Задыхаясь, загнаны в угол, за каждую пядь
Жертвуя жизнью, жгучим восторгом
Полководцы полнились, погибая вместе.
Прижатый плотно к проходу, огненно-рыжий
Травис, трижды удар топора принявший,
С расколотым черепом, четверых с размаху
Кинул на камни, кишки выпуская наружу.
Настал тут конец ему. Крокетт неукротимый
(Топнет только, забывшись, — земля трясется)
Смерть нашел, на семи остриях наколот.
Кимбалл, конников командир, пал точно так же;
Безбоязненно Бонхэм бросился прямо на пики.
Полубезумные от потерь, победители не желали
Мира и с мертвыми — терзали трупы,
Страшась сохранившейся слабой искры,
Способной смутить их самоуправство.
При подсчете павших послышались крики:
Бауи буйный бунт учинит и бойню!
Пускай поищут проклятого супостата!
Порыщите повсюду — пощады ему не будет.
Нашли его навзничь на ложе простертым:
Лихорадка лишила любимца баталий
Прежней прыти — пламенный взор потухнул.
Накинулись нагло, но тут же назад отступили
В постыдной панике прочь. С одра поднялся
Беспамятства, Бауи, бывший без сил, без дыханья;
Грянул громом на недругов Глоткорез, гибель обрушил
На тьмы и тьмы, тщетно напасти бежавших,
Так кончил дни тан, колец дарителя твердый
Сердцем сторонник, слуга Хьюстона Ворона верный:
Множеством мертвых тел отомщен могучий властитель!
Мне, как и всем, было ясно, что Бауи достиг своей цели и победил в борьбе. Мы радовались, что гибель его не осталась неотомщенной. Мы приветствовали Бауи Глоткореза, Хьюстона Ворона и Голиаса и с воодушевлением выпили за каждого из них.
Я был горд, что у меня такой друг. Я не хвалился, что знаком с ним, но волнение так и распирало меня. Я тронул локоть соседа, с которым уже успел познакомиться.
— Круто же он загнул — верно, Хок?
— Кто, Видсид? — Хоку понадобилось время, чтобы сосредоточить свой взгляд на мне. — Послушай: я тебе кое-что про него совру. Не знаю, как там насчет слов песни — хотя от него я готов выслушать все что угодно, — но голос у него, как колокол к обеду. Впрочем, собаку он заставит бросить кость, чтобы послушать его, а блоху — спрыгнуть с собаки. Его научила петь русалка, с которой он переспал в Скаггераке. Так говорят, не думай, что я это сам сочинил. Что бы там ни было — другие певцы в сравнении с ним каркают, как вороны. Выпьем за него!
Голиас вернулся на свое место, но было бесполезно пробираться к нему в такой давке. Я остался за столом в кругу своих новых знакомых, радостно сознавая, что друг где-то поблизости. Веселье продолжалось, к тому же король, в отличие от Робина, не торопился закупоривать бочку.
Соревнование оказалось для меня нелегким. Парням было не занимать ни усердия, ни опыта. Которые помоложе, уже отключились, но старшие еще держались. Тем не менее я решил, что следует прогуляться, чтобы не испортить следующий день. Ел я не меньше, чем пил, и потому чувствовал себя неплохо. Я даже гордился своей ровной походкой, хотя тень моя двигалась не так уверенно. Но небольшая тренировка исправила этот недостаток. Часа два погуляв по гавани, я вернулся голодный. Не отказался бы я и от кружки меда на ночь.
К тому времени обстановка в Хеороте переменилась. Теперь зал напоминал поле битвы после изнурительного сражения. Люди спали на столах и под столами; сидели на скамьях, уронив голову на стол, и лежали на полу, закинув ноги на скамью. Над недвижными телами, мощный, словно грохот подземки, стоял храп.
Тускло горели факелы, и я подумал, что на сегодня уже все окончено. Вдруг один факел разгорелся, осветив королевский стол. Мед и здесь оказался победителем, но небольшой гарнизон из двух человек все еще держался. Подойдя поближе, я узнал Беовульфа и Голиаса.
Голиас, увидев меня, сразу же вскочил.
— Хо! Шендон, — воскликнул он, поспешив навстречу мне. — Вот молодец! А я-то уже беспокоился о тебе.
В его голосе звучало дружеское тепло, и радость моя увеличилась. Не удовольствовавшись рукопожатием, я хлопнул его по плечу.
— Я уж и не ожидал тебя увидеть, — сказал я. — Думал, что ты попал в волчье брюхо вместе с другими парнями Бродира.
— Ты же как-то выбрался, — ответил он, проницательно взглянув на меня. — И это замечательно.
Я чувствовал, что он думает обо мне лучше, чем я того заслуживаю.
— Видишь ли, я не знал, к какому дьяволу следует направляться, и пару раз вполне мог тебя подвести, если бы угодил в переплет.
— Дело случая. — Он все еще изучал меня. — Трудно тебе пришлось?
Вопрос захватил меня врасплох, и я задумался. Кто готов сознаться в поступках, заставляющих корчиться от стыда?
— Да, в общем-то я доволен, что побывал в рукопашной. А как ты попутешествовал?
— Просто чудесно! Поначалу прикинулся мертвецом, и меня вытащили на поле, в пищу воронам. Я был весь в чужой крови, но они об этом не догадались. Когда я ожил, можно было отступить к западу, и я стал отступать… Давай-ка за стол, выпьешь, с нами меда. Как видишь, — он указал на спящих, — лучшую часть пирушки ты пропустил.
Я объяснил, что здесь уже не первый раз. Мы подошли к столу. Я ожидал, что Голиас представит меня Беовульфу. Голиас нашел для меня кружку, я взял хлеб и большой кусок сыра, и мы сели за стол.
— Ты не против, если мы обменяемся новостями, верно, Вульф?
Голиас наполнил все три кружки вровень с краями, но наружу не перелился ни один пузырек пены.
— Я пришел сюда, чтобы встретиться с этим парнем. Нам с ним предстоят кой-какие дела.
— Валяйте. — Беовульф держался непринужденно, и это мне особенно нравилось в нем. — Целых три дня все только обо мне и толкуют. Я буду рад послушать о чем-нибудь другом.
— Наслушаешься вдоволь, — пообещал Голиас. — Ну-ка, на чем я остановился?
Эта осечка памяти была единственным свидетельством его участия в суровой схватке, из которой они с Беовульфом вышли единственными достойными победителями. Я с почтением склонил перед ними голову.
— Ты направился на запад, — напомнил я ему.
— Да, я пошел на запад — дальше, чем хотелось бы, потому что отряд Брайана заметил меня и преследовал до Босс Арден. Улизнув от врагов, я отдышался и двинулся на юго-восток, впутался в охоту на Калидонского вепря и, сбившись с пути во время погони, завернул пообедать к Бикриу. Он пройдоха, но прочая компания — приличные люди. Затем отправился к Королю-Рыбаку и провел пару ночей с Арджуной, Бхимой и остальными; навестил Пуйла — но его не оказалось дома, меня принял Аран — хороший парень! Вот так.
Мы выпили, и Голиас продолжал:
— От Пуйла я мог бы прямиком направиться сюда, но встретил Роланда. Как он разъярен!.. Черт побери, я знаю Роланда много лет, но нам было не до воспоминаний. Он крушит лес в щепки и разбивает скалы! Пришлось мне взять западнее. Так я и шел, не поворачивая на юг, до самого Терне Вателина. — Он снова осушил кружку.
— Да, Грэлент — я сказал тебе, что встретил Грэлента? — был со своей милашкой, с ней была ее подруга. Бедняжка скучала одна, но мы с ней поладили. Просто чудо! — он поцеловал кончики пальцев. — Но я должен был встретиться с тобой. К тому же она хотела взять меня на прикол. Всю ночь я шел, желая выйти из Броселианского леса, пересек Троянские степи, где чуть не погиб вместе с Игорем. Но Игоря взяли в плен, а я освободился и добрался до Уотлинг-стрит.
Голиас снова наполнил кружки, но я отставил свою в сторону.
— Надо признать, встреча с Роландом меня подстегнула. Я достиг дороги неподалеку от Тильбюритауна, затем взял на восток и поужинал в Вудлэндз, где Джонни Как-Бишь-Его снабдил меня этим барахлишком. Вчера я пришел сюда. А как поживает Робин?
Я не говорил ему о встрече с Робином, но, наверное, зеленый костюм был Голиасу известен. Опуская излишние, на мой взгляд, подробности, я описал ему свои приключения с момента смерти Брайана. Я старался не смотреть Голиасу в глаза, но он был слишком проницателен, чтобы ничего не заметить. Хотя мне казалось, что я выказывал достаточно сдержанности, упоминая Розалетту, он видел меня насквозь.
— Прелесть что за девушка, а?
Я почувствовал, что краснею, но попытался напустить на себя беспечность.
— Хорошенькая, — я зевнул, — но еще ребенок.
— Молода, однако очень мила, — подытожил Голиас. — Сердечко-то она тебе укусила.
Беовульф выглядел так, если бы не слышал ни слова из нашего разговора. Почувствовав смущение, я разозлился на Голиаса. Он это заметил и засмеялся.
— Не огорчайся. Сердце твое исцелится, если уже не исцелилось, и станет от этого только сильней. Чокнемся!
— Что нас ждет дальше? — спросил я, чтобы сменить предмет разговора… — У тебя есть какие-то планы?
Голиас посерьезнел.
— Да, я знаю, какие задачи мне предстоят, и хотел бы, чтобы ты присоединился ко мне. Но предупреждаю: впереди долгий и трудный путь.
— Дело привычное, — ответил я, пожав плечами. Упоминание о Розалетте погрузило меня в меланхолию, и я почувствовал, что вновь теряю душевное равновесие. — Что ты затеваешь?
Голиас разлил мед, и на этот раз я подставил свою кружку.
— Я снова прошу нас извинить, Вульф, — сказал Голиас, — но послушай тоже. Возможно, нам понадобится твой совет.
— Никаких извинений, — заверил его Беовульф, — если затевается стоящее дело, его надо обсудить.
— Видишь ли, — Голиас повернулся ко мне. — За день до того, как я встретился с Джонни, меня угощал на постоялом дворе один юноша. Он же и приютил меня на ночь. Зовут его Луций Дж. Джонс, второе имя произносится как Джил. Какая ему корысть оплачивать мои счета, кроме той, что я не при деньгах, а он хороший парень?
— Не такой неразговорчивый, как ты, — продолжал он, когда я ограничился простым кивком, — но легко откупоривается вслед за третьей или четвертой бутылкой. Так вот, он рассказал мне о том, что не дает ему покоя. Я всегда с охотой слушаю тех, кто меня угощает, но тут и я в самом деле заинтересовался. И потому слушал не с таким безразличным видом, как ты сейчас.
— Я слишком устал, — заметил я в оправдание. Так оно и было. Долгий пеший путь и обильная выпивка в конце концов сломили меня. Оживление испарилось, и голова налилась тяжестью. Каждой клеточкой своего тела я чувствовал, что уже глубокая ночь. Мне хотелось спать, и я бы охотнее всего поискал свободное место на скамье, но не был уверен, что доберусь до нее.
— Мы все скоро отрубимся, — пообещал Голиас. — Так вот, этот Джонс сказал мне, что против него все обстоятельства. Он не может жениться на любимой девушке, ему негде жить, и он не имеет ни определенного занятия, ни постоянного дохода.
Вместо того чтобы посочувствовать Джонсу, я пожалел себя. Ведь не только он не может жениться на любимой девушке. И если я ничего не могу сделать для себя на этот счет, что толку говорить о каком-то незнакомце?
— Он хочет, чтобы ему подарили весь мир, обвязанный розовой ленточкой, а самому чтобы и палец о палец не ударить. Пусть займется чем-нибудь серьезным и не ноет.
Голиас в изумлении приподнял брови.
— Он всерьез намерен заняться делом, но это не так-то просто.
— Но чем мы можем ему помочь? — упорствовал я. — Мы оба сидим без денег, и я вдобавок сам не уверен, найду ли себе здесь работу.
— Вот я тебе и предлагаю дело, — настаивал Голиас. — Наверное, ты не совсем разобрался, Шендон. Это очень серьезно. В сущности, парень нуждается во всем, что необходимо для жизни. Мужчина должен знать, чему посвятить жизнь, кого любить, с кем дружить и как добывать деньги. Это как опоры, без которых невозможно ходить. Что может быть интересней или важней?
— Не для него, полагаю.
— Для нас! — фыркнул он. — Брать города, сражаться с чудовищами, — выбирай что хочешь. Вот дела, достойные того, чтобы, свершая их, умереть. И наша затея стоит того, даже если иные делосские глупцы и заморочили бы тебе голову.
Меня уже мутило от выпивки, но я все же отхлебнул из кружки.
— Что нам предстоит делать? — спросил я.
— Речь идет о жизни и смерти. Предупреждаю, придется несладко, но ведь Джонс обошелся со мной как с братом, хотя сам почти что нищий. Итак, по рукам?
Я уже почти что засыпал, и тем не менее мозг мой работал с трезвостью, которая иногда приходит в последние часы затянувшегося застолья. Какое мне дело, что тот парень — благодетель Голиаса? Это не причина, чтобы подставлять голову под топор. Я чувствовал, что сыт по горло приключениями в чужих странах.
От Голиаса не ускользнули мои колебания.
— Ничего страшного, если ты и откажешься, — проговорил Голиас, но голос его уже не звучал с прежней теплотой. — Я, например, всегда стремлюсь в Романию и не ухожу, пока не наступит развязка, но если ты смотришь на сторону, мы найдем способ доставить тебя домой.
Я тут же представил, как лежу на кровати в уютной чикагской квартирке, задремывая под мурлыканье радиоприемника. Конечно, мне жаль расстаться с Голиасом, но если он собирается шляться по городам и весям, устраивая чью-то жизнь, мне-то что за дело? Но едва я приоткрыл рот, чтобы ответить, как Беовульф внимательно взглянул на меня, ожидая моего решения. Слова застряли у меня в горле. Вспомнив, что сам Беовульф тоже пришел на помощь чужеземцам, я просто не в силах был при нем отказать другу, нуждающемуся в моей помощи. Я пожалел о своей нерешительности и срочно закашлялся.
— Попало не в то горло, першит, — объяснил я. — Конечно, Голиас, конечно. Можешь на меня рассчитывать. О чем разговор?

ПЕРЕХОД ВТОРОЙ
Вдоль по дороге. Город. На реке и за рекой
11. Опасное предприятие
Допив мед, Голиас взглянул на Беовульфа.
— Не пора ли спать?
Беовульф заглянул в пустую кружку и перевернул ее.
— Да, — решил он. — Ты возьмешься за руки или за ноги?
Я поднялся, чтобы сопроводить их, но далеко идти не пришлось. На длинной скамье спали люди — кто сидя, кто лежа. Голиас с Беовульфом снимали одного за другим и перекладывали на пол.
— Места здесь хватит нам всем, — заключил Голиас. — Доброй ночи, Шендон. Доброй ночи, Беовульф. Аха-ха!
Прежде чем улечься на жесткой скамье, я в последний раз с тоской вспомнил о белоснежных простынях. Но спалось мне хорошо. Позавтракали мы уже в полдень. К моему изумлению, Голиас и Беовульф совершенно не страдали от похмелья, хотя все мы притихли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51