И вот уже их клинки засверкали в свете луны. Посохи мирканов крушили черепа зверей. Ривен услышал голос Байклина.
— Отходим к барже, их слишком много!. — Двое подняли Мадру и понесли ее, пока остальные, отступая, отбивали наскоки взбешенных гриффешей. Одолеть их было невозможно. Их становилось все больше и больше — тварей, визжащих от злобы, боли и ярости.
Они выбрались, наконец, из зарослей, и Ривен увидел, что открытое пространство, отделявшее кустарник от воды, так и кишит отвратительными хвостатыми, покрытыми серой шерстью зверями с горящими холодным огнем глазами. Точно вши, расползлись они по всему лагерю. Сражение теперь шло у самой баржи: несколько человек пытались столкнуть ее с отмели, пока остальные сдерживали натиск тварей, стоя по колено в воде. Лунный свет разбивался серебристыми брызгами о поднятую ими пену. У носа баржи плавали трупы, некоторых уже медленно относило вниз по течению. И среди них были не только гриффеши.
Круша все на своем пути, отряд Ривена прорубал себе дорогу к реке. Но звери так разъярились, что и не думали защищаться: они бросались прямо на мечи, тесня людей своей массой, пытаясь сбить их с ног. Внезапно рядом с Ривеном образовалось пустое пространство. Кто-то — в пылу схватки Ривен не увидел, кто, — вскрикнул вдруг и упал. Больше он не поднялся.
Поднимая ногами брызги, они побежали по отмели к барже, медленно отходившей от берега. Длинные шесты погружались в темную воду, пытаясь удержать ее на месте. Теперь вода доходила им до пояса. Приходилось барахтаться едва ли не на плаву. Ривен приподнял голову Мадры и поддерживал ее над водой. Некоторые гриффеши бросились в воду за ними. Глаза Ривену залила кровь и вода, и он почти ничего не видел. Но вот борт баржи приблизился, и Ривен приподнял Мадру из воды. Чьи-то руки подхватили ее, а сам он вцепился в борт. У него уже не было сил забраться на палубу самому.
Острые зубы вонзились ему в ногу и рывком утащили под воду. Ривен задохнулся. Вода залилась ему в уши. Зубы зверя впились еще глубже. Его руки наткнулись на покрытое шерстью тело. Когтистые лапы остервенело терзали его. Ривен извернулся и пальцами обеих рук ткнул зверю в глаза. Грудь ожгло красным пламенем боли, но он услышал отвратительный захлебывающийся визг. Клыки зверя отпустили его, и он, вырвавшись на поверхность, принялся жадно хватать ртом воздух. Кто-то схватил его за воротник и потащил вверх. Ривен пытался освободиться, но сил уже не осталось. Его вытащили из воды на палубу. Он лежал, заходясь хриплым кашлем; над ним склонилось лицо Айсы — непроницаемое, как всегда.
Финнан выкрикивал приказания. Двое матросов шестами отводили баржу на середину реки, а все остальные мечами крушили тварей, пытавшихся вскарабкаться на борт. Ривен потерял свой меч в воде, но, схватив один из шестов с острым концом, принялся орудовать им как пикой. Гриффешей было много. Они выскакивали из воды, лезли на палубу с проворством крыс и набрасывались на людей. Словно сбитый жук, баржа медленно поплыла вниз по течению, в то время как ее экипаж вел на палубе смертный бой. Люди валились с ног под тяжестью рвущих их тварей. Тот, кто падал за борт, находил свою смерть в водоворотах пенящейся воды. Ривену удалось вытащить нож из руки мертвого матроса. Он встал между Айсой и Дармидом, которые отчаянно сражались, чтобы не дать наседавшим на них тварям добраться до Мадры, лежащей без движения на палубе. Посох миркана перебивал кости, дробил черепа и отбрасывал остервеневших гриффешей в реку, вертясь с такой быстротой, что его невозможно было разглядеть. Меч Дармида тоже сбирал свою кровавую жатву. Ривен наносил удары ножом, но ножа в этой битве было явно недостаточно. Он отступил назад и бросил, взгляд на Мадру. Ее изодранное платье пропиталось кровью, глаза были закрыты.
Дармид упал с разорванным горлом, погребенный под телом вцепившегося в него гриффеша. Ривен с размаху вонзил свой нож за ухо твари, и та застыла без движения. Он поднял меч Дармида и встретил следующего гриффеша отчаянным ударом, выпустив ему кишки. Теперь тварей стало поменьше, баржу вынесло на середину реки, и течение уносило ее вместе с плывущими следом гриффешами. Положение защищавшихся теперь было уже не таким безнадежным. Они медленно продвигались по палубе, тесня гриффешей, пока те не стали бросаться на стены будки, пытаясь забраться на крышу. На крыше Байклин с Финнаном прикончили последнего гриффеша. С громким всплеском его тело упало в воду, и река поглотила его. Сражение закончилось.
На палубе, в кормовой будке и в трюме валялись груды тел. Вся баржа была залита кровью. Раненые тихо стонали, покалеченный гриффеш, пронзительно визжа, корчился, пока один из матросов не добил его и не столкнул в воду. Ривен склонился над Мадрой, не зная, что делать. Беспомощно он посмотрел на Айсу. Лицо миркана исказилось от душевной боли.
Перешагивая через тела, к ним подошел Ратаган в изодранной в клочья одежде.
— Она жива?
Ривен кивнул, не в состоянии ничего говорить. Он снял свою залитую кровью рубашку и завернул в нее девушку, убрав волосы с ее лица.
Судно внезапно обо что-то ударилось и накренилось. Со стороны кормы и левого борта донесся скрежет. Потом все стихло. Они подошли к борту и увидели, что баржу занесло на отмель у островка посреди реки. Течение здесь было быстрым, и засели они крепко.
— Я потерял половину команды, — сообщил Финнан. Отсветы костра мерцали на его суровом лице. Все с тем же каменным выражением лица он поднял прутик и переломил его. — Я даже не знаю, хватит ли теперь мне людей, чтобы поднять баржу вверх по течению.
— Мы поможем, — сказал Байклин, — хотя наши люди тоже пострадали. Мы потеряли троих — Дармида, Римира и Тагана. Девушка серьезно ранена. Итого получается шесть, плюс твои восемь. Должно хватить.
— Потеряна большая часть снаряжения. И все ваши лошади тоже, — продолжал Финнан, как будто не слыша его. — Я вот только никак не пойму, с чего было им нападать на нас в таком количестве и с такой яростью. Даже вода их не остановила. С чего бы это?
Байклин пожал плечами, незаметно бросив взгляд на Ривена. Тот сидел рядом с Мадрой, лежавшей на жалких остатках того, что когда-то было пледом. Раны ей перевязали кусками разорванного на полосы плаща. По другую сторону от нее с озабоченным видом сидел Ратаган. Мадра пришла в себя, но говорить не могла из-за глубокой раны на горле. Она молча улыбнулась Ривену. Для него ее улыбка была мучительна, как прощение предательства. Он молча сжал ее руку. Он не мог сейчас говорить. Ни с нею, ни с кем-то другим. Ощущение было такое, словно ему дали в руки лопату, чтобы он вырыл себе могилу. Так, наверное, и было.
— Далеко еще до Талскера? — спросил Финнана Байклин.
— Чуть больше недели пути. А теперь, может быть, и дольше. Учитывая обстоятельства.
— Слишком долго, — Байклин остановил свой взгляд на пламени, едва сдерживая ярость.
Они похоронили всех тех, кто полег на барже; но тех, кто погиб на суше или в воде, пришлось оставить, поскольку по берегу все еще рыскали гриффеши. Теперь всем из отряда Байклина пришлось взяться за шесты и весла. Нелегкая это была работа — толкать баржу вверх по течению. А для Ривена она вообще обернулась пыткой. Все тело ломило от боли, казалось, все его кости были перебиты. По вечерам, когда они приставали к берегу, он быстро ел, потом проводил время у изголовья Мадры и, как правило, тут же, рядом с ней, засыпал.
Они обычно бросали якорь у ближайшего из островков, которых было много на реке. Они больше уже не решались высадиться и разбить лагерь на западном берегу, где напали на них гриффеши. Восточный берег Великой реки теперь не проявлял никаких признаков жизни, но густые заросли леса, протянувшегося вдоль воды, могли таить в себе любые сюрпризы. Впрочем, Байклину и Льюбу все равно приходилось высаживаться на восточном берегу, чтобы охотой пополнить запасы провизии. Все чаще и чаще им попадались оставленные дома, иногда — целые деревни. Заброшенные, обезлюдевшие. В окрестных полях валялись гниющие туши задранного скота. Страна опустела — как вымерла; даже стервятники не кружились в небе.
Так миновала неделя. Окружающие пейзажи ни капельки не изменились. Раны Мадры потихоньку заживали, но она все еще не могла говорить. Оставшиеся от команды Финнана и отряда Ривена все так же упорно налегали на весла и шесты, и все эти дни тишину нарушали только плеск воды да вскрики диких птиц на островах. Стало теплее, и комары, вьющиеся над водой, беспрестанно им досаждали. Они разводили дымовые костры, чтобы хоть как-то отогнать мошкару, но все равно все чесались от укусов.
На десятый день плавания вдалеке сквозь туманную дымку показался Талскер. Река, широко петляя, текла по Большому Долу. Поля, ее окружавшие, были обнесены изгородями. На высоком холме в излучине реки стоял город — нагромождение стен и зданий, лабиринт улиц; у подножия холма изгибалась река, и волны ее плескались у высоких крепостных стен. На самой вершине холма устремилась ввысь белая башня, солнечные блики играли на ее металлических шпилях и бастионах. Реку у городских стен бороздили лодки с людьми, заваленные всевозможным товаром. Даже на таком расстоянии слышен был шум торжища. По ветру плыл едва различимый смешанный запах жилья.
— Вот мы и на месте, — объявил Финнан. От прежней его веселости теперь не осталось и следа. — Это — речной рынок. Там можно купить все, что душе угодно, — от куска хлеба до жизни. Свои обязательства по сделке я выполнил, хотя и не думал, что мне это так дорого обойдется. Сразу за рынком — Речные ворота. Мы пройдем через них прямо к пристани. — Он поглядел на спящую Мадру. — А с ней вы что собираетесь делать?
— Нужно найти ей хорошего лекаря, — сказал Байклин. — В таком большом городе это, должно быть, несложно.
— Я знаю тут одного, — предложил Финнан, — если хотите, могу отвести вас к нему.
Вскоре они уже плыли мимо причаленных к берегу лодок и барж, на которых толклись люди. Множество лодок, уйма народу. Суда соединялись друг с другом канатами, образуя запутанный лабиринт из палуб и мостиков, — словно еще один город вырос на воде в тени Талскера. Горы товара, гул голосов… пьяные ссоры волной перекатывались от лодки к лодке, заканчиваясь, как правило, всплеском в мутной воде. Повсюду мелькали ярко накрашенные женщины, чью наготу прикрывал лишь переливающийся тонкий, прозрачный шелк. Приглашения и угрозы, голоса торгующихся и ругань вырывались из глоток мужчин, женщин и оборванных ребятишек, смешиваясь с лаем собак, писком цыплят и криком мулов. На поверхности воды плавали клочки одежды, огрызки фруктов, гнилых овощей и другие остатки людской жизнедеятельности. В воздухе висел густой запах несвежего мяса, немытых тел и тонкий аромат жгучих специй. Проглотить все это за раз — все равно что выпить залпом слишком крепкого вина. Насмотревшись на рыночную толчею, Ривен вновь повернулся к Мадре и отогнал от нее мух.
Каким-то неведомым образом Финнану удалось разобраться в этом запутанном лабиринте и провести свое судно по узким проходам в скоплении лодок к освещенной солнцем скале у городской стены. Рядом с громадой этой величественной скалы и стены речной рынок казался муравейником, где копошились в бессмысленной суете мелкие насекомые.
Перед ними открылась огромная темная арка над бухтой, и баржа вошла в ее тень. Под гулкими сводами арки плеск воды отдавался испуганным эхом, а блики света играли на стенах, словно шелк на ветру. Всплески от их весел эхом отскакивали от стен, а если кто произносил слово, то оно рокотало многократным отражением. В свалках у воды кишели крысы. Их негромкое повизгивание, словно насмешливое напоминание о гриффешах, заставляло вздрагивать путников.
А потом вода впереди зажглась бликами солнца — резкий свет ослепил их. Они вошли в широкий канал, что вел прямо к пристаням. Городские крыши поднимались высокими шпилями по обеим сторонам канала, бросая на воду длинные тени. Здесь стояли крупные суда. Их уже можно было назвать кораблями. Канаты и тросы оплетали их мачты спутанной паутиной, и за них, как пауки, цеплялись фигурки людей. На каменных причалах были сложены грузы. Вновь донесся до их палубы сильный запах незнакомых специй. Раздавались крики чаек, что дрались за рыбу на набережной и кружили над мачтами кораблей, испещряя палубы пометом. — Финнан быстро отыскал свободное место у причальной стенки, и ралартцы помогли ослабленной команде Финнана поставить у нее баржу. Потом путники собрали то немногое, что осталось от их имущества. Льюб сошел на берег с Мадрой на руках, и стоял в ожидании остальных. Двое из команды остались приглядывать за скудным грузом, с остальными же Финнан расплатился тем серебром, которое Байклин отдал ему в уплату за проезд. Матросы разошлись по набережной, обмениваясь приветствиями и шлепками по спине со старыми знакомыми. Под многочисленными удивленными взглядами Финнан повел всю честную компанию туда, где кончался порт и начинался крутой подъем к центру города. Мощенные камнем узкие улицы давно не видали метлы. Кюветы были завалены доверху дурно пахнущими отбросами. То и дело где-нибудь наверху распахивалось окно, и прямо на улицу выплескивалось содержимое помойных ведер. Путь по городу, таким образом, превращался в довольно рисковое предприятие. Не раз они наблюдали картину, как облитый с головы до ног прохожий выкрикивал ругательства и угрозы в какое-нибудь открытое окно.
Город представлял собой лабиринт узких улочек, вдоль которых повсюду теснились пивные, лавки, кузнечные мастерские, публичные дома и конторы ростовщиков. На перекрестках им часто попадались группы вооруженных людей. И каждый раз повторялось одно и тоже: они начинали было подтрунивать над разношерстной компанией новоприбывших, но как-то сразу смолкали, заметив кушаки стражей и посохи мирканов, и принимались перешептываться друг с другом.
— Наемный сброд, — презрительно проговорил Финнан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58