— Эй!
Никакого ответа. Тогда он поднял с пола головешку и, прицелившись, с силой метнул ее вниз. Одеяло зашевелилось. Мужчина увидел свою жертву. Лицо девушки заплыло от побоев, губы потрескались, волосы висели грязными клочьями. Она дрожала от холода и страха.
— Здравствуй! — вежливо сказал мужчина.
Катя промолчала — только смотрела на него снизу вверх, безуспешно пытаясь справиться с ознобом.
— Здравствуй! — повторил мужчина. В его голосе послышались стальные нотки.
— Здравствуй… те! — прошептала девушка.
— Приятно, — улыбнулся он. — Вежливость — основное правило успешного диалога. Ты ведь хочешь, чтобы наш разговор был успешным?
Катя утвердительно кивнула. Мужчина бросил вниз полиэтиленовый пакет.
— Я принес тебе печку, — сообщил мужчина. — Раньше они назывались буржуйками. Технология очень проста: кладешь дрова, таблетку самовозгорающегося угля, поджигаешь — и наслаждаешься теплом. Если правильно рассчитаешь запас дров, сможешь греться всю ночь. Только не клади все сразу, а то будет очень много дыма. Я. конечно, просверлил в люке отверстия для вентиляции. Но, боюсь, их недостаточно.
Мужчина замолчал. Поняв, чего он хочет, девушка сделала попытку улыбнуться. Получилось плохо: вздувшаяся губа треснула, по почерневшей коже потекла тонкая струйка крови. Но все же Катя смогла выдавить:
— Спасибо.
— Пожалуйста, — кивнул мужчина. — Еще я положил в пакет немного еды и теплые вещи. Они, конечно, не такие блестящие, какие ты привыкла носить. Но согреться можно.
Он снова замолчал. Опираясь ладонью о стену, Катя встала на ноги.
— Что… что вам нужно?
— Неправильно ставишь вопрос. Правильнее сказать, что нужно тебе?
— Я хочу выбраться отсюда!
— И вернуться на улицу? Обслуживать всяких скотов за тысячу рублей?
Девушка развела руками.
— Меня устраивала эта жизнь. Я никого не трогала. Я давала мужчинам то, что они хотели. Это была честная сделка. Может, выпустите меня отсюда?
Мужчина закурил и задумчиво уставился на небо. Звезды ярко сияли, ветер, словно презирая ночную пору, обдувал лицо теплым, напоенным запахом леса, потоком. Бабье лето, ну конечно же, бабье лето. Говорят, когда ты делаешь правое дело, природа подтверждает это знаками. И если сегодняшняя теплынь не знак, то что же вообще можно считать знаком?
— Скажи, Катя, — выпустил дым из легких мужчина, — ты была счастлива, когда стояла на улице?
Девушка постаралась вглядеться в его лицо, но так и не поняла, какой ответ хочет услышать от нее мужчина. Она пожала плечами и неуверенно прошептала:
— Я не знаю.
— В этом-то и проблема, — оживился мужчина, — и не только твоя. Понимаешь, большинство людей сейчас совершенно не знают, в чем их счастье. Они даже не ищут его, не пытаются понять.
— Это ужасно, — согласилась Катя, вытирая кровь с губы. — Выпустите меня отсюда, и я обещаю серьезно подумать над своей жизнью.
— Нет, — коротко сказал мужчина.
— Послушай, — незаметно для себя перешла на «ты» девушка, — я всегда держу свои обещания. Выпусти, и я подумаю. На свободе ведь всегда думается легче. Выпусти, а?
— Ты ошибаешься, — твердо сказал мужчина, — как и большинство людей, впрочем. Все вы считаете, что к счастью можно прийти легким путем, лежа в ванной с сигаретой в зубах. Нет, милая. Счастье достигается силой, ты должна пролить семь потов и истереть ноги до крови, чтобы понять, в чем твой рай.
Он протянул руку к крышке люка и зазвенел ключами. Катя поняла, что мужчина собирается уходить. Значит, как минимум еще сутки ей придется провести в этом ужасном холодном подвале. Девушка в отчаянии подпрыгнула вверх. Но подвал был слишком глубок, и ее пальцы лишь прочертили грязные полосы на бетонных стенах.
— Не уходи! — закричала проститутка. — Не уходи, слышишь! Скажи мне, что я должна понять?
— Лапочка, — пожалел ее мужчина, — если я скажу тебе, это будет не твое решение. А вся соль в том, что ты должна проделать весь путь самостоятельно. Я — всего лишь помощник, не более.
— Подожди! — взмолилась девушка. В ее глазах появился отчаянный блеск. — Я — наркоманка. Я не могу без дури. Если ты уж затеял всю эту херню, принеси мне героин. Иначе я умру, слышишь?!
— Вполне возможно, — согласился мужчина. — Но если ты выживешь, у тебя будет лишний повод гордиться собой. Это очень важно, поверь мне.
— Сволочь! Выродок! — в гневе закричала Катя. — Ты не имеешь права так поступать со мной!
— Моя обязанность поступить с тобой именно так, — сказал мужчина, поднимаясь на ноги.
Девушка медленно опустилась на колени в бессильных рыданиях.
— Впрочем, — сделал великодушное лицо мужчина, — я не могу лишить тебя свободы выбора. В пакете ты найдешь опасную бритву. Если решишь, что не хочешь искать ответа на свои вопросы, просто приложи лезвие к горлу и сделай вот так.
Он показал пальцем режущее движение.
— Будь ты проклят, ублюдок! — всхлипнула Катя.
— Никогда не проклинай получившего благословение от Господа, — посоветовал мужчина и захлопнул люк…
На мою грудь что-то надавило. Я открыл глаза, медленно возвращаясь из теплого ночного леса в купе спального вагона.
— Вставай, вставай! — кричал Свин, усиливая свои слова нажимом копыт.
Я встряхнул головой, пытаясь сбросить остатки тягостного видения.
— Что случилось?
— Она здесь! — сказал Свин и громко икнул.
— Я же просил тебя не трогать проводницу. Ну неужели сложно потерпеть до утра?
— Да какая, к черту, проводница?! — заверещал Свин.
Только сейчас я заметил, что он очень испуган. Рыло побелело, на пятаке выступила холодная дрожащая капля. Таким я видел его не часто, потому что испугать Спина на белом свете могли всего несколько вещей.
— Ты… ты имеешь в виду Смерть? — обмирая, спросил я.
Свин кивнул, громко сглотнув слюну. Я почувствовал, что покрываюсь мурашками. Испугаться было не грех. Мы довольно часто рисковали жизнью (я рисковал, если вдаваться в подробности и заниматься нудным уточнением). И Смерть не раз стояла рядом со мной. Но в то время мы числились в списках Отдела. Это означало, что если бы Смерть решила забрать меня или Свина, Ей пришлось бы согласовать свое намерение в тонких структурах. Как-никак, Отдел был официальным учреждением Неба, и его сотрудники имели особый статус. Но Отдел упразднили, а мы превратились в обычных людей. Награды, выслуга лет — для Смерти это имело не больше значения, чем для нас пустая пивная банка. Она могла забрать нас сейчас без вопросов и обсуждений. По идее я должен был волноваться гораздо больше, поскольку мне выгодных реинкарнаций никто не обещал. И куда я пойду после того, как отброшу лапти, — очень большой вопрос. Но я понимал и Свина. Одно дело — когда на небо тебя отводит за руку Ангел и ты проходишь трехмесячный курс освобождения от тела животного, а затем получаешь направление в будущую жизнь. Другое дело — когда тебя забирают внезапно. И не дружественная сущность высшего порядка, а Великая Бесстрастность. Тут, знаете ли, возможны всякие накладки. Попади Свин не в ту судебную коллегию, и кто-нибудь может намеренно запамятовать его офицерские заслуги. Так что родится он вовсе не благополучным рязанским малышом, а дистрофичным недоноском в голодающей Азии. Какие уж тогда, к черту, МГТУ и пентхаусы…
— Я вижу Ее, — теребил меня Свин. — Она идет по крышам вагонов.
Я представил картину и содрогнулся. Тонкая фигура в бордовом балахоне, скребущая железо крыши. Поезд мчится с огромной скоростью. Свистит ветер. А Она равнодушно ползет и ползет к лишь одной Ей ведомой цели. Дай бог, чтобы это были не мы. Дай бог…
— Не представляй! — завизжал Свин. — Не представляй Ее! Ты же знаешь, что Она мгновенно реагирует на страх!
Но его предостережения опоздали. Я увидел, как над нами расходится крыша. То есть крыша, конечно, осталась на месте. Но из потолка медленно возник кусок бордовой материи. Кусок превратился в балахон. Затем настал черед и капюшона. Смерть стояла рядом с нами. Я почувствовал, как волосы на моей голове встают дыбом.
— Только не смотри Ей в глаза! — заикаясь от страха, пробормотал Свин. Его нижняя челюсть отвисла. Глаза выкатились из орбит.
Я и сам знал, что нельзя смотреть в глубь бордового капюшона. Хотя и пользы с этого знания… Если Она захочет, ни один не сможет проигнорировать Ее взгляд. Но Смерть, насколько я понял, еще не определилась.
Время ползло невыносимо медленно, словно улитка по зеленому листку. Мы со Свином замерли, преувеличенно отстраненно созерцая друг на друга. Краем глаза я видел, как бордовый капюшон поворачивается из стороны в сторону, внимательно исследуя наши трепещущие души. Еще несколько секунд томительного ожидания — и бордовое облако скользнуло вверх. В купе снова стало свободно. Только хохотал довольный монстр на экране ноутбука: беспринципная электронная тварюга воспользовалась отсутствием Свина на рабочем месте и в клочья порвала бравого десантника.
— Кому-то сегодня не повезет, — облегченно вздохнул Свин и вытер мокрый лоб о мою простынь.
Стоит ли говорить, что больше спать мы не могли. Сидели как заведенные и тупо смотрели в окно. Я спросил Свина, не появились ли у меня седые волосы. Он отрицательно хрюкнул в ответ, не посмотрев, впрочем, на мою голову… Про второй сеанс Присутствия я рассказывать Свину не стал: проблем и так хватало.
Где-то через полчаса после визита нелрошеной гостьи колеса поезда заскрипели.
— Тормозим, — вздохнул Свин. — Значит, она уже сделала свое дело.
Скрип колес становился все более громким. За окном светилась мелкая россыпь огоньков. Похоже, мы подъезжали к какому-то населенному пункту.
— Пойдем, что ли, посмотрим, — сказал Свин и попросил меня помочь надеть ему жилетку.
Проводница, кутаясь в пуховую кофту, уже стояла в тамбуре. Наше появление ее не очень обрадовало.
— Остановка короткая, — довольно холодно сказала она, покосившись на Свина. — Стоим только три минуты. Вам лучше остаться в вагоне.
— Нам надо проветриться, — как можно искреннее улыбнулся я. — Трех минут вполне достаточно.
— Ладно, — пожала плечами женщина.
Лязгнув сцеплениями, состав остановился. Проводница открыла дверь, и мы вышли на перрон. Оказалось, что погода довольно прохладная, зябкая. Дождь с неба не падал, но асфальт перрона блестел от влаги. Станция действительно была небольшая. Скромное здание вокзала из красного кирпича, две платформы, одинокий киоск с пивом и прошлогодними чипсами для транзитных пассажиров. Вдоль вагонов ходили бабушки с корзинками, предлагали провизию в дорогу. Я купил у одной кукурузный початок для Свина — частью, чтобы оправдать наш выход, частью из-за сострадания к старушке.
— Далеко от вагона не отходите, — попросила проводница.
Мы и не собирались. Свин грыз свою кукурузу. Я осматривался по сторонам. Пассажиров на перроне, кроме нас, почти не было: несколько мающихся бессонницей мужиков курили у своих вагонов.
— Заходите, отправляемся, — глянула на часы проводница.
Мы послушно проследовали в тамбур. Но возвращаться в купе не спешили. Смерть не приходит просто так. Мы ожидали развязки.
— Да что они там, заснули? — недовольно поежилась проводница, вглядываясь в начало состава.
— Задерживаемся? — вежливо осведомился я.
— Да, начальник поезда почему-то не дает отмашку.
— Ничего, скоро поедем, — сам не знаю зачем, подбодрил ее я.
Но скоро уехать нам не удалось. Пять, десять, пятнадцать минут — состав все так же стоял на месте. Через двадцать минут проводница сдалась, снова выпустила нас на перрон и, недовольно ворча, пошла к локомотиву узнавать, в чем дело. Мы лениво потянулись следом. И тут я заметил некоторую странность. По причине позднего времени свет в вагонах не горел. Вернее, горел, но тусклый, чтобы не расшибить лоб по дороге в туалет. А один вагон светился, словно рождественская елка. Да и пассажиров из него вышло немало. Около двух десятков человек, облаченных в спортивные брюки и свитера, стояли на перроне и о чем-то оживленно переговаривались. Судя по всему, разговор был не из веселых. Мне не потребовалось проявлять чудеса сообразительности, чтобы понять, что все это могло означать.
— Пошли, — позвал я Свина, — похоже, кому-то стало плохо.
Освещенный вагон был плацкартным. С полок свисали матрасы, бутылки с минеральной водой и свертки с продуктами виднелись на каждом столике. В глубине я заметил большое скопление народа возле одного места. Люди стояли плотно, стеной. А на полке кто-то лежал.
— Интересно, что там произошло? — вслух сказал я, пытаясь рассмотреть происходящее сквозь мутное стекло. — Паленая водка, драка, аппендицит?
— Сердечная недостаточность, если хотите конкретики, — раздался голос за нашими спинами. — Острый приступ, остановить который не смогли ни оказавшийся в соседнем вагоне врач-реаниматолог, ни лошадиная доза адреналина, введенная непосредственно в область сердца.
Мы обернулись и увидели двух одинакового роста парней с аккуратно зачесанными набок волосами. Чадов и Гешко, инспекторы Службы Справедливости. Как всегда, при полном параде: черные пуловеры, черные найковские брюки, черные же кроссовки на ногах. Они, судя по всему, тоже ехали в поезде, но выглядели так, словно снимались минуту назад для рекламного каталога спортивной одежды. Ни страха, ни упрека, ни складок на брюках. В Отделе эту сладко-гадкую парочку прозвали Чук и Гек.
— Здравствуйте, господа провокаторы! — осклабился Чадов. — Не ожидал, что так обрадуюсь, увидев вас. Вы же теперь вроде ископаемых: последние обломки приказавшей долго жить структуры. Всегда приятно поговорить с динозаврами.
Гешко присел на корточки и протянул руку Свину.
— Здравствуйте, офицер Свин!
Свин громко сморкнулся и выплюнул на перрон остатки кукурузы, застрявшие у него между зубов. Я тоже не ответил на приветствие, демонстративно засунув руки поглубже в карманы плаща, который накинул на плечи перед выходом из вагона.
— Какие теплые чувства, — улыбнулся Гешко.
Жаль, что я не знал хотя бы одной вещи, способной вывести его из себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48