Кухня походила-на муравейник. Кольбан только и успевал раздавать указания и сам прилагал все усилия к тому, чтоб должным образом проследить за их исполнением, сам заботился о соусах и подливках. Мясные туши жарились целиком на медленно поворачивающихся вертелах; взбудораженные поварята беспрестанно поливали жаркое капающим с мясных туш соком, в то время как из кладовых нескончаемым потоком несли в Зал приемов всевозможные яства — там водружали их на пиршественные столы. Казалось, столы просто не выдержат веса такого количества блюд. Грохот стоял невообразимый. Бочонки с пивом, извлеченные слугами из глубин погреба, громыхали на камнях, гулкое эхо неслось им вдогонку, точно урчание в утробах Исполинов после сытного обеда. С темные бутылями вина — покрытыми густым слоем пыли и паутины — обращались иначе: с большой осторожностью. В углу Зала, где царило относительное спокойствие, музыканты настраивали струны и натягивали кожу на барабанах. Во всей этой суматохе, сияя лысиной, беспокойно расхаживал Гвион, а за ним по пятам, словно стадо гусей, тянулись слуги, жадно внимая его наставлениям. Процессия эта являла собой зрелище весьма забавное. Кто-то был весь в зеленых иголках — пол устилали свежими сосновыми лапами. Кто — весь в муке. От многих пахло пряностями и травами. Встретившись с ними, те немногие из стражей, что бесшумно расхаживали по коридорам Дворца, поспешно уступали дорогу, опасаясь за начищенные до блеска доспехи. Не раз они попадали в руки игривым кухаркам, которые, веселясь от души, вымазывали их жиром и потом со смехом убегали от рассерженных воинов, бряцающих доспехами.
Пройтись сейчас по Рориму, подумал Ривен, — все равно, что попасть на какой-нибудь средневековый карнавал. Он был захвачен всем этим. Вместе с Ратаганом и Айсой слонялся по крепости, наслаждаясь атмосферой праздника, в поисках занятий поинтересней. Ратаган — с магической прямо-таки легкостью — достал для них пива, и они отхлебывали его на ходу из наполненных до краев кружек. У рыжебородого великана находилось в запасе соленое словцо для каждого, кого он встречал на пути. Молоденькие служанки краснели и прыскали со смеху. Даже Айса чуть-чуть расслабился и улыбнулся черноволосой проказливой служанке, которая игриво ущипнула его за бок.
На Ривена бросали странные взгляды. Он по-прежнему оставался предметом для пересудов, но интерес сей, похоже был вызван скорее благоговением, которое он внушал, нежели чем-то иным. Однако чем больше он пил, тем меньше задумывался над этим. Он был рад просто плыть по течению, быть таким же как все, — те, кого он описывал в своих книгах. Только в книгах его никто из героев не обладал своими индивидуальными голосом, запахом, простыми человеческими эмоциями; эти люди не были персонажами книг. Они — живые, настоящие. Ривен наблюдал за Роримом, таким, каким он и должен быть, когда ему не грозят разрушение и гибель… пусть даже завтра этим же самым людям придется затягивать пояса потуже, чтобы как-то пережить суровую зиму. Сейчас же они веселы и беззаботны, как стрижи. И Ривен понял вдруг, — безо всякого удивления, — что он не может не любить этот мир и его людей, несмотря даже на боль, которую Мингниш ему причиняет. Так и должно быть, ведь, как ни посмотри, в каком-то смысле именно он, Ривен, создал его, этот волшебный край, создал этих людей. И если бы ему предложили теперь выбирать из реальных и придуманных миров, Ривен выбрал бы Мингниш, потому что Мингниш казался ему единственным миром, который имеет право на существование. Пусть даже здесь есть эта одетая в черное соблазнительница и правят честолюбивые бароны, все равно, это — дивный мир, который стоит того, чтобы его спасти. Просто ради того, чтобы сохранить его, — таким красочным, — а не только затем, чтобы даровать Дженни покой, который она заслужила.
Он улыбнулся своим мыслям.
Быть может, когда-нибудь я опишу их. Потом.
Они едва не налетели на Мадру, чуть не выбив у нее из рук кувшины с пивом. Ратаган, понятное дело, не мог упустить такую возможность и присвоил один из кувшинов, пока девушка не успела прийти в себя.
— За твое и наше здоровье, — пояснил он, наполняя кружки. — Ночка нам предстоит длинная. Разговор — долгий. И мы должны подкрепиться заранее. Как можно лучше… — Он подмигнул ей, и Мадра застенчиво улыбнулась.
— Вы будете на пиру? — спросил ее Ривен.
— Я буду прислуживать вам за столом.
— Ты уж не забывай его, не обноси, — наставлял ее Ратаган с притворной суровостью. Но она не сводила глаз с Ривена.
— Не обнесу, — на губах ее промелькнула печальная улыбка. Она потребовала назад свой кувшин — изрядно, надо сказать, опустевший — и, с укоризной взглянув на рыжебородого весельчака, отправилась восвояси.
На мгновение умолкнув, они проводили ее глазами.
— Ее не было в твоей книге, да? — спросил Ратаган.
— Нет… — начал было Ривен, но тут вновь у него появилось странное ощущение, что когда-то они встречались.
Ратаган на секунду сжал здоровое плечо Ривена, а потом легким небрежным движением опрокинул свою кружку.
— А-ах, — выдохнул он, вытирая пену с верхней губы. — В общем, скажу я вам, жизнь не так уж плоха.
Айса помог Ривену одеться для торжественного обеда, вовсе не смущаясь тем, что ему — телохранителю, воину — приходится выполнять и обязанности слуги. Когда Ривен вернулся к себе, он обнаружил, что кто-то — должно быть, Мадра — уже приготовил ему праздничное одеяние. Туника без рукавов пошита была вроде из замши, только мягкой, словно ткань. На груди слева алой и желтой нитью вышит символ огня. Он спросил миркана, что это за знак такой, и тот пояснил: это эмблема Сказителя. Отсутствие иных геральдических знаков говорило о том, что Ривен — Сказитель — не был подданным ни одного из баронов, хотя синий его кушак ясно давал понять, что сейчас ему покровительствует двор Раларта.
Туника эта одевалась поверх просторной льняной рубахи и туго подпоясывалась синим кушаком Раларта, который Ривен уже начал считать своим. Он не одел меча, ибо никто не носил оружия на пиру. Впрочем, однажды Ратаган рассказал ему одну кровавую историю о торжественном пиршестве, во время которого какой-то спор разрешен был посредством столовых ножей, причем победители, ничтоже сумняшеся, продолжили трапезу, даже не поменяв их.
Наверное, ползала отделяло места Ривена от высокого стола, где восседала местная знать и благородные гости, где собрались бароны и блистала подле своего супруга леди Джиннет. Ратаган и Мертах сидели напротив него. Айса — подле него, как обычно. Ривен перехватил взгляд Байклина, и тот грустно усмехнулся. В течение всего праздничного обеда ему предстоит изображать радушного хозяина и учтиво отвечать на расспросы баронов Раларта. Как ни прискорбно, но это, в частности, подразумевало, что он вынужден оставаться относительно трезвым. Ратаган торжественно пообещал, что выпьет за Байклина его долю зля, дабы доброе пойло не пропало зря в это тяжкое для него время.
Джиннет не сводила с Ривена взгляда. Глаза ее — карие, точно мокрые камушки янтаря на морском берегу, — захватили его. Ее волосы, распущенные по плечам, ниспадали черной волной, оттеняя серебряный венец на ее голове. Платье имело глубокий вырез, выставляющий на всеобщее обозрение ее кремовые плечи и ложбинку меж грудей. На шее — тоненькая цепочка с единственным кулоном, сверкающим, словно звезда. Ривен вдруг воспылал желанием — оно жгло раскаленным углем, и он вспомнил ту пору, когда он держал это тело в своих объятиях, прикасаясь к самым сокровенным его изгибам.
Но та женщина, которую он обнимал когда-то, теперь стала прахом в могиле над суровым морем, и любовь его умерла вместе с ней. Он спокойно встретил взгляд Джиннет. Улыбка ее дрогнула. Она отвернулась и принялась нашептывать что-то на ухо своему мужу. Тот слушал внимательно, даже, можно сказать, почтительно, и Ривену вдруг вспомнился Хью в те моменты, когда он встречался с Дженни, и ему пришло в голову, что, вероятно, и в этом мире существуют какие-то логические законы. Пусть искаженная, странная, но все-таки логика.
Грянула музыка. Забил маленький барабан. Заунывно заныла волынка. Зал наводнили слуги с громадными блюдами, заставленными всякой снедью и кувшинами с элем. Ривен потряс головой, отгоняя наваждение, — до него вдруг дошло, что он уже довольно долго тупо пялится невидящим взором в пространство. Ратаган, перегнувшись через стол, наливал ему темное, пахнущее солодом пиво, не переставая говорить, но Ривен никак не улавливал смысла слов. Пиво, которое он уже выпил сегодня в изрядных количествах, затуманило ему мозги. Свет факелов и высоких свечей резал глаза. У него закружилась голова. Но тут Ривен почувствовал у себя на плече чью-то руку, и Мадра склонилась над ним, опуская на стол поднос. Ее волосы коснулись его руки. Ему хотелось зарыться лицом в эти мягкие волосы, погрузиться в желанную тьму, но холодные пальцы ее прикоснулись к его затылку, и голова Ривена остыла. Мадра ушла, одарив его быстрым взглядом своих проницательных глаз — блестящих и черных, как шкурка выдры. И улыбка ее тоже была как дар.
Холодный влажней нос ткнулся ему в колено, — он протянул Флейте под стол кусок оленины. Или, может быть. Барабану. Волк взял мясо с руки осторожно и нежно, будто котенок, и лизнул его в ладонь. Ривен поймал на себе взгляд Мертаха. Изменяющий Облик загадочно ухмыльнулся, как какой-нибудь гном.
— Ты мне его не балуй. И так половина тех, кто сидит в зале, будут сегодня подкармливать эту парочку. — Он поднял кружку, блестящую капельками влаги. — Здоровья вам, полной жизни и счастья. И времени, чтобы всем этим насладиться.
Собравшиеся за их частью стола — в основном, стражи — подняли свои кружки. Грянул ответный тост, в котором выделялся голос Ратагана. Ривен сделал добрый глоток холодного пива и ощутил, как оно охладило горло и тут же согрело его нутро. В голове прояснилось.
В зале стало жарко и шумно. Пиво и вино развязали языки. Пирующие терзали куски говядины, баранины и оленины, не забывая зажаренных куропаток и фазанов, хрустели яблоками, грушами, сладким луком, вгрызались в сыр и ржаной хлеб, запивая все это вином или пивом. Немногочисленным дамам, присутствующим на пиру, дана была привилегия пить из хрустальных или серебряных кубков. Бутыли вина загромождали стол, точно этакие молчаливые стражи. Кости бросали прямо на пол, борзые ссорились из-за них, но всегда уступали волкам Мертаха, если Флейта или Барабан проявляли вдруг интерес к какому-нибудь кусочку. Перекрикивая друг друга, стражи хвастались подвигами в былых стычках и на охоте, бароны — фамильной историей и тем, чей род древнее. Причем чем больше они выпивали эля, тем менее правдоподобными становились их доводы. Ривен наблюдал за тем, как Брагад, размахивая руками, что-то доказывает Байклину, задумчиво потягивающему вино. Холодный пристальный взгляд Маско остановился на Ривене, а затем вернулся к Джиннет. Она склонилась к нему, чтобы что-то сказать. В суете, царившей за столом, никто не обращал на них внимания. Лионан, местный щеголь, прикрывшись рукой, вел разговор с мрачным Маллахом, который угрюмо вливал, в себя пиво, пялился на девиц, прислуживающих за столом, когда те проходили мимо него, и задумчиво посасывал свой черный ус. Глаза Гвилламона горели, словно зеленые огоньки в тумане. Он улыбнулся, поймав блуждающий взгляд Ривена, и поднял свой кубок в приветствии. Ривен тоже поднял свой бокал, хотя и без улыбки. Он вспомнил колдуна с серо-стальными очами из своей второй книги. Быть может, Гвилламон и есть тот колдун. Теперь, когда все они восседали в нескольких ярдах от него, Ривену было трудно вспомнить, о ком из этих людей он писал в своих книгах.
Он тряхнул головой и глотнул еще крепкого пива. Ему не хотелось есть, а алкоголь разбудил его воображение — оно воспарило куда-то ввысь, к черным от печной копоти балкам крыши, и Ривен потерял нить истории, которую рассказывал ему Ратаган. Ту самую, про гнома и дрова. Мысли его обратились к Дженни. Дженни, притихшей в его объятиях. Но как-то незаметно мысли эти сменились мыслями о другой. О Мадре. Когда она наклонилась, чтобы подлить ему пива, ее груди качнулись под тканью платья, и Ривен смог различить тугие соски. Ему вдруг захотелось коснуться их, взять ее груди в ладони, но, с остервенением опрокинув свою кружку пива, он — не без усилия — отвел взгляд.
Еще ребенок. Боже мой! Кроме того, у меня есть жена.
Жена. Здесь, в этом мире, где ее не было никогда. Среди людей, которых не было в моем мире. Здесь, где двойник ее бродит пугливой тенью среди холмов или флиртует в пиршественных залах. Он склонил голову.
Она умерла. Ее похоронили в Портри. Но где это — Портри?
Он сделал еще несколько глотков пива.
А где я?
Стало душно. На лбу у Мадры поблескивали капельки пота. Она хмурила брови, словно бы полностью сосредоточившись на том, как бы не расплескать вино. Пятна от пролитого вина растеклись по ее переднику.
Ривен сорвал свою повязку и отшвырнул прочь. Айса поднял ее, бросив на Ривена странный взгляд. Проявление сочувствия? — подумал тот, но тут же мысленно рассмеялся. Жди от миркана сочувствия. Как от козла молока.
Есть давно уже перестали — пошла настоящая пьянка. Все происходящее очень напоминало Ривену сцену пьяного разгула из какой-нибудь древней саги. Даже Байклин, похоже, забыв о своей осмотрительности, скалил зубы не хуже других. Кто-то отплясывал дикий танец прямо на столе, опрокидывая деревянные тарелки на пол. Судя по синему кушаку, то был страж. Лицо его раскраснелось от духоты и выпитого вина. Смехом и хлопками встречали зрители его ужимки. Наблюдая за ним, Ривен почувствовал, что к нему возвратилось былое спокойствие, и решил дотронуться до волос Мадры, когда она в следующий раз подойдет к нему. Ключица болела, он принялся растирать ее здоровой рукой, чтоб разогнать ощущение онемелости. Ривену хотелось попросить об этом Мадру, но она была занята на другой половине зала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58