Для нее это было своеобразное вложение капитала, как и все остальное, что она приобрела за последние годы. Кроме того, эта квартира была зарегистрирована не на нее, а на одну из ее анонимных компаний, и это обстоятельство нравилось ей больше всего. Вряд ли кому-нибудь удастся отыскать следы квартиры или ее владельца.
И тем не менее Фрэнсин проявляла известную осторожность, выводя Сакуру на прогулку. Доктор сказал, что ей требуется как можно чаще бывать на свежем воздухе, поэтому они решили пойти в магазин и купить ей подходящую одежду. Они отправились туда в полдень, когда на улицах города было много народу, и никто не обращал внимания на двух женщин азиатского типа и одного чернокожего мужчину.
Сакура проявила к выбору одежды полное равнодушие, поэтому Фрэнсин пришлось самой покупать ей вещи, исходя из давно проверенного принципа удобства и практичности. Назад они возвращались пешком, сгибаясь под тяжестью огромных пластиковых пакетов.
Дорога к их дому лежала через небольшой уютный парк, где играло множество детей. Сакура остановилась и стала наблюдать за ними.
– Мы можем хоть немного здесь посидеть? – спросила она у Фрэнсин. – Я устала.
– Мы уже почти дома, – возразил Манро.
Сакура погладила рукой рану на голове.
– Мне нужно отдохнуть! – Она сердито покосилась на Клэя, – Неужели это преступление?
– Это не преступление, – спокойно объяснил он, – но я очень, не хочу, чтобы тебя тут заметили.
– Кто тут может меня заметить?
– Тебя, может быть, и не заменят, а вот на меня точно обратят внимание. – Клэй взял ее под руку. – Давай вернемся в квартиру, там и отдохнешь на террасе. Не вижу никакого смысла сидеть в этом парке и привлекать к себе внимание.
Она вырвала руку и отвернулась.
– Не хватай меня за руку!
– Клэй, пусть она посидит здесь несколько минут, – решила Фрэнсин. – Свежий воздух пойдет ей на пользу. А я вернусь домой и приготовлю ужин. К тому же мне нужно позвонить в одно место.
– Ладно, – неохотно согласился Клэй, искоса поглядывая на Сакуру.
Они сели на скамью, глядя на удаляющуюся Фрэнсин. На детской площадке собралось много малышей. Они весело вскрикивали, громко смеялись, прыгали через бревна и гонялись друг за другом. За ними внимательно присматривали филиппинские няни, а чуть дальше чинно сидели их родители, бабушки и дедушки, обмениваясь последними сплетнями. Сакура пристально смотрела на детей, судорожно вцепившись в скамейку. Она очень соскучилась по сыну и с трудом переносила разлуку с ним.
– Сколько лет твоему малышу? – как бы между прочим спросил Клэй.
– Почти два с половиной года.
– В таком возрасте дети, вероятно, очень много болтают?
– Да, с той лишь разницей, что Луис свободно болтает на английском, французском и лаосском. Он… – Она запнулась и сглотнула горечь, внезапно подступившую к горлу.
– Ты любишь его отца?
– Да.
– Но ты же говорила, что он плохой человек.
– Это сейчас он плохой, а когда-то был очень добрый и хороший.
– А потом он испортился?
– Может быть, он всегда был плохим, но обнаружила я это слишком поздно, – Сакура повернулась к нему, словно хотела убедиться, что он правильно понял ее слова. – Я такое пережила, что почему-то решила, что никогда не смогу родить ребенка. Мне казалось, что ужасы войны навсегда лишили меня способности производить на свет детей. Именно поэтому я не предохранялась и, в конце концов, залетела.
– Ты не хотела рожать Луиса?
– Я просто не планировала его, вот и все. А когда он родился, я вдруг осознала, что это самая великая ценность в моей жизни. Я поняла, что он родился неспроста, а для какой-то великой цели.
– Для какой именно? – не отставал от нее Клэй.
– Не знаю, но он не должен быть таким, как все. Первые месяцы я не спускала его с рук, а в это время над головой у нас то и дело проносились ваши В-52.
– В-52?
– Да, мы никогда не слышали их звука и не знали, откуда они прилетают, но зато видели, как на наши головы падают бомбы. Они разрывали землю в клочья и повсюду сеяли разрушение и смерть. А потом они стали поливать нашу землю каким-то ужасным химикатом, от которого деревья становились голыми, вода – отравленной, а овощи и фрукты превращались в смертельный яд. После этого многие дети рождались уродами, а то и вовсе мертвыми.
– Да, я видел такое во Вьетнаме, – грустно вздохнул Клэй. – Сакура, а как получилось, что ты осела во Вьентьяне, а не в каком-нибудь другом месте? Ведь ты же пересекла почти всю Юго-Восточную Азию?
– Там поначалу было очень тихо и спокойно. После шумного Токио и многолюдного Сингапура Вьентьян казался мне настоящим раем. Мне даже почудилось, будто я вернулась в свое детство.
– Что ты хочешь этим сказать?
. – Мне иногда представляется, что мое детство, то есть до Саравака, я провела в каком-то тихом, уютном месте, отдаленно похожем на Вьентьян.
– Ты говорила об этом Фрэнсин?
– Нет.
– Почему?
– Она не любит моих догадок. Ей нужны только голые факты. А у меня их нет. Более того, у меня просто не хватает слов, чтобы описать мои смутные впечатления о детских годах.
– Но мне ведь ты рассказываешь.
Она посмотрела ему в глаза:
– Ты не похож на нее, ты – совсем другое дело.
– Меня наняли, чтобы помочь тебе.
– Нет, Клэй, все дело в том, что я тебе доверяю.
Клэй задумался, глядя на играющих детей.
– Клэй, как ты думаешь, Фрэнсин согласится заплатить за меня? – нарушила тишину Сакура.
Манро пожал плечами:
– Не знаю, но, надеюсь, она что-нибудь придумает.
– А она заплатит, если поверит, что а ее дочь?
– Безусловно.
– Но теперь она вряд ли поверит, – грустно сказала Сакура. – После всего, что я натворила, она ни за что на свете не поверит. Теперь все, что я ей скажу, лишь усилит ее подозрения.
– Ты ошибаешься, Сакура, она понимает намного больше, чем ты думаешь.
– А ты, Клэй? Ты веришь мне? Ты понимаешь меня?
Он пристально посмотрел на нее:
– Ну ладно, хватит мечтать, пошли домой.
Сакура положила руку ему на плечо:
– Клэй, я могла бы добиться большого успеха в жизни, могла бы стать нормальным человеком, но жизнь сложилась так, что шансов у меня практически не было.
– Может быть, именно сейчас ты получаешь свой единственный шанс, – сказал он, дружелюбно улыбаясь. – Не упусти его.
– Я постараюсь, Клэй, обещаю тебе.
Манро кивнул и помог ей подняться.
– Ладно, пойдем.
С 1954 года Фрэнсин звонила Клайву Нейпиру не более трех раз. После долгих скитаний и попыток восстановить с ней прежние отношения он окончательно осел в Австралии и вскоре стал совладельцем огромной компании, деятельность которой распространялась на весь быстро развивающийся регион Юго-Восточной Азии. Фрэнсин делала все возможное, чтобы их пути никогда не пересекались, хотя повод для этого всегда можно было найти. Она не хотела бередить старые раны и всячески избегала встреч с ним. Но сейчас настал момент, когда нужно было во что бы то ни стало переговорить с Клайвом.
Ей пришлось назвать свое имя, чтобы не объясняться с секретаршей, как это часто бывает в подобных случаях.
– Фрэнсин, неужели это ты? – обрадовался Клайв.
– Да, Клайв, привет.
– Боже мой, какой сюрприз! Я счастлив слышать твой голос. Надеюсь, у тебя все в порядке?
– Да, все хорошо, Клайв. А у тебя?
– Лучше не бывает.
– Надеюсь, я не помешала тебе?
– Ничуть. Я сижу за своим рабочим столом и таращу глаза на гавань. Если хочешь знать, у меня на столе стоит твоя фотография, и я частенько вспоминаю тебя.
– Моя фотография? – удивилась Фрэнсин, пытаясь вспомнить, когда ока могла подарить ему свою фотографию.
– Пару месяцев назад газета «Стрейтс таймс» опубликовала большую статью о тебе и поместила твою фотографию. Ты выглядишь прекрасно, Фрэнсин.
– Думаю, что меня сняли лет десять назад, не меньше.
Он засмеялся:
– Может быть.
– Клайв, – решила перейти она к делу, – я звоню тебе потому, что недавно ко мне обратилась одна женщина, которая утверждает, что она моя дочь.
На другом конце провода воцарилась тишина.
– Что она утверждает? – наконец ошеломленно переспросил Клайв.
– Что она моя дочь, Рут.
– А кто она на самом деле?
– Ее зовут Сакура Уэда.
– Так это же японское имя! – удивленно воскликнул Клайв..
– Она азиатского происхождения с примесью европейской крови, ей около тридцати лет, и она заявляет, что не помнит, кто ее родители и как она попала в деревню, где жило племя ибан. Эта деревня, как ты знаешь, была почти полностью уничтожена японцами в годы войны. Так вот, она говорит, что сбежала от солдат, а в лесу ее подобрали какие-то люди, которые увели ее в глубь джунглей и воспитывали как свою дочь. Они же нанесли на ее тело татуировку. Ты слушаешь меня, Клайв?
– Да, слушаю, – растерянно пробормотал он. – Продолжай.
– А потом ее забрал с собой японский офицер и, вероятно, в 1944 году привез в Японию. А в 1947 году его казнили за военные преступления. После этого она была предоставлена сама себе и долго бродила по странам Юго-Восточной Азии, пока, наконец, не осела в Лаосе. А потом попала в весьма неприятную историю и в конце концов решила обратиться ко мне.
– В какую неприятную историю?
– Она связалась с наркоторговцами в Лаосе и какое-то время жила с мужчиной, от которого родила мальчика. Он втянул ее в свой бизнес и вместе с ней украл почти семьсот тысяч долларов у наркокартеля, который находится под крышей ЦРУ. Они продавали героин, а вырученные деньга переводили на счета антикоммунистического движения. Во главе этой организации стоит некто Джей Хан. И вот теперь они требуют от нее вернуть долг. С этой целью в Нью-Йорк приехали два головореза, один из которых – сотрудник ЦРУ. А ее ребенок оказался в их руках и сейчас находится во Вьентьяне. Они пригрозили, что убьют ее и ребенка, если она не вернет им деньги.
– Насколько я понимаю, вернуть деньги должна ты, – задумчиво произнес Клайв.
– Я заявила, что не буду иметь с ними дела, но это не выход из положения. Дело в том, что у нее туберкулез и мне пришлось положить ее в больницу. Но они и там нашли ее и чуть не отрезали ухо.
– Господи Иисусе! – потрясенно выдохнул он. – Фрэнсин, где ты сейчас?
– В Гонконге. Мне пришлось срочно вывезти ее из Нью-Йорка и спрятать в надежном месте.
– С ней все в порядке?
– Пока еще нет, но она справится, я не сомневаюсь.
Клайв хмыкнул.
– А что, она не может или не хочет рассказать тебе о том, что было с ней до Борнео?
– Она говорит, что ничего не помнит, что массовая резня в деревне отшибла у нее память.
– Значит, она хочет, чтобы ты заплатила за нее семьсот тысяч долларов на том основании, что она теоретически может быть твоей дочерью? И при этом не представляет никаких доказательств?
– Клайв, пойми, она действительно в отчаянном положении и готова на все, чтобы спасти ребенка.
– Люди в отчаянном положении способны на отчаянную ложь.
– Да, я знаю, – устало проговорила Фрэнсин. – Но у меня сейчас нет времени для организации тщательного расследования и выяснения правды.
– Что значит «нет времени»? Фрэнсин, я тебя не узнаю. Надеюсь, ты не собираешься отдать такие огромные деньги неизвестному человеку?
– Нет, но что-то надо же делать, Клайв!
– Фрэнсин, – решительно начал он, – почему ты считаешь, что это давление оказывают именно на тебя? Почему ты должна расплачиваться за чужие грехи? Именно поэтому у тебя нет времени. А на самом деле времени у тебя предостаточно. Просто не позволяй втягивать себя в эту историю, вот и все.
– Да, Клайв, конечно, но что будет, если все это окажется правдой?
– Господи, Фрэнсин, ну как это может, оказаться правдой? Ведь мы с тобой сами рыскали по джунглям, расспрашивали сотни свидетелей и в конце концов убедились, что Рут погибла. Ну ты сама подумай!
– Я уже думала, – тихо ответила она. – И чем больше я думаю, тем больше сомневаюсь в своей правоте. Клайв, у нее та же группа крови, что и у Рут.
– Ты уверена в этом?
– Да, абсолютно.
– Фрэнсин, а тебе известно, сколько людей на Земле имеют такую же, группу крови? Миллионы! А помнишь, сколько беспризорных детей осталось после войны? Она вполне может быть одной из них. Кстати сказать, она похожа на Рут? Хоть немного?
– У нее глаза немного темнее, чем у Рут, и волосы другого цвета. Но Рут была маленькой девочкой, а Сакуре уже тридцать лет. Дети быстро меняются. А когда они напали на нее и порезали ухо, я сразу пришла к ней и вдруг поняла, что это Руг. Я чуть да обморок не упала. Но через полчаса я снова стала сомневаться в этом. И вот так каждый день. С ума сойти можно.
– Я хочу немедленно повидать эту женщину, – решительно заявил Клайв.
– Да, я тоже хочу, чтобы ты взглянул на нее.
– Я буду у тебя через двадцать четыре часа.
– А без тебя обойдутся за это время?
– А что им остается делать?
– В таком случае буду рада видеть тебя, Клайв. Мне очень хочется узнать твое мнение.
– Ты ведь знаешь, Фрэнсин, что ради тебя я готов на все. Мы с тобой прошли огонь и воду, так что нам уже пора быть вместе.
– Поговорим об этом позже, Клайв.
Она положила трубку и устало провела рукой по лицу.
На город опустилась ночь, и он сразу неуловимо изменился. Повсюду замерцали неоновые огни рекламы, а воздухе повеяло ароматными запахами ресторанной еды.
– К нам прибывает гость, – неожиданно заявила Фрэнсин.
– Кто? – насторожился Клэй.
– Мой муж погиб во время войны в японском концлагере, – пояснила она. – А потом у меня появился другой мужчина, Клайв Нейпир, с которым я убежала из осажденного Сингапура. Он офицер, воевал с японцами, получил ранение в голову и после этого работал в британском отделе по эвакуации английских подданных. После войны он поселился в Австралии и теперь занимается там торговым бизнесом.
– Он приедет, чтобы меня проверить? – спросила Сакура из дальнего угла террасы.
Фрэнсин посмотрела куда-то вдаль.
– Я очень ценю его мнение и надеюсь, что он сможет нам помочь.
– Когда он приезжает? – вмешался в разговор Клэй.
– Завтра.
– Боже мой, значит, мне предстоит еще один безумный экзамен! – простонала Сакура, закрывая лицо руками.
– Если ты действительно моя дочь, – повернулась к ней Фрэнсин, – то не исключено, что он припомнит какие-то детали, которые упустила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51