрэнсин.
– Фрэнсин, – осторожно начал он, бросив на нее быстрый взгляд, – как могло случиться, что ты не узнала ее с первого взгляда? Это настораживает меня и заставляет думать, что она лжет.
Фрэнсин долго молчала, собираясь с мыслями.
– Ты прав, у меня не было никаких мистических чувств, которые могли бы безоговорочно подсказать, что это моя дочь. А если бы я все-таки поддалась такому чувству, то меня с полным основанием можно было бы счесть сумасшедшей. Но когда я впервые увидела ее, то поняла, что в ней есть что-то такое… Не знаю, как это выразить, но у меня действительно иногда возникало чувство, что это Руг. И оно усиливается с каждым днем.
– Боже мой, – тяжело вздохнул Клайв.
– Клайв, вся эта история покрыта мраком, окутана таинственностью и совершенно неподвластна доводам разума. Но меня постоянно мучает мысль, что я могу ошибаться и она действительно моя дочь. Как я могу игнорировать такую возможность?
– Да, ты не можешь игнорировать ее, но должна докопаться до сути, прежде чем принимать важное решение и уж тем более жертвовать своими деньгами.
– У нас практически нет времени, Клайв. Они в любую минуту могут убить ее ребенка. Это маленький мальчик, Клайв, и он вполне может оказаться моим внуком.
– А если его вообще не существует в природе?
– А если существует? – Фрэнсин повысила голос, хотя и прилагала, немало усилий, чтобы не терять самообладания. – Как я буду жить потом, зная, что погубила не только дочь, но и внука? Причем дочь – уже во второй раз?
– Лицо Клайва потемнело от напряжения.
– Фрэнсин, если она задумала ограбить тебя, то лучше истории о бедном и несчастном внуке и придумать трудно.
– Я знаю, Клайв, но ничего не могу сейчас поделать.
Он тяжело вздохнул и посмотрел в окно на мелькающие мимо деревья и дома, за которыми возвышались высокие шпили небоскребов.
– Ну ладно, будет лучше, если ты посвятишь меня во все детали этой невероятной истории.
Они подъехали к многоэтажному дому, поднялись на лифте и постучали в квартиру. Им открыл Манро.
– Это Клэй Манро, – представила хозяина Фрэнсин. – Мой консультант по вопросам безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51