Лучник возник из-за ствола с уже натянутым оружием, зная, где отыскивать фигуру вождя. Но и тот был готов, так что о поединке на равных и речи не шло. Целился и стрелял некоронованный король быстрее, чем лучшие его стрелки думали об этом. Стрела противника, упавшего с пронзенным горлом, ушла в небо.И снова непонятный импульс спас Длинного Лука: повинуясь ему, он чудом увернулся от метко брошенного ножа. На миг их с Мартином глаза встретились. Во взоре соперника Мартин увидел пугающий призрак холодной, мертвой пустыни…— Нет! — севшим голосом взвизгнул он, и упал в поросль, и пополз, позмеился куда-то прочь. Отчаянная решимость его, уже дважды едва не стоившая Длинному Луку жизни, исчезла окончательно, сменившись беспросветной паникой. Он полз, а потом побежал, пригнувшись. Молодые, упругие побеги хлестали его по лицу, непослушные ноги едва поспевали за рвущимся к спасению сердцем, которое готово было выскочить из горла и лететь вперед — куда угодно, лишь бы подальше от полоумного салаги, на поверку оказавшегося сущим демоном…Никогда в жизни Мартин еще не бежал так быстро, да еще согнувшись буквально в три погибели, чтобы не возвышаться над травой.Да благословит Господь рост всех трав в этом мире!Но Длинный Лук все равно бежал быстрее.Несмотря на то что предводитель заговорщиков действительно сумел скрыться от его зорких глаз, он уверенно преследовал врага. Сам не зная как — то ли по звукам, то ли по запаху или вообще по какому-то неведомому чутью, превосходящему даже чутье лесных хищников. Да он и не задумывался над этим. Он гнал жертву, целиком отдавшись упоению охоты.Очень скоро все уловки следопыта стали не нужны — Мартин выдавал себя всеми возможными способами. Еще немного — и стал виден. Но Длинный Лук не спешил стрелять. Он издал крик, наполнивший Мартина слепым ужасом.К ручью они выскочили одновременно, шагов на сто ниже по течению намеченного места убийства. Длинный Лук, державшийся сбоку и медленно шедший на обгон, удачно выгнал Мартина на открытое место.Здесь заговорщик окончательно запутался в ногах и упал, ткнувшись лицом в золото песчаной косы. Перевернувшись на спину, он увидел веселое лицо Длинного Лука и небольшую полоску железного цвета, в которой не сразу узнал стрелу, нацеленную ему в переносицу. Это была охотничья стрела с широкой режущей кромкой. Переносица болезненно заныла.— Встань, — потребовал победитель.Мартин встал. Растрепанный, запыхавшийся, извозившийся в песке, он выглядел жалко, но Длинный Лук понимал, что с этим мерзавцем надо держать ухо востро — загнанный в угол, он способен на все. Однако поглумиться хотелось.— Ну ты собираешься отвечать, быдло?— Н-на что?— На мой вопрос, идиот. Чего ты хочешь?Мартин сглотнул ставшую вязкой слюну, пытаясь сообразить, почему он еще жив и как это можно использовать.— Я… хочу жить, господин. Извините. — Он развел руками и выдавил из себя смешок.Длинный Лук удивленно изогнул брови.— Неплохо, — сказал он. — Ты напускаешь на меня шестерых молодцов, а потом говоришь: извини! Объяснись-ка.— Я сомневался в тебе, господин. Не верил в твои силы…— Кстати, с чего это ты мне тыкаешь, мразь? И почему ты, подлец, встал на ноги, а не на колени?— О, простите меня, господин. Так вот, я хотел сказать, что все это было испытанием. Я увидел готовящееся неповиновение и понял, что должен использовать шанс. Я подговорил мятежников устроить покушение… Если бы они убили вас, то, согласитесь, это бы доказало правоту тех, кто говорит, что вы неспособны управлять войском. Таких людей немного, но они есть, я точно знаю…Мартин выдержал паузу, дожидаясь, когда Длинный Лук спросит имена этих редкостных мерзавцев — тогда можно будет и поторговаться! Но реакции не последовало.— Однако вы блестяще доказали, что…— Кто ты такой? — прервал его Длинный Лук.— Я? Ваш преданный слуга, ваше величество! Ваш верный…— Ты червь. Раб.— Конечно. Но я верный и надежный раб. Ведь я сделал все это ради вас, господин, только ради вас.Ему показалось, что Длинный Лук слушает его внимательно и вдумчиво, поэтому осмелился придать голосу больше твердости и даже поставил одну ногу на песок и облокотился о колено. С одной стороны, это придавало его позе некоторую уверенность, почти вольность, с другой — мало ли, для прыжка гораздо удобнее…— Посмотрите сами, ваше величество, — вещал он. — До сих пор ваша сила не находила достойного применения. Кое-кто, кстати, я лично слышал, сомневается, что вы добыли золото в бою. Ибо никто еще не видел вас в деле! Народ восхищен предстоящим походом, однако нельзя, положившись на это, оставить за спиной семена измены. Вот мы и придумали это испытание… — «Черт, какие еще „мы“, я ведь только что ляпнул, будто был один…» — Я говорю «мы», потому что идея возникла не у меня одного. Просто никто больше не решился претворить ее в жизнь. Дело в том, что… не знаю, как и сказать… Не обижайтесь на них, господии… — «Величество» звучит лучше… Череп неслучайно, поди, сует это «величество» к месту и не к месту…» — Но они… не поверили в ваш ум. Никто из нас не подвергал сомнению ваше боевое искусство, все мы знали, что вы легко одолеете негодяев! Но другие не были уверены, что после расправы над подлыми мерзавцами, посмевшими противостоять вам, вы прислушаетесь к нашим словам и прозреете истинный смысл происшедшего!Теперь Мартин говорил уже не столь подобострастно, сколь пылко, прикидывая в то же время, как можно ненавязчиво выпрямиться, чтобы по меньшей мере не говорить снизу вверх. Вообще-то он никогда не был хорошим говоруном и сейчас жалел, что рядом нет Черепа — тот, если не убедил бы Длинного Лука, хоть сумел бы уболтать его до потери пульса. Однако стрела, неотрывно следящая за его переносицей, оказалась ключом, отомкнувшим запоры на скрытом доселе таланте оратора.— Так и получилось, что я остался один, не потерявший веру в вашу мудрость, ваше величество. Тяжела участь одиночки. Что мне было делать? Оставленный всеми товарищами, брошенный на произвол судьбы, что еще я мог сделать, чтобы спасти вашу репутацию, чтобы отвести от вас насмешки и сомнения? Что еще оставалось мне?Он снова выдержал паузу, на сей раз такую артистичную, что она сделала бы честь и самому Черепу, — надо было определить, как воспринял повелитель всю ту ахинею, что он наплел. И только тут заметил, что губы Длинного Лука едва заметно шевелятся.На самом деле некоронованный король давно уже слушал Мартина вполуха. Гораздо больше его занимал неслышный, беззвучный разговор с юной ведьмой, которая теперь, не опасаясь отвлечь Длинного Лука от драки, начала говорить «в полную силу» мысленного голоса — до сих пор она ограничивалась только спасавшими Лука «подсказками».«Как ты это делаешь? — удивлялся вожак Вольницы. — Слов почти нет, а я понимаю все, что ты хочешь сказать!»«Зато я не понимаю тебя! Что тебе нужно от этой твари? Сколько еще ты хочешь потратить времени на его бред?»«Я хочу унизить его. Напугать и заставить повеситься на собственном поясном ремне. Слышала, он говорил о преданности? Вот сейчас я его преданность и проверю».Мысль о предателе, болтающемся в петле на суку, была почти такой же сладкой и манящей, как раньше — мысли о золоте, из-за которых он повздорил с Истер над кладом. Только Длинный Лук не замечал сходства, зато Истер видела его хорошо.«Не отдавайся мелочам, у нас есть дела поважнее».«Мелочам? Этот подонок предал меня, хотел убить, а теперь врет мне в глаза не краснея! Я имею право отомстить. В конце концов, я просто хочу повеселиться после неприятных моментов, которые пережил из-за него».«Ах, дорогой, разве этот человек враг тебе?»«Разве нет?»«Он слишком мелок, чтобы быть врагом, достойным тебя. Просто грязь, пыль на твоих сапогах, которую даже не нужно отряхивать — ветер сдует».«Кто же, по-твоему, будет стоящим врагом?»«Паяц, который увел Изабеллу. Граф Томас Рэдхэнд. Не беспокойся, найдутся!»И вдруг вместо слов и ясных мыслей в голову Длинного Лука ворвался по-звериному туманный, неопределенный сигнал опасности. Истер и сама не знала, откуда пришло это чувство, но позволила природному инстинкту ведьмы поднять тревогу. Длинный Лук вздрогнул, напрягся — и вовремя! Он разглядел на лице Мартина еще не решимость, но уже идею: сейчас, когда напыщенный вожак ушел в себя, уйти от прицела, броситься на него и вогнать нож в живот…В следующий миг Мартин, заметив, как изменился взгляд Длинного Лука, передумал сопротивляться и попытался склонить голову пониже, чтобы не выдать себя, но было уже поздно.— Посмотри на меня, — тихо и отчетливо потребовал Длинный Лук.Переносица, едва обласканная покоем, снова нестерпимо заныла от предчувствия. И не зря. Молниеносный удар дикой боли между глаз ослепил его и выбросил в небытие.
Истер прочитала закрывающее заклинание и позволила себе разлепить веки. Обмен мыслями, тем более с человеком, не имеющим никаких магических талантов, отнимал прорву сил. Однако она не чувствовала себя в убытке. Хорошо то, что хорошо кончается, а неожиданная передряга завершилась на славу. Недоверчивые теперь трижды подумают, прежде чем проявлять недовольство, но главное — Длинный Лук преодолел еще одно искушение, на сей раз — искушение мелочностью. Это радовало. Если так пойдет дальше, того и гляди, на него можно будет положиться.Истер легла на траву под раскидистым деревом, потянулась, словно кошка на солнце, и задремала. Ей обязательно требовался отдых, потому что впереди, и очень скоро, ждали события куда более серьезные. Юной ведьме снились чарующие пейзажи Драконовых земель, в дивных, исполненных неземной, первобытной страсти видениях она бродила там, чувствуя себя богиней. Глава 13ПЕРВЫЕ ШАГИ Ночь прошла спокойно, дозорные не заметили ни малейшего движения в окрестностях замка, о чем капитан стражи и доложил еще затемно. Сэр Томас выслушал его, молча кивнул и, оставшись наедине с призраком, сказал:— Пора.На восточном небосклоне нежно алела заря, когда четверо путников встретились во дворе перед донжоном. Конюхи привели оседланных лошадей. Когда были навьючены припасы, сэр Томас подозвал к себе всех четверых.— Не буду долго говорить, вы уже знаете достаточно, что от вас требуется. Помните только, что во всех вас я верю как в самого себя. Помните, что дело, на которое вы идете, трудное и опасное, но не труднее и опаснее, чем сама жизнь. Да благословит вас Господь, как благословляю я. Идите с Богом и возвращайтесь на крыльях победы.Спутники Джона низко поклонились графу, и молодой Рэдхэнд поспешил последовать их примеру. Сэр Томас очень изменился со вчерашнего дня — трудно было поверить в его вспыльчивость, глядя в спокойные и мудрые глаза. Может, это призрак? Утренний полусвет еще не позволял сказать наверняка, и все-таки Джон понял, что это не так. Ведь сейчас было время сэра Томаса живого, и едва ли человек, всего в жизни добившийся сам, способен отсиживаться в стороне, когда решается его судьба. Джон вдруг осознал, что неплохо понимает этого человека, все его скрытые тревоги и трепетные надежды.— Мы не подведем, — сказал он, ставя ногу в стремя. — Все будет сделано как надо, сэр.С первыми лучами солнца каменные стены гулко отразили крики часовых:— Открыть ворота!Загрохотали цепи, и вот четверка всадников покинула замок, пересекла открытое пространство и скрылась за деревьями в направлении Драконовой горы.Призрак, до поры до времени не делавший свое присутствие достоянием гласности, наблюдал за ними из окна башни, и долго еще его взгляд неотрывно сопровождал движение маленького отряда, невидимое простому человеческому глазу. Через полчаса сэр Томас, отдав необходимые распоряжения и лично присмотрев за началом работ, вошел в комнату и сел в кресло.— Все как ты рассказывал, — произнес он. — Чинно и спокойно, ни слова лишнего. Честно признаться, не ожидал от него.— Никак не научишься мне верить? — улыбнулся призрак.Сэр Томас развел руками.— А ты сам, в свое время, быстро этому научился?— Нет, конечно, потому и не удивляюсь. Да, ты прав, малыш держится неплохо.— Малыш… Как у тебя, во имя всего святого, поворачивается язык называть так этого великовозрастного… потомка нашего?— Я хорошо его знаю, во многом он еще сущий малыш. Такова его эпоха. Будущее сильно изменило людей, тут уж ничего не попишешь. В двадцать первый век вступили не люди, а какие-то субстанции, бормочущие о самоценной личности. Я говорил тебе, что это значит?Рэдхэнд скривился — да, он уже слышал.— Человек будущего просто не знает, кто он такой, — продолжал призрак. — Он готов отказаться от всего, считая, что остаток — самоценная личность — это все, что нужно для жизни.— Все равно что скинуть одежду и сказать, что так и надо ходить, — прокомментировал Рэдхэнд.— Неплохо сказано. Развивая твое сравнение, можно сказать следующее: незаметно для самого себя такой голый дикарь со временем все равно прикрывает свою наготу чем ни попадя, хотя бы даже грязью. И очень удивляется, когда неподходящие ему лохмотья начинают мешать и вызывают массу различных неудобств. А бывает и хуже: чувствуя ничтожность и прочие минусы наготы, человек лихорадочно ищет, чем бы ее прикрыть. И всегда находится рядом этакий, с позволения сказать, «доброжелатель», который непременно «подарит» что-нибудь с чужого плеча. Внешне ладно скроенное и порой даже привлекательное. Маску палача, например, или ливрею прислуги…— Хватит, хватит! — замахал руками сэр Томас. — Я уже отлично понял твою мысль, о мой болтливый дух!— Извини, — с улыбкой покаялся призрак, — Я опять увлекся. Эта привычка появилась с веками, от одиночества, когда приятный собеседник попадался раз в десятилетия. До сих пор приятно вспомнить философские диспуты, которые мы развивали с прапрадедушкой Джона. Ну и конечно, то время, когда я обучал самого Джонни, тоже приучало меня не отмалчиваться… В общем, человек будущего — это пища психоаналитиков и в наименьшей степени — личность, способная на деяния. Малыш Джонни едва не стал таким же. Теперь он усиленно ищет в себе самого себя, хотя едва ли замечает это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78