В этот раз Кристина А. избрала объектом своего исследования глобальные интересы женской половины человечества. По ее словам, выходило, что женщины в современном мире мечтают о сексе, только о сексе и ни о чем другом, кроме секса. В доказательство этого тезиса Кристина, направляемая безжалостной фантазией Свина, познакомилась с некоей женщиной-политиком, и они вместе отправились в ночной клуб для одиноких светских львиц. Поначалу новая знакомая автора пыталась философствовать о высоких материях. Но после принятия внутрь небольшой дозы мартини раскрепостилась и исполнила стриптиз в сопровождении мускулистых курсантов военного училища. Затем Свин описывал, как подруги воспроизводили с означенными юношами половину позиций «Кама Сутры» в отдельном кабинете. Причем юноши отличались неутомимостью, завидными размерами «своих аппаратов», а женщины испытывали один оргазм за другим со скорострельностью станкового пулемета. В заключение следовала небольшая лесбийская сцена, после которой женщина-политик принимала решение организовать партию Фаллоса. Это новообразование должно было, по мнению Кристины А., примирить все враждующие силы на политической арене и указать новый путь к процветанию страны…
— Ну как? — спросил меня Свин.
— Очень даже ничего, — сказал я, стараясь не смотреть ему в глаза. — Тема свежая, ситуация нестандартная…
Свин вздохнул. Он понимал, что я ему вру. Да если бы и не понимал, при его способностях достаточно было один раз посмотреть на мою ауру, чтобы узнать правду. Но, полагаю, эту правду он узнавать не хотел…
— Как ты думаешь, — посмотрел вдаль Свин, — кто-нибудь станет скучать по мне? То есть по Кристине А.?
Я утвердительно кивнул. Читатели журнала единственные на всем белом свете, кто знал душу моего старшего офицера, пусть и исковерканную до неузнаваемости десятилетним воздержанием. У меня не было и их.
— Ладно, давай собираться, — сказал Свин и засеменил в сторону ванной. Мне показалось, что в его маленьких глазках, похожих на черные блестящие горошины, появился предательский блеск…
Распогодилось. Небо, выплеснув минувшей ночью всю накопившуюся влагу, сияло чистым, словно вымытым цветом. Ярко светило солнце. Над трассой носились стаи ворон. Порывы ветра утратили свою колючесть, хотя и не согревали.
Мы ехали на место встречи с Ангелом на нашем «лексусе». Не самая дорогая машина, это верно. В принципе, мы могли себе позволить и что-нибудь поэксклюзивнее, тот же «бентли», к примеру. Работники Отдела не испытывали нужды в деньгах. На каждого из нас был открыт счет в банке, куда ежемесячно перечислялись суммы, достаточные для того, чтобы вести безбедную жизнь — как в России, так и в любой другой стране мира. Не знаю, кто являлся отправителем средств. Мы не задавались этим вопросом. И культивировали, по настоятельной рекомендации Ангела, респектабельную незаметность. Ведь излишне дорогие вещи всегда привлекают к себе повышенное внимание. Так что мы довольствовались «лексусом».
В салоне играла музыка. Свин любил шансон, я — тяжелый рок. Поэтому сошлись на Джо Кокере. Бархатная хрипотца старого хиппи приятно ласкала слух. Мощная печка согревала тело потоками горячего воздуха.
Свин, по обыкновению, расположился на переднем сиденье, поджав задние ноги под себя. Мы хорошо оделись для визита — Свин вообще не выходил на улицу в том виде, в котором положено ходить обычным свиньям. Его тушу стягивала жилетка из дорогой английской шерсти в крупную полоску. На шее висела золотая цепь, скрепленная резными звеньями и украшенная голубой эмалью с древнегреческим орнаментом. В правом ухе, лопухом нависавшем над рылом, красовалась золотая серьга — подарок истового поклонника Кристине А.
— Скажи, — спросил я, — ты сразу пойдешь в карантинную зону?
— Не знаю, — буркнул он.
— То есть у нас будет несколько свободных дней?
— А что? — повернулся ко мне Свин.
— Да так… Я хотел попросить тебя помочь мне в выборе виллы. Я ведь полный ноль в том, что касается недвижимости.
Свин внимательно посмотрел мне в лицо:
— Ладно. Если Ангел даст мне несколько дней на сборы, смотаемся в твою Испанию. Рынок там уже, конечно, не такой, как в мое время. Но более-менее приличную хатку мы тебе найдем, отвечаю.
— Лучше более, чем менее, — ухмыльнулся я, чувствуя, что у Свина полегчало на сердце.
Через некоторое время мы подъехали к высотному зданию, блестевшему на солнце авангардными формами из затемненного стекла. Здесь сотрудники Отдела встречались с Ангелом. Дело в том, что Ангел не мог являться нам в обычном месте. Внизу, на земле, людская энергетика, пропитанная разочарованием, злобой и неуверенностью, слишком сильно действовала на нежно-небесное существо Ангела. А на высоте он чувствовал себя вполне сносно. Или просто так говорил нам, не знаю…
Парковочную площадку перед зданием устилал ковер из опавших листьев. Легкая, тщательно спланированная природная небрежность — последняя элитная мода. Я проутюжил желтое полотно шинами автомобиля и припарковался на нашем именном месте.
В холле высотки — маленьком футбольном поле, покрытом венецианским мрамором, — дежурили несколько охранников в униформе. Направляясь к лифту, я сухо кивнул им. Свин с достоинством семенил рядом. Охранники были не в курсе деятельности Отдела, поэтому при них мы между собой не разговаривали. Парни ответили на мое приветствие и решили выказать положенный регламентом респект.
— Здравствуйте, Гаврила Михайлович! — ощерился фарфоровым блеском старший по смене. — Что-то давно мы вас не видели… Командировка, отпуск или сумасшедшая любовь-с?
— Осложнения после аборта, — процедил сквозь зубы я, внимательно разглядывая мельтешащие на табло индикации этажей цифирки.
Мое хамство имело основания. Охранники втайне считали меня за блаженного, таскающего с собой огромного борова и наряжающего его в дорогие одежды. За глаза они даже позволяли себе крайне непристойные шутки об извращенном характере моей любви к животным. Так что я не отказал себе в маленькой мести. Охранникам пришлось захохотать и подобострастно поклониться.
— Лакей — он и с рацией лакей, — прокомментировал Свин, когда за нами закрылись двери лифта…
Пентхаус встретил нас уютом, покоем и звуком щебетанья птиц из зимней оранжереи. Апартаменты не принадлежали Отделу — здесь жил некий очень богатый человек, о котором в свободной прессе обычно упоминали с завистью, а в коммунистической — с ненавистью. На самом деле он финансировал и тех и других, являясь фактически негласным королем российских печатных СМИ. К Отделу он не имел прямого отношения. Поговаривали, что его благорасположение обусловлено неоценимой помощью, которую кто-то из сотрудников оказал ему в построении газетной империи. Но это были только слухи. В любом случае, пентхаус предоставлялся нам бесплатно, на сколь угодно длительное время и в любой момент суток. На открытой террасе сотрудники встречались с Ангелом, в зимнем саду проводились общие собрания.
Мы вежливо поздоровались с горничной фотомодельной внешности в строгом черном платье и белом переднике. Не задавая вопросов, девушка провела нас на открытую террасу, привезла столик с кофейником и пышными сдобными булочками, разлила кофе (мне — в чашку, Свину — в специальную пиалу-миску), после чего молча удалилась.
Мы остались одни. Ангел являлся не по расписанию, а когда хотел. Иногда приходилось подождать. Потягивая горячий ароматный кофе, мы рассматривали панораму Москвы, открывшуюся с крыши здания. В такие минуты полагается наслаждаться жизнью. Однако у меня это почему-то не получалось. Какой-то маленький червячок копошился в сознании. Не страх, не паника, не обида. Что-то другое — беспокойство или, пожалуй, мнительность. Кажется, пустяк, но из-за этого пустяка даже изысканный кофе отдает горечью…
— Хороший город, — сказал Свин, щурясь от солнечных бликов. — Не будешь скучать по нему в Испании?
— А о чем здесь скучать? — не согласился я. — Большая помойка. Коренные жители ведут себя как полуживые пенсионеры, приезжие рвут друг друга на части, словно пираньи в аквариуме. И ради чего?
— Чтобы смотреть на Москву таким вот ранним утром с террасы своего пентхауса, — серьезно ответил Свин.
Я знал, что он не мыслил себя вне России. Всем сотрудникам Отдела давалась привилегия выбирать для себя место следующего рождения. Большинство, насколько я знал, останавливалось на Европе или Северной Америке. А Свин застолбил молодую семью, живущую в Рязани. Он не хотел увидеть свет в столице: считал, что у провинциалов больше шансов преуспеть в жизни. Его время рождения близилось. Супруги уже купили домашний кинотеатр, получали кредит на машину, а сразу после машины у них был запланирован ребенок. Так что где-то года через полтора в Рязани ожидалась реинкарнация одного из лучших офицеров Отдела, по совместительству — Кристины А. Свин даже выбрал свои будущие наклонности, предпочтя писательскому таланту математику и логическое мышление. Так легче, по его подсчетам, сделать карьеру в сфере информационных технологий. Иногда мне казалось, что он расписал свою новую жизнь до мельчайших подробностей. Роддом — школа — МГТУ — создание собственной компании — пресловутый кофе на крыше пентхауса. В отличие от меня он был готов штурмовать этот город из жизни в жизнь…
— Здравствуйте, — раздалось за нашими спинами.
Мы обернулись. Ангел, как всегда, появился неожиданно. Он не любил, чтобы кто-нибудь видел, как его тело материализуется из воздуха. Поэтому всегда выбирал подходящий момент. Вроде никого нет рядом — и вот, пожалуйста, в двух шагах от вас стоит представитель небесного мира. Длинные пепельные волосы почти закрывали лицо и ниспадали на плечи мягкими пушистыми волнами. Белые крылья сложены за спиной. Кисти рук, по обыкновению, скрыты в широких рукавах тонкого хитона.
— Приветствуем тебя, Ангел, — поклонился за нас двоих Свин. — Как тебе наше последнее задание?
— Давайте сядем, поговорим, — сказал Ангел.
Он не любил спешить и вести разговоры стоя. Утверждал, что в ногах правды нет. Зная это, владелец пентхауса уставил террасу множеством столиков, скамеек и даже кресел, на которых можно было с комфортом расположиться для неспешного длинного разговора.
Свин и я уселись в плетеные кресла. Ангел облокотился на крышку большого черного рояля, на котором никто никогда не играл.
— Задание на пять с плюсом, — ответил на вопрос Свина Ангел.
— Спасибо, — склонились в почтительном кивке наши головы.
Наступило неловкое молчание. Мы не знали, с чего начать. На моей памяти я всего один раз видел, как вручались наградные кресты. Церемония была простой, без пафоса. Начинать ее полагалось Ангелу. А он медлил.
— Почему ребята опаздывают? — возмущенно удивился Свин. — Я, конечно, понимаю, что мы не со всеми в Отделе хорошо ладили. Но ради вручения крестов могли бы и забыть старые обиды…
Только после этих слов моего офицера я вдруг понял, что меня смущало все это время — нам не встретился хотя бы один сотрудник Отдела. Учитывая, что на пенсию в Отделе уходили ой как нечасто, данный факт, мягко говоря, вызывал недоумение. Терраса просто должна была рябить от знакомых лиц. Даже Локки, даже Варшавский, при всей своей к нам со Свином неприязни, не могли пропустить столь важное, я бы даже сказал протокольное, мероприятие.
— Ребята не придут, — коротко сказал Ангел.
Может, мне показалось, а может, свет солнца действительно померк. Усилившийся ветер набросился на распотрошенную Свином булку. Белые крошки, попав в цепкие объятия холодного воздуха, сначала взмыли вверх, а затем, перемахнув через перила, полетели к земле, на корм воронам. Мы со Свином угрюмо молчали. Отсутствие сотрудников на церемонии награждения было экстраординарным событием. Значит, случилось что-то очень и очень неприятное.
— Отдел расформирован, — сообщил нам Ангел.
— Что?! — в один голос воскликнули мы.
— Отдел расформирован, — бесстрастно повторил Ангел. — Служба Справедливости добилась его закрытия. Все сотрудники в данный момент находятся на местах, ожидая дальнейших распоряжений от независимых наблюдателей.
Я ошеломленно молчал, пытаясь сообразить, какие эмоции в данный момент должны возникнуть в моем сердце. Мне было известно, что деятельность Отдела вызывала постоянные нарекания со стороны Службы Справедливости. Мы иногда пересекались с их оперативниками. Бесстрастные, скользкие ребята. Все как один в черном, все как один аккуратно подстрижены, выбриты и в темных очках. Естественно: их служба носила совершенно легальный характер, поэтому и выглядели они как заурядные клерки, подражающие, ради разнообразия будней, стилю Нео из «Матрицы». Служба Справедливости — СС, как мы ее называли между собой, — была прямым антиподом Отдела. Мы разрушали веру — они тщательно взращивали ее, следили за тем, чтобы верующий всегда получал то, во что он верит. Эсэсовцев не интересовал нравственный характер веры конкретного человека — они пестовали веру вообще, а на слезинки ребенка и прочие сентиментальности им было глубоко наплевать. Пару раз Ангел обмолвился, что на небесах все ужасно обеспокоены упадком веры среди людей. А потому СС набирает все большую и большую силу — считается, что они помогают понять людям пользу веры. Больше уверовавших — больше мыслей о небе. А о нравственности можно будет подумать как-нибудь потом, по достижении нужного объема…
— Печально, — сказал Свин. Видимо, новость огорчила и его.
— Спасибо за соболезнования, — поклонился Ангел.
— Извините за прозу, — вмешался в разговор я, — но как насчет нас? Мы же выполнили последнее задание. Нам положены кресты.
Ангел покачал головой. Затем развернул крылья и достал откуда-то из глубин хитона два черных бархатных футляра.
— Вот ваши кресты.
Мы со Свином как завороженные уставились на его руки. Кресты были совсем маленькие, изящные. Если повесить на лацкан пиджака, все подумают, что это клубный значок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48