Торин поспешил к ним, и потрепал Лукьена по плечу.
— Ах ты, чертов ублюдок, как я рад тебя видеть!
Лукьен рассмеялся:
— Что я вижу? Вы тут создали регулярную армию?
Жители Гримхольда подхватили его смех, радуясь возвращению Лукьена.
— Гилвин! — послышался голос вдалеке.
Лукьен и Гилвин повернулись и увидели Белоглазку. Она стояла за воротами, и выражение ее лица было счастливым и несчастным одновременно. Конечно, она волновалась из-за парня, и теперь по лицу ее текли слезы счастья.
— Белоглазка! — бросив все, Гилвин поспешил к девушке. На глазах у всех Нечеловеков они обнялись и начали целоваться под громкие аплодисменты.
— Вижу, мальчики благополучно доставили тебя назад, — язвительно промолвил Торин. — О чем ты только думал, дурень?
Улыбка Лукьена стала печальной.
— Торин, Акила мертв.
— Знаю. Миникин видела.
Этот комментарий удивил Лукьена.
— Уже видела? О боги, от этой женщины ничто не остается в тайне. Она сказала, что это Трагер убил его?
— Сказала, — Торин притянул Лукьена поближе и по-отечески обнял. — Мне так жаль, Лукьен. Я знаю, что для тебя значил Акила.
— Я думал, что смогу изменить его, Торин. Понимаешь, мне было необходимо увидеть его всего один раз. И он изменился. Я видел это.
Торин искоса взглянул на него:
— Что ты имеешь в виду?
— Он освободил нас, Торин. Вот почему Трагер убил его. Я попытался доставить его в Гримхольд, чтобы надеть на него амулет и спасти его. Но не доставил.
— Ты пытался. И это важно.
— Я был близок к этому. Нужно было лишь немного времени, — тут он улыбнулся. — Но если бы ты видел его, Торин. В последний момент он был совсем как тот, прежний Акила.
Хотя Торин никогда не видел пользы в Акиле, он все же был рад за Лукьена. Он положил руку на плечо рыцарю.
— Я рад. Но есть и еще новости, Лукьен. Трагер жив.
Призрак и Лукьен замерли, услышав это сообщение.
— Что? — наконец, вымолвил призрак. — Вы уверены?
— Миникин видела его, как и смерть Акилы. Он еще жив и собирается в Гримхольд.
Эта новость потрясла Лукьена; он сжал руки в кулаки.
— Он жив из-за меня!
— Нет, Лукьен, неправда, — отозвался призрак. — Это я должен был убить его и не справился.
— Мне следовало вернуться и прикончить его!
Призрак покачал головой.
— У нас не было времени. Ты ведь спасал Акилу.
Но Лукьен никак не мог успокоиться.
— Его я тоже не спас.
— Миникин говорит, Трагер отправится в путь как только оправится от раны, — вмешался Торин. — У нас есть неделя или чуть больше, — он усмехнулся, взглянув на Призрака. — Тебе есть чем гордиться, мальчик. Ты был близок к тому, чтобы уничтожить мерзавца.
— Хотел бы я, чтобы мне это удалось…
— Ну, на это еще есть время. Пойдемте внутрь. Отдохните.
Призрак извинился и сказал, что покинет их. Лукьен смотрел, как тот уходит.
— Парень слишком строг к себе, — произнес он, когда Призрак отошел на порядочное расстояние. — Ведь не его вина, что Трагер остался жить. Не его, а моя. Из-за меня нам приходится ждать нападения. О Небо, что я за глупец!
— Ты пытался спасти Акилу, Лукьен, — сказал Торин. — Поэтому тебя, скорее, можно назвать героем, а не глупцом. И сейчас уже ничего не поделаешь. Так пусть Трагер приходит и атакует. Мы достойно встретим его.
Лукьен огляделся. Удивительно, что в столь ранний час Нечеловеки уже собрались здесь.
— А что происходит? — спросил он. — Строевая подготовка, так рано?
— Времени, на самом деле, не так уж много, Лукьен. Я обучаю тому, как напасть на гвардейцев, когда они пойдут через каньон.
— Ты же видел их наверху, Лукьен? — спросил Гарвис. Он был кузнецом из селения, крупным мужчиной с ручищами, словно кувалды.
— Видел, — ответил рыцарь и, к радости собравшихся, добавил: — Ну и здорово же они выглядят!
Защитники Гримхольда гордо заулыбались. Барон Гласс даже слегка надулся от важности.
— Теперь они снова поступают в твое распоряжение, Лукьен. Для меня же было честью командовать ими, — он указал на каньон. — А эти стены составляют хорошую защиту. Я тренирую людей в обращении с мечом и луком. Если состоится бой, мы дадим жару ребятам Трагера. Уж, по меньшей мере, треть из них останутся здесь навсегда.
— Я уверен, так оно и будет, — Лукьен старался говорить убедительно. Ему так не казалось, но он радовался энтузиазму Торина. — Значит, Миникин считает, что у нас есть неделя?
— Плюс-минус несколько дней. Она ждет тебя внутри. Хочет поговорить с тобой.
— Да? Что-то не так?
Торин пожал плечами.
— Не говорит. Просто хотела, чтобы я прислал тебя к ней.
— Ладно, тогда я пошел, Торин, — Лукьен оставил барона и его солдат и поспешил к воротам. Здесь он нашел Гилвина с Белоглазкой, сидевших в уголке. Гилвин обнял девушку и ласково с ней разговаривал. Лукьен не мог сдержать улыбку при виде счастливого лица парня. Но при виде Миникин его улыбка бесследно исчезла. Маленькая женщина прислонилась к стене в ожидании, и лицо ее было тревожным. Трог находился подле нее, как всегда, молчаливый. Вначале Лукьен подумал, что она сердится на него за побег в Джадор, но быстро сообразил: мысли хозяйки Гримхольда заняты чем-то более важным.
— Миникин! В чем дело?
Лицо ее просветлело, но лишь на мгновение.
— Добро пожаловать, Лукьен. Рада, что ты невредим.
— Барон Гласс сказал, что вы хотели меня видеть.
Миникин кивнула.
— Пройдемся, Лукьен.
Лукьен подчинился, следуя за ней от ворот. Внезапная таинственность заставила его насторожиться, но он не стал задавать вопросов. Было еще рано, и в холле почти никого не было. Она остановилась подле одного из светильников. Здесь ее лицо показалось Лукьену еще более взволнованным.
— Вы выглядите так, будто не ложились всю ночь, — заметил Лукьен. — Разве в Гримхольде никто больше не спит?
— У нас слишком много дел, — устало ответила женщина. — Барон Гласс рассказал вам о моем видении?
— Да.
— Лукьен, мне жаль вас. Ваша потеря огромна.
Он не знал, как отреагировать.
— Я думал, что потерял Акилу шестнадцать лет назад, Миникин. Сам не знаю, почему я так отреагировал сейчас.
— Терять друзей всегда тяжело.
— Пожалуй, так. Но я просто не понимал, что Акила до сих пор остается мне другом, пока не стало слишком поздно. А теперь, скажите, что вас беспокоит.
Она невесело рассмеялась.
— Ах, что только меня не беспокоит?! Битва, Лукьен. Я боюсь.
— Пожалуй, не только битва. Давайте, выкладывайте всю правду.
Миникин играла амулетом на шее, не поднимая глаз.
— Мы должны победить ваших соплеменников, Лукьен, — серьезно проговорила она. — Это — самое важное сейчас.
— Я знаю. Со смертью Акилы я думал, что у нас есть надежда, но Трагер жив… Я ненавижу себя за то, что оставил его в живых. А теперь он идет сюда.
— Он придет, как только сможет. Но я уверена: ему нужна не только месть, но еще и амулеты.
— Мы разобьем его, Миникин, — Лукьен чувствовал, как в нем поднимается ярость. — Я обещаю.
— Ты хочешь убить его за то, что он сделал с Акилой. Но этого недостаточно. Простой вендеттой дело не закончится. Идет война на выживание.
— Миникин, не нужно этого объяснять. Я знаю, каковы ставки.
— Нет, не знаете, — Миникин продолжала машинально поигрывать амулетом. Лукьен не понимал, в чем причина ее беспокойства: во всяком случае, не только в приходе лиирийцев. Он ждал, пока женщина отыщет нужные слова. — Лиирийцы не должны проникнуть за ворота. Им нельзя даже ступить на землю крепости. Иначе… — она отвела глаза.
— Скажите мне, — настаивал Лукьен.
Миникин снова погладила амулет.
— Если они войдут в крепость, Акари уничтожат их, вместе со всеми, кто будет внутри Гримхольда, — она посмотрела в глаза Лукьену со страхом. — Акари зажгут гигантский костер, если лиирийцы войдут сюда. Они не хотят, чтобы их дом заняли чужаки. Понимаете, Лукьен?
— Значит, мы, тем более, должны разбить лиирийцев в каньоне. И разобьем. Я обещаю.
— Вы не понимаете, — простонала Миникин. — Что случится, если победят они? Если они захватят замок? Все Нечеловеки погибнут, Лукьен, они сгорят. — Маленькая леди прислонилась к стене. — Этого нельзя допустить.
Лукьену все еще были непонятны мотивы Акари, но он знал, что силы у них достанет, дабы осуществить угрозу.
— Тогда, может, отвести Нечеловеков в селение? Там им будет безопаснее.
— Не будет. Когда крепость падет, настанет черед селения, и вы это знаете. Даже если Акари уничтожат лиирийцев в крепости, многие из них останутся снаружи, — она беспомощно посмотрела на рыцаря. — Они обнаружат селение. И убьют моих детей.
Впервые за все время их знакомства Миникин выглядела испуганной. Лукьен кусал губы, пытаясь продумать способ выхода из ситуации. Миникин права — если враги победят, крепость сгорит дотла, но остальные, снаружи, смогут найти деревню. Если же Нечеловеки останутся в крепости, то погибнут в огне. Лукьену это казалось несправедливым, но какое право он имеет ждать от Акари иного? Это их дом, причем, уже много лет, и чужаки уже опустошали его.
— Значит, нам остается только победить Трагера, — заметил он. — Другого пути нет.
Миникин кивнула.
— Я оставлю Нечеловеков в крепости. Там будет надежнее.
— Согласен. В крепости у них больше шансов.
Шанс оставался только один. И оба знали это. Хозяйка Гримхольда взяла Лукьена за руку. Она долго молчала. Просто смотрела на него. Времени оставалось мало, и терять его было нельзя.
— Миникин, не забудьте, что вы мне сказали, — мягко произнес Лукьен. — Будущее всегда неопределенно. У нас есть силы изменить его.
Маленькая леди наконец улыбнулась.
— Знаю. Надеюсь, нам не придется пожалеть об этих словах.
— Не придется. Так или иначе, я уверен, что мы спасем здешний народец.
Миникин нахмурилась.
— А если вы не сдержите обещание, Лукьен?
— Сдержу, — он сжал ее руку. — А теперь прошу извинить, у меня много работы.
— Нет. Вначале отдых. Вы ехали всю ночь.
— Не имеет значения. Вы же сами сказали, не стоит терять времени.
Он наклонился и неожиданно поцеловал ее в щеку, а затем отправился к барону Глассу и его непобедимой армии.
58
Генерал Уилл Трагер сидел в одиночестве в темном углу камеры, наблюдая за работой своего подчиненного, сержанта Маррса. В помещении было темно, за исключением единственного факела и жаровни с углями. Темница пустовала, ибо Трагер не нуждался в свидетелях. Он знал, что люди, подобные полковнику Тарку, отличаются преданностью, но порой слишком чистоплотны, к тому же пытки никогда не были уделом королевских гвардейцев — этих аристократов армии. Но плохие времена тоже требуют своих героев. Вот почему Маррс сейчас находился здесь, выполняя неблагородное дело. Маррс был человеком без жалости, как говорится, с железным сердцем. В бою он не отступал, и не горевал из-за гибели друзей. Да и друзей у него не было, насколько догадывался Трагер. Одиночка, вот кто он такой, но хороший солдат, и его хладнокровие должно пригодиться.
Сержант Маррс стоял в центре камеры, держа в руке железный прут, раскаленный докрасна. В жаровне нагревались еще три таких же, готовых для предстоящего грязного дела. С потолка свисали две длинных цепи с крепкими наручниками, за которые был прикован нагой пленник. Его звали Бенриан. Как и все дворцовые слуги, Бенриан отрицал, будто знает, где находится Гримхольд. Но он был самым близким к Кадару слугой — личным камердинером кагана. К тому же другие слуги не смогли сохранить твердое расположение духа под плетьми. Женщина по имени Дреана раскололась довольно быстро — после нескольких ударов она выкрикнула, что Бенриан прежде, дескать, бывал в Гримхольде. Маррс несколько дней занимался этой Дреаной, наводя ужас на слуг и получая удовольствие. Сам Трагер решил рук не пачкать. Подобно Тарку, он понимал, что его желудок не выдержит зрелища пыток, и еще ему требовалось залечить раны. Трагер до сих пор был слаб, и все делал с усилием. Раны, нанесенные Нечеловеком, заставили его пролежать в постели несколько дней. Но теперь разгадка близка, и Трагер хотел лично присутствовать при пытке.
На удивление, Бенриан оказался весьма стойким для камердинера. Рассвет давно миновал, и Маррс трудился над ним больше часа. Он начал с плетей, превратив темную кожу Бенриана в сплошные раны. Когда не удалось с плетьми, он перешел к прижиганию железным прутом. Запах серы наполнил комнату, когда загорелись угли. На противоположную стену падали зловещие тени. Бенриан извивался на цепях, словно безумный танцор, когда Маррс снова и снова прижигал его нагое тело. Трагер даже пожалел камердинера. Он успел зауважать джадори за короткое время пребывания на их земле. Ему не хотелось пытать их, особенно женщин. Не для этого его, Уилла, воспитывали, и отец вряд ли одобрил бы такое, хотя сам порой бил мать, уверяя, что, как муж, имеет на это право. Когда Дреана висела на цепях, Трагер представлял себе мать. Голос был похож.
Сержант Маррс сменил прут на другой, раскаленный. Он сунул его в лицо Бенриану, глаза которого расширились от ужаса. Густой бас Маррса заполнил собой всю камеру:
— Я от тебя устал, — громким шепотом сказал он. И помахал раскаленным концом прута у левого глаза жертвы. Бенриан, чей рот был заткнут кляпом, издал сдавленный вопль. Маррс улыбнулся и отступил назад. — Нет? Хочешь сохранить глаза? Так скажи мне то, что я хочу знать!
Бенриан разразился рыданиями, и Трагер видел, какая в нем происходит борьба. Он не мог больше выдерживать это зрелище, поэтому подошел к пленнику.
— Бенриан, посмотри на меня! — приказал он.
Джадори плакал, зажмурив глаза. Трагер схватил его за волосы и дернул.
— Открой глаза!
Тот повиновался. Глаза были красными, полными слез. Он с трудом выговаривал слова, умоляя Трагера прекратить конец мучениям.
— Ты знаешь, что я хочу знать, и знаешь, что я попаду туда, рано или поздно, — голова и ребра у Трагера невыносимо болели, но он едва осознавал это в гневе. Как и многие во дворце, Бенриан понимал язык лиирийцев. — Так что тебе нет смысла тянуть с ответом. Ты знаешь, где Гримхольд. Скажи мне.
Бенриан прекратил стоны и помотал головой.
— Говори!
Слуга молчал.
Трагер повернулся к Маррсу и выхватил у него прут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99