Корабль скользнул вплотную к каноэ — и гребцы подняли весла. Ни ярдом ближе, ни ярдом дальше — рассчитано было безупречно!
Я бы и дальше продолжал рассматривать судно, если бы мое внимание не привлекли сами гребцы. Я видел их косматые головы между расписанными дисками, прибитыми к планширу. Несколько человек, скрытые бортом по пояс, стояли на корме. Все были ширококостные, с белокурыми или рыжими волосами. Одеты они были в кожаные туники с короткими рукавами; на поясах висели большие охотничьи ножи. Странно было видеть таких здоровенных мужиков, украшенных золотыми кольцами и браслетами.
Самый высокий из мужчин, он же обладатель наибольшего количества украшений, заговорил с нами. В отличие от прочих, он был черноволос; длинные пряди, скрученные в косицы, были заткнуты за пояс.
— Чьи вы люди? Откуда вы? — спросил он, держась за бороду.
— А кто меня спрашивает об этом? — уклонился от ответа Голиас, вежливо дав понять, что не желает называть себя первым.
— Бродир Хардсарк, предводитель флотилии, — сурово отрезал чернобородый.
— У нас нет ни пристанища, ни господина, — сказал Голиас.
— Но имена-то есть?
Голиас улыбнулся, и я понял, что он не намерен пускаться в пространные объяснения.
— Да, Бродир. Кроме имен, у нас ничего нет. Меня зовут Видсид, а моего друга — Шендон. Шендон Серебряный Вихор.
— Нам с вами по пути, — добавил я, когда Бродир взглянул на меня.
— Хотите вернуться на берег? Туда, на запад?
Я покачал головой.
— Берег, который мы оставили, лежит совсем в другой стороне.
Ответ мой он встретил с разочарованием.
— А, так вы прибыли с востока… Тогда вам нечего мне рассказать.
Он отвернулся, чтобы дать команду гребцам, но Голиас вновь заговорил с ним.
— А я скажу вот что. Прячущий паруса от доброго ветра прячется сам. Ты преследуешь — или бежишь от преследования?
— Преследую, — засмеялся Бродир, тряхнув головой. — Чтобы добыть женщину и королевство.
— Дело стоящее, — согласился Голиас и прыгнул в воду. Вынырнув, он крикнул:
— Шендон! Давай за мной!
Ни за что на свете мне теперь не хотелось остаться одному. Следуя примеру Голиаса, я нырнул и вскарабкался вслед за ним на борт по протянутым веслам. Слова благодарности гребцы пропустили мимо ушей. В их глазах было только холодное любопытство. Уж не в окружении ли врагов мы оказались? Впрочем, все зависело от того, что скажет Бродир. Голиас уже стоял перед ним, ожидая приговора. С осторожностью я пробрался по узкому мостику между рядами гребцов, ведущему к площадке на корме. Бродир был разгневан, но еще не решил, как с нами следует поступить.
— На корабле только я приказываю, кого взять на борт, а кого нет, — отрубил он. — Кто вы — лазутчики или просто олухи?
— Наш корабль потерпел крушение, — вмешался я, — и нам надо как-то добраться до берега.
— Не сумели спасти корабль — так тоните, — посоветовал Бродир. — Вы еще пожалеете о том, что не пошли ко дну.
Голиаса его слова не испугали.
— С каких это пор щедрые дарители колец — такие, как Бродир Хардсарк, — прогоняют скальдов?
— А, ты тот самый Видсид! Или выдаешь себя за него? Но это мы скоро проверим.
Смягчившись по отношению к Голиасу, он всю свою ярость перенес на меня.
— А что ты скажешь, Серебряный Вихор — или как там тебя?
— Я видел его в сражении, — сообщил Голиас. Он тронул белую прядь волос, по которой дал мне прозвище. — Посмотри, это знак Одина. Вот такие воины тебе и нужны.
— А я видел немало верзил, от которых толку не больше, чем от дохлого пса.
Бродир положил ладонь мне на спину, как если бы оценивал на ярмарке скот.
Я был слишком раздражен, чтобы вести себя осторожно.
— Послушайте, мистер Хардсарк, — заявил я, — я ничего у вас для себя не прошу. Свой проезд я отработаю: посадите меня на весла и убедитесь собственными глазами.
Похоже, мои слова удовлетворили Бродира, однако он взглянул на меня предостерегающе.
— А ты справишься?
— Что-что, а грести мне приходилось, — буркнул я сердито. — В Висконсине я сидел на веслах три года, а в Паукипси мы дважды заткнули всех соперников за пояс.
— Именно там! — поддакнул Голиас, хотя навряд ли слышал об этом городишке, ведь даже о Чикаго он ничего не знал. — Вот тебе еще один гребец, Бродир.
Бродир, по-видимому, сменил гнев на милость, но все еще сохранял непримиримый вид. Он обернулся к своим спутникам.
— Посадите его так, чтобы я мог его отсюда видеть, — распорядился он.
На каждом весле сидело по паре гребцов. Крайний гребец пропустил меня: мне надлежало быть вторым. Заняв свое место, я оглянулся на тридцать весел, которыми мы будем задавать ход. И больше по сторонам уже не смотрел, не сводя глаз со своего напарника, белобрысого детины со шрамом на плече.
Дружинник, стоящий на корме рядом с Бродиром, крикнул, и мы все разом наклонились вперед.
Корабль — не скорлупка, и весло было потяжелее перышка. Зато отсутствовала спешка, и ритм мы выдерживали ровный. Вскоре удалось приспособиться и к отсутствию скользкого сиденья. Мельком взглянув на Бродира, я понял, что могу принять назначение: он уже отвернулся в другую сторону. Итак, я сделался равноправным членом команды.
Теперь я мог сполна наслаждаться своим занятием. Из всех видов спорта гребля кажется наименее привлекательной это тяжелый однообразный труд. Плохо и то, что гребцы не видят ничего вокруг. Но этот недостаток возмещается простым и вместе с тем изысканным удовольствием. Дело в том, что человек испытывает потребность, хотя зачастую она не удовлетворяется, ощутить себя частью слаженно работающего механизма. В команде гребцов этот идеал легко достижим. Чувство принадлежности к единому целому поступает от команды к ее отдельному члену и возвращается вспять, как электрический ток. Пока усталость не развеет очарования, ничего лучшего и пожелать нельзя.
Вполне обретя уверенность, я стал прислушиваться к разговору на корме. Мне хотелось узнать, где мы теперь находимся, но я не услышал ничего интересного, пока наконец не закричали:
— Бродир! Корабли по правому борту! Посмотри туда!
— Это, должно быть, Сигтрюгг, — вглядевшись в корабли, сказал Бродир, — кстати он подошел. Но почему этот олух не свернул паруса?
Какое-то время он наблюдал молча.
— А, наконец-то догадались это сделать. Где парень, выдающий себя за скальда?
Голиас играл с дружинниками в кости. Ему, наверное, пришлось заложить свой нож. Я уже слышал, как он несколько раз просил, чтобы ему дали игральную кость. Его усердие себя оправдало: перед Бродиром он предстал в кожаной тунике и шлеме с перьями.
— Готов выполнить приказ, — отчеканил он, как бывалый вояка.
— Владелец вон тех кораблей, в отличие от меня, король, — сказал ему Бродир, — а мне еще только предстоит им стать. Но для этого надо потрудиться. Не я поплыву за ним вослед, а он за мной. Это не гордыня: тот, кто высадится первым, выберет лучшее место для лагеря.
— Так, ну и что же? — поинтересовался Голиас.
— Через пару часов мы подплывем к берегу: солнце как раз будет светить нам в лицо. Но они и так нас не заметят, если мы их значительно опередим. Дождавшись темноты, мы высадимся и займем гавань. Нам во что бы то ни стало нужно быть первыми. Ты сложишь песню, которая поможет гребцам вывести судно из воды на берег.
— А лиры у вас не найдется?
Бродир жестко усмехнулся.
— Скальд, которого мы взяли с собой, пел больше про женщин и про любовь. Это разнеживает воинов, заставляет их тосковать о доме… Я выбросил лиру за борт вслед за певцом, надеясь, что он использует ее как плот.
— Будет вам песня, — пообещал Голиас и вернулся к игре в кости.
Я был уже не прочь отдохнуть, когда дали команду сушить весла. Нужно было подвигать плечами, чтобы снялось напряжение. Вдруг кто-то шлепнул меня между лопатками.
— Нам дают только воду, но и ею можно промочить горло.
Я обернулся и увидел, что мой напарник протягивает мне кожаный мешок с воронкообразным наконечником. Вода была теплой и затхлой, но мне необходимо было утолить жажду.
— Похоже, сидишь на веслах ты не в первый раз, — заметил русоволосый бесшабашный малый, со шрамом в углу рта.
Я отер подбородок тыльной стороной ладони и приветливо усмехнулся.
— В такой дружной компании — впервые, — откликнулся я. По правде сказать, мои возможности не были вполне испытаны, и все же я чувствовал себя на высоте. Я хорошо потрудился вместе с этими ребятами, а они, похоже, были довольны мной. Мне захотелось, чтобы они меня полюбили.
— А поесть нам дадут, прежде чем мы поведем эту лоханку дальше? Кстати, мое имя…
— Шендон Серебряный Вихор, — опередил он меня, — я слышал твой разговор с Бродиром. Отчего ваш корабль затонул?
Пока я рассказывал ему все, что можно было рассказать о крушении, к нам подошло еще несколько человек. Тем временем раздали хлеб и соленую рыбу — все это мы проглотили, будто голодные волки. Гребцы разошлись по своим местам. Предстоял еще один бросок — и Бродир хотел, чтобы мы успели поразмяться. Возвращаясь на место, я заметил, что Голиас стоит, вглядываясь в даль. Я посмотрел туда же, но увидел только расплывающуюся в дымке вечернюю зарю.
— Это и есть Романия?
— Да, но ничего определенного пока нельзя сказать. Мы где-то возле северной части Длинного Полуострова. Возможно, я уже встречался с Бродиром, не могу, к сожалению, вспомнить, откуда он. — Согнав со лба морщины, Голиас ухмыльнулся. — Да, кстати, я выиграл для нас с тобой доспехи и оружие. Бродир пообещал нас одеть и вооружить, но к чему нам чьи-то обноски?
Я не сразу понял, куда он клонит.
— Послушай, — сказал я ему напрямик. — Вся эта заварушка нас не касается. Провоз я намереваюсь честно отработать, но покину корабль, едва мы войдем в порт. С какой стати я должен сражаться за Бродира? Не по нраву мне этот сукин сын.
Из осторожности я понизил голос, а Голиас и вовсе ответил мне еле слышным шепотом.
— Мы будем сражаться, потому что у нас нет другого выхода. Если мы попытаемся сбежать, они наверняка подумают, что мы шпионы.
Для пущего убеждения он крепко стиснул мне руку.
— Я знавал таких, как Бродир. Он угрожал нам не впустую. Ослушникам пощады от него не дождаться.
Я сообразил, что Голиас прав. Не нравился мне такой оборот, но деваться было некуда.
— Да, похоже, сразу мы не выпутаемся. Но меня ненадолго хватит.
Настроение мое испортилось.
— У нас нет ружей. А у противника есть огнестрельное оружие?
— Нет.
— О, это уже кое-что. А что я должен делать? Ведь я ничего не умею.
— Тебе нужен топор. Как раз сгодится для твоего телосложения. Мне удалось выиграть два меча, попробую один из них обменять на топор.
Голиас оставил меня в раздумье, но тут Бродир рявкнул, призывая гребцов на скамьи. Пробираясь по мостку, я увидел, что гребцы одеваются в кожаные туники и рубахи из металлических колец. Все оживленно разговаривали, обмениваясь дружескими тычками и смеясь, — точь-в-точь команда спортсменов в раздевалке перед заходом, который они непременно собираются выиграть. Это придало мне уверенности, и я даже улыбнулся, когда парень, с которым я обедал, окликнул меня.
— Присаживайся, Серебряный Вихор! А я-то думал, что ты уже выдохся.
— Тебе дали кольчугу? — спросил мой напарник, Скегги. — Или ты из тех бесшабашных вояк-берсерков, которым все нипочем?
Какой из меня вояка, я и сам еще не знал толком. Голиас вовремя подоспел мне на выручку. Он принес охапку кожи и металла.
— Вот его кольчуга, но она ему в новинку. Не похожа на ту, что ему приходилось носить раньше. Покажите ему, как надо одеваться, а я пойду за топором.
Мое неведение вызвало всеобщее веселье, однако стальное одеяние придало мне уверенности — пусть теперь кто-нибудь попробует напасть на меня с мечом! Готовый занять свое место, я вновь взглянул на Романию. Теперь она превратилась в черную полоску на фоне гаснущего алого неба. Там нас поджидали враги, и меня поневоле охватил гнев. Подумать только, меня и моих новых друзей хотят швырнуть назад в море! А я уже и без того вдоволь наглотался воды. Неожиданно для самого себя я выпалил:
— Пусть не думают, что нас легко одолеть!
— Речи, достойные мужчины, — гаркнул кто-то прямо над моим ухом. Я обернулся и увидел Бродира. К моему удивлению, он одобрительно улыбался.
— Как кольчуга? — осведомился он, похлопывая меня по спине. — Не жмет?
— Все в порядке, — заверил я его.
— А топор? — продолжал он. — Если он не по руке, подберем другой.
Голиас уже успел всем рассказать, что снаряжение для меня ново. Но я не мог допустить, чтобы то же было сказано об оружии. Со знанием дела я взвесил в руке топор.
— В самый раз!
— Вот и отлично, — сказал Бродир, переходя от меня к другим гребцам. Я с теплотою подумал о нем: вождь он, что ни говори, хоть куда. Видит насквозь каждого, понимает, кто чего стоит. Теперь он считает меня своим.
— Мужик что надо, — поделился я со Скегги. Тот кивнул с беззаботным видом.
— За стариком стоит пойти. Особенно если тебе все равно, куда направиться.
Вечерняя звезда замигала в той стороне, где скрылось солнце, когда Бродир закончил свою проверку.
— Поди сюда, Видсид, — позвал он, вскарабкавшись на кормовую полупалубу. — Готова ли песня?
— Да.
Голиас подошел к Бродиру, и тот обнял его за плечи.
— Только без этих чертовых кеннингов, которые не понимает никто, кроме сумасшедших и самих сочинителей, — предупредил он.
— Все будет как надо, — пообещал Голиас, — вели им грести.
Загребные наклонились вперед, и я был одним из них. Первые гребки были медленными и короткими, пока наконец корабль не заскользил по воде. Когда мы начали грести с большим размахом, Голиас запел:
Град на востоке велел
Агамемнон с землею сровнять:
К западу, в милую Грецию, он устремлялся душой.
Благо и зло носят маски, которые нам никогда не сорвать:
Спешил от войны он, мнилось ему, к мирной жизни, домой.
Родич наставил ему рога — и спешил он к смерти своей,
Но гребцов, над веслами согнутых, криками он подгонял:
— Веселей!
Докрасна раскалите уключины — и вперед, скорей, эге-гей!

На востоке от Ингсела Одноглазого лишилась жизни его родня —
На западе он рассчитывал сквитать утрату свою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51