https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/s-gigienicheskim-dushem/
Змеи сами выдавали себя, бросаясь на Владия, а эти не спешат, выжидают.
Княжич сделал легкий выпад, его меч описал широкий полукруг, намеренно не затронув стражей туннеля. Он не хотел лишней крови и, если б мог разомкнуть уста, попробовал бы уговорить воина выпустить их отсюда. Однако воин, соответственно и его двойники, рассудил иначе. Три копья резко рванулись вперед, целя в грудь юноши.
Владий отскочил в сторону и нанес удар по ближайшему противнику. Со звоном посыпались на каменный пол осколки хрусталя — ближайший оказался фальшивым. Без промедления Владий вонзил клинок в открывшийся из-за щита левый бок следующего стражника — и вновь хрустальный перезвон, вновь копия, а не подлинник. Что ж, зато теперь остался один, настоящий. И этот оставшийся, издав гортанный клич, ринулся на княжича.
Владия удивило, что страж туннеля действует столь грубо-прямолинейно, будто собирается насадить на копье не сильного соперника, а бычка несмышленого. Похоже, за долгое время своей тихой караульной службы он совсем разучился владеть боевым оружием. Владий без труда отбил эту бездарную атаку и, не желая убивать, просто ударил стражника в лоб рукоятью своегo меча. Тот рухнул как подкошенный. Маска на его лице лопнула, открыв изумленному взору княжича довольно миловидное женское лицо.
Вообще-то, следуя жестоким законам ведения боевых действий на незнакомой территории, он должен был еще одним ударом добить врага. Ведь, придя в себя, тот мог поднять тревогу, направить по их следам погоню, да и мало ли какую каверзу подстроить. Владий не стал убивать женщину. Разломав о колено копье стражника, он отбросил обломки в сторону и направился за Белуном в золотой туннель.
На сей раз им не пришлось плутать в мрачном лабиринте. Прямой, как стрела, туннель очень скоро вывел их из подземелья на открытое пространство. Вперед насколько хватало взгляда, раскинулась необъятна горная страна. Солнце клонилось к закату, окрашива снежные вершины фантастическим лазорево-алым светом. Юноша стоял рядом с Учителем на крошечном каменном карнизе и вдыхал свежий высокогорный воэ дух всей грудью. И хотя дышать в разряженной атмосфере было не очень легко, после подземных приключений здесь каждый глоток казался ему божественным нектаром.
Вдруг чувство близкой опасности заставило его почти инстинктивно броситься к чародею и, закрывая его своим телом, прижать к гранитной стене. В то же мгновение с обломком копья наперевес мимо пролетела стражница золотого туннеля. Ее боевой клич превратился в предсмертный вопль отчаянья, когда, не удержавшись на узком карнизе, она рухнула в бездонную пропасть…
Что ж, Владий не смог бы теперь винить себя в ее смерти. Она сама ее выбрала.
Белун между тем словно и не заметил опасности, которая ему только что угрожала. Взгляд его был устремлен на соседнюю скалу, отделенную от них глубокой пропастью. У самой вершины скалы виднелся черный зев пещеры, именно в него сосредоточенно всматриваялся чародей.
Не произнеся вслух ни слова, одними губами он прочитал заклинание и… шагнул в пустоту. Широко раскрытыми глазами юноша смотрел, как спокойно, будто по твердой земле, он идет над бездной — по воздуху! И холодным потом покрылся Владий, когда внезапно сообразил, что сейчас ему предстоит проделать то же самое. Ведь сказано было: идти след в след за Учителем, ничему не удивляясь и во всем ему доверяя.
Призвав на помощь Перуна и всех прочих небесных богов, он приблизился к краю площадки, глубоко вздохнул и сделал первый безумный шаг. На долю мгновения ему показалось, что мир опрокинулся. Вот сейчас он, как до этого стражница, полетит с обрыва на острые камни, устилающие дно ущелья! Однако ничего подобного не случилось. Его нога ощутила хотя и зыбкую, опасно колеблющуюся под тяжестью человеческого тела, но все-таки вполне реальную опору.
Второй шаг дался ему легче. Третий, четвертый… Он был примерно на середине этой невероятной «воздушной тропы», когда услышал над головой шум крыльев и злобный клекот. Прямо на него устремился невесть откуда взявшийся горный орел!
В последний момент Владий успел пригнуться, и птица пронеслась мимо, лишь слегка оцарапав его плечо острыми, как железные крючья, когтями. Пока она делала быстрый разворот над ущельем, чтобы повторить атаку, юноша обнажил меч и постарался занять более Удобную позицию. Хуже всего было то, что он не знал ширины «воздушной тропы», любое неосторожное движение грозило гибелью.
Белун, уже ступивший на каменную площадку перед пещерой, с тревогой наблюдал за Владием.
Орел камнем упал на юношу. Они столкнулись грудь в пудь. Когти вцепились в левую руку княжича, которой он заслонился от птицы, чтобы смягчить удар. Крепкий изогнутый клюв рассек ему лоб, и кровь залила лицо. Владий качнулся, едва не потерял равновесие, но устоял.
Орел еще и еще раз ударил клювом, оглушающая боль пронзила плечо и голову. Владий извернулся, сбросил-таки с себя могучую птицу. Судорожно взмахивая крыльями, она старалась остановить свое беспорядочное падение. Вероятно, в борьбе с юношей орел повредил крыло, потому что сразу взмыть вверх ему не удалось. Это промедление оказалось для него роковым.
Владий резко, как кидают кинжал, без замаха и почти не целясь, бросил в орла свой меч. Клинок насквозь пробил его спину и вышел наружу из груди. Клекот оборвался хрипом. Орел, захлебываясь кровью и беспомощно кувыркаясь, свалился в пропасть.
Княжич утер лицо, пощупал ногой «тропу» и двинулся дальше. Об утраченном оружии, конечно, жалеть не приходилось. Однако он беспокоился: а вдруг в пещере на той стороне его ожидают новые схватки с врагами? Чем он будет обороняться?
Белун с нетерпением ждал своего воспитанника. Как только Владий ступил на твердую землю, чародей обнял его, всем видом показывая, что гордится им и чрезвычайно рад счастливому исходу неожиданного поединка. По поводу же пропавшего меча Белун лишь улыбнулся и рукой махнул. Дескать, ничего страшного, оружие больше не понадобится.
Они вошли под своды пещеры. Когда темнота вокруг сгустилась, чародей указал Владию на мешочек, в котором был спрятан уголек из очага Белого Замка, а затем на видневшиеся у стен треножники светильников. Поняв, что от него требуется, юноша достал уголек и ощутил его живое тепло, словно только-только вынул его из огня. Быстро поднес уголек к светильнику — и загорелось ровное, чуть голубоватое пламя. Так и пошли дальше, от одного светильника к другому, постепенно высвечивая всю пещеру.
Оказалось, что они идут по кругу, обходя огромный каменный зал. На стенах за треножниками были укреплены массивные мраморные плиты с таинственными письменами, а в центре зала возвышалось величественное изваяние. Лишь когда все светильники были зажжены и пламя их смогло озарить эту грандиозную фигуру целиком, Владий узнал ее — Перун!
Всмотревшись внимательней, юноша с удивлением отметил, что, хотя первое впечатление не обмануло его, сей каменный исполин весьма отличается от тех идолов княжеского бога, которых ему доводилось видеть прежде. И не только размерами (похоже, что его изваяли из целой скалы), но всем обликом и даже тем уже, что не стоит он здесь врытый в землю или водруженный на каменный постамент, а торжественно восседает на троне, шуйцу свою возложив на большой алмазный шар и в деснице сжимая меч, подобный молнии.
Голова Перуна была из золота, а волосы на ней и густая, по грудь, борода — из серебряных нитей. Венчала его изумительной красоты хрустальная корона, в гранях которой сверкали, радужно преломляясь, отблески пламени пещерных светильников. В глазницах божества чудодейственно горели два изумруда, — Владий, если б сам не увидел, никогда бы не поверил, что могут быть изумруды такой величины!
Но самое удивительное, что глаза Перуна казались живыми. Он будто изучал сейчас юношу, насквозь просвечивая его тело и душу, без расспросов вызнавая все его помыслы и сокровенные желания. Княжич невольно потупил взор, хотя уверен был, что стыдиться ему нечего.
Чародей, положив руку на плечо своего ученика, подвел его к стопам Перуна и впервые за весь этот Долгий день громко и отчетливо произнес:
— Взгляни, Перун, боже могущественный и справедливый, на этого человека, взгляни без предубеждения, взгляни пристально. Узри его прошлое и будущее. И скажи мне: он выдержал испытание?
Божество не раскрыло свои уста, но под сводами пещеры раздался громоподобный голос, который мог принадлежать только богу:
— Да, он выдержал испытание.
Эхо, многократно повторив слова Перуна, унесло их за пределы пещеры и обрушило на вершины гор. Дрогнул вечный снег на крутых склонах. Встрепенулись и взмыли ввысь птицы. Могучий барс поднял морду к Ш небу и замер, прислушиваясь.
— Боже праведный и вездесущий, дай заветы тому, кто ждет их у ног твоих!
— Он уже знает мои заветы.
— Подтверди их, Перун, ибо он — человек.
— Разве он немощен?
— Нет.
— Безволен?
— Нет.
— Разумен ли он?
— — Да.
— Так для чего повторять известное?
— Для силы, для воли, для разума, — настаивал чародей.
— Ладно, — смилостивился голос. — Пусть подойдет и коснется шара земного…
Белун подтолкнул юношу еще ближе к стопам изваяния, заставляя склонить голову и пасть на колени. Но странное чувство противоречия (иного определения он —не мог подобрать ни тогда, ни позже) заставило княжича гордо выпрямиться, сбросить руку Учителя, встать на нижнюю ступеньку трона и посмотреть истукану прямо в глаза-изумруды.
— Говори, если есть что сказать, — обратился Владий к Перуну, поражаясь собственной смелости. Почему-то он был уверен, что действует сейчас совершенно правильно. — Я человек, да. Я несовершенен и не знаю пути своего. Но я не раб, поэтому сам решаю, каким заветам мне следовать, а каким — нет, даже если исходят они от всемогущего княжеского бога.
Владий хотел еще многое сказать, однако слова в горле застыли. Видимо, главное уже было произнесено. Он протянул руку и возложил ладонь на алмазный шар — рядом с каменной дланью Перуна.
В пещере повисла продолжительная тишина. Даже чародей затаил дыхание. Даже пламя светильников застыло намертво и тени перестали бегать по плитам с таинственными письменами.
— Ты выдержал испытание, — произнес наконец неведомый голос, и, как показалось Владию, произнес с удивленным почтением. Еще чуть помедлив, голос… расхохотался!
— Так вот ты каков?! — раздалось под пещерными сводами, едва затихли громовые раскаты божьего смеха.
Голос был тот же, но все же немного иной, будто очнувшийся после долгого сна.
— Твое сердце свободно от коварства и лжи. Следуй за ним. Пусть сила твоя будет всегда справедливой. Твой разум найдет ответы… Ступай по следу грядущего. Вот и все заветы мои.
Юноша отступил назад и на сей раз с благодарностью поклонился. Теперь тишину нарушил чародей, поспешно и требовательно обратившийся к Перуну:
— Имя!.. Назови его имя!
Вновь возникла долгая пауза. Владий с удивлением увидел, что чародей, всегда сохранявший спокойствие и невозмутимость, сейчас необычайно взволнован. На его лице резко обозначились морщины, на висках выступили капли пота. Похоже, ответ Перуна имел для чародея очень большое значение. И ответ прозвучал:
— Отныне и на все времена имя ему — ВЛАДИГОР! Как только имя было названо, задрожали своды пещеры. Пламя светильников взметнулось под потолок и, словно исчерпав свою силу, тут же опало и угасло. В наступившей темноте юноше показалось на мгновение, что каменный исполин шевельнулся и даже ободряюще кивнул ему… Да нет, померещилось. Просто лучи закатного солнца, проникнув в пещеру, преломились в хрустальной короне божества, в его изумрудных очах. Затем и этот свет померк — солнце ушло за горный кряж.
Учитель и ученик поняли, что встреча завершена. Где-то с горы обрушилась стремительная лавина. Снежный барс громко взревел, приветствуя рождение героя. Гортанным клекотом вторили ему птицы. В долине затрубил гордый вожак оленьего стада, оповещая всех — друзей и врагов — о новом вожде человеческого племени. Одинокий волк, остановив свой бег, задрала голову к небу и повторил протяжным воем услышанное имя. Могучие деревья в предгорных лесах закачались, как под натиском бури, зашумели густыми кронами, затрещали крепкими сучьями, передавая новое имя княжича дальше и дальше, во все концы Синегорья…
Владигор вышел из пещеры и оглядел раскинувшийся у его ног прекрасный мир. Что ж, пора ему возвращаться к людям. Пора исполнить клятву, данную много лет назад в другой пещере — на берегу Чурань-реки. Время пришло.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Небо, ровно вполовину перекошенное мглой… Тащит ветер туч лавину, но другая половина все же плещет синевой!
На границе мглы и света,
в поединке света с мглой — луч полета, рикошета, наступающего лета луч янтарно-золотой.
Ветер кружит над дорогой
семихвосткой пылевой. Миг, наполненный тревогой, вьется ласточкой — высоко над моею головой.
Не кричит и не пророчит —
рассекает по косой
небо дня и небо ночи… У нее волшебный почерк — почерк мысли лучевой!
Что нам будет: путь над кручей.
мгла без вешки путевой? Вьется ласточка, но тучи ветер тащит… Где нам лучше — под грозой? под синевой?
На границе мглы и света,
в поединке света с мглой
жду от ласточки ответа
на вопрос о смысле света,
на вопрос безумный мой…
«Синегорские Летописания», Книга Семнадцатая, XI. Песня гусляра (современное переложение)
1. Ловушка
Оставив Лиходея возле коновязи, он вошел в полутемную корчму, пропахшую рыбой и брагой, выбрал место возле очага и сел, ожидая прислужника с кружкой медовухи и тарелкой щей. Именно такое разносолье было обещано резной табличкой над входом каждому посетителю корчмы всего за пять монет. Почему-то к нему никто не поспешил, более того — все, кто сидел поблизости, предпочли потихоньку переместиться к другим столам, и юноша неожиданно оказался в странном одиночестве.
Он внимательно оглядел неказистое помещение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Княжич сделал легкий выпад, его меч описал широкий полукруг, намеренно не затронув стражей туннеля. Он не хотел лишней крови и, если б мог разомкнуть уста, попробовал бы уговорить воина выпустить их отсюда. Однако воин, соответственно и его двойники, рассудил иначе. Три копья резко рванулись вперед, целя в грудь юноши.
Владий отскочил в сторону и нанес удар по ближайшему противнику. Со звоном посыпались на каменный пол осколки хрусталя — ближайший оказался фальшивым. Без промедления Владий вонзил клинок в открывшийся из-за щита левый бок следующего стражника — и вновь хрустальный перезвон, вновь копия, а не подлинник. Что ж, зато теперь остался один, настоящий. И этот оставшийся, издав гортанный клич, ринулся на княжича.
Владия удивило, что страж туннеля действует столь грубо-прямолинейно, будто собирается насадить на копье не сильного соперника, а бычка несмышленого. Похоже, за долгое время своей тихой караульной службы он совсем разучился владеть боевым оружием. Владий без труда отбил эту бездарную атаку и, не желая убивать, просто ударил стражника в лоб рукоятью своегo меча. Тот рухнул как подкошенный. Маска на его лице лопнула, открыв изумленному взору княжича довольно миловидное женское лицо.
Вообще-то, следуя жестоким законам ведения боевых действий на незнакомой территории, он должен был еще одним ударом добить врага. Ведь, придя в себя, тот мог поднять тревогу, направить по их следам погоню, да и мало ли какую каверзу подстроить. Владий не стал убивать женщину. Разломав о колено копье стражника, он отбросил обломки в сторону и направился за Белуном в золотой туннель.
На сей раз им не пришлось плутать в мрачном лабиринте. Прямой, как стрела, туннель очень скоро вывел их из подземелья на открытое пространство. Вперед насколько хватало взгляда, раскинулась необъятна горная страна. Солнце клонилось к закату, окрашива снежные вершины фантастическим лазорево-алым светом. Юноша стоял рядом с Учителем на крошечном каменном карнизе и вдыхал свежий высокогорный воэ дух всей грудью. И хотя дышать в разряженной атмосфере было не очень легко, после подземных приключений здесь каждый глоток казался ему божественным нектаром.
Вдруг чувство близкой опасности заставило его почти инстинктивно броситься к чародею и, закрывая его своим телом, прижать к гранитной стене. В то же мгновение с обломком копья наперевес мимо пролетела стражница золотого туннеля. Ее боевой клич превратился в предсмертный вопль отчаянья, когда, не удержавшись на узком карнизе, она рухнула в бездонную пропасть…
Что ж, Владий не смог бы теперь винить себя в ее смерти. Она сама ее выбрала.
Белун между тем словно и не заметил опасности, которая ему только что угрожала. Взгляд его был устремлен на соседнюю скалу, отделенную от них глубокой пропастью. У самой вершины скалы виднелся черный зев пещеры, именно в него сосредоточенно всматриваялся чародей.
Не произнеся вслух ни слова, одними губами он прочитал заклинание и… шагнул в пустоту. Широко раскрытыми глазами юноша смотрел, как спокойно, будто по твердой земле, он идет над бездной — по воздуху! И холодным потом покрылся Владий, когда внезапно сообразил, что сейчас ему предстоит проделать то же самое. Ведь сказано было: идти след в след за Учителем, ничему не удивляясь и во всем ему доверяя.
Призвав на помощь Перуна и всех прочих небесных богов, он приблизился к краю площадки, глубоко вздохнул и сделал первый безумный шаг. На долю мгновения ему показалось, что мир опрокинулся. Вот сейчас он, как до этого стражница, полетит с обрыва на острые камни, устилающие дно ущелья! Однако ничего подобного не случилось. Его нога ощутила хотя и зыбкую, опасно колеблющуюся под тяжестью человеческого тела, но все-таки вполне реальную опору.
Второй шаг дался ему легче. Третий, четвертый… Он был примерно на середине этой невероятной «воздушной тропы», когда услышал над головой шум крыльев и злобный клекот. Прямо на него устремился невесть откуда взявшийся горный орел!
В последний момент Владий успел пригнуться, и птица пронеслась мимо, лишь слегка оцарапав его плечо острыми, как железные крючья, когтями. Пока она делала быстрый разворот над ущельем, чтобы повторить атаку, юноша обнажил меч и постарался занять более Удобную позицию. Хуже всего было то, что он не знал ширины «воздушной тропы», любое неосторожное движение грозило гибелью.
Белун, уже ступивший на каменную площадку перед пещерой, с тревогой наблюдал за Владием.
Орел камнем упал на юношу. Они столкнулись грудь в пудь. Когти вцепились в левую руку княжича, которой он заслонился от птицы, чтобы смягчить удар. Крепкий изогнутый клюв рассек ему лоб, и кровь залила лицо. Владий качнулся, едва не потерял равновесие, но устоял.
Орел еще и еще раз ударил клювом, оглушающая боль пронзила плечо и голову. Владий извернулся, сбросил-таки с себя могучую птицу. Судорожно взмахивая крыльями, она старалась остановить свое беспорядочное падение. Вероятно, в борьбе с юношей орел повредил крыло, потому что сразу взмыть вверх ему не удалось. Это промедление оказалось для него роковым.
Владий резко, как кидают кинжал, без замаха и почти не целясь, бросил в орла свой меч. Клинок насквозь пробил его спину и вышел наружу из груди. Клекот оборвался хрипом. Орел, захлебываясь кровью и беспомощно кувыркаясь, свалился в пропасть.
Княжич утер лицо, пощупал ногой «тропу» и двинулся дальше. Об утраченном оружии, конечно, жалеть не приходилось. Однако он беспокоился: а вдруг в пещере на той стороне его ожидают новые схватки с врагами? Чем он будет обороняться?
Белун с нетерпением ждал своего воспитанника. Как только Владий ступил на твердую землю, чародей обнял его, всем видом показывая, что гордится им и чрезвычайно рад счастливому исходу неожиданного поединка. По поводу же пропавшего меча Белун лишь улыбнулся и рукой махнул. Дескать, ничего страшного, оружие больше не понадобится.
Они вошли под своды пещеры. Когда темнота вокруг сгустилась, чародей указал Владию на мешочек, в котором был спрятан уголек из очага Белого Замка, а затем на видневшиеся у стен треножники светильников. Поняв, что от него требуется, юноша достал уголек и ощутил его живое тепло, словно только-только вынул его из огня. Быстро поднес уголек к светильнику — и загорелось ровное, чуть голубоватое пламя. Так и пошли дальше, от одного светильника к другому, постепенно высвечивая всю пещеру.
Оказалось, что они идут по кругу, обходя огромный каменный зал. На стенах за треножниками были укреплены массивные мраморные плиты с таинственными письменами, а в центре зала возвышалось величественное изваяние. Лишь когда все светильники были зажжены и пламя их смогло озарить эту грандиозную фигуру целиком, Владий узнал ее — Перун!
Всмотревшись внимательней, юноша с удивлением отметил, что, хотя первое впечатление не обмануло его, сей каменный исполин весьма отличается от тех идолов княжеского бога, которых ему доводилось видеть прежде. И не только размерами (похоже, что его изваяли из целой скалы), но всем обликом и даже тем уже, что не стоит он здесь врытый в землю или водруженный на каменный постамент, а торжественно восседает на троне, шуйцу свою возложив на большой алмазный шар и в деснице сжимая меч, подобный молнии.
Голова Перуна была из золота, а волосы на ней и густая, по грудь, борода — из серебряных нитей. Венчала его изумительной красоты хрустальная корона, в гранях которой сверкали, радужно преломляясь, отблески пламени пещерных светильников. В глазницах божества чудодейственно горели два изумруда, — Владий, если б сам не увидел, никогда бы не поверил, что могут быть изумруды такой величины!
Но самое удивительное, что глаза Перуна казались живыми. Он будто изучал сейчас юношу, насквозь просвечивая его тело и душу, без расспросов вызнавая все его помыслы и сокровенные желания. Княжич невольно потупил взор, хотя уверен был, что стыдиться ему нечего.
Чародей, положив руку на плечо своего ученика, подвел его к стопам Перуна и впервые за весь этот Долгий день громко и отчетливо произнес:
— Взгляни, Перун, боже могущественный и справедливый, на этого человека, взгляни без предубеждения, взгляни пристально. Узри его прошлое и будущее. И скажи мне: он выдержал испытание?
Божество не раскрыло свои уста, но под сводами пещеры раздался громоподобный голос, который мог принадлежать только богу:
— Да, он выдержал испытание.
Эхо, многократно повторив слова Перуна, унесло их за пределы пещеры и обрушило на вершины гор. Дрогнул вечный снег на крутых склонах. Встрепенулись и взмыли ввысь птицы. Могучий барс поднял морду к Ш небу и замер, прислушиваясь.
— Боже праведный и вездесущий, дай заветы тому, кто ждет их у ног твоих!
— Он уже знает мои заветы.
— Подтверди их, Перун, ибо он — человек.
— Разве он немощен?
— Нет.
— Безволен?
— Нет.
— Разумен ли он?
— — Да.
— Так для чего повторять известное?
— Для силы, для воли, для разума, — настаивал чародей.
— Ладно, — смилостивился голос. — Пусть подойдет и коснется шара земного…
Белун подтолкнул юношу еще ближе к стопам изваяния, заставляя склонить голову и пасть на колени. Но странное чувство противоречия (иного определения он —не мог подобрать ни тогда, ни позже) заставило княжича гордо выпрямиться, сбросить руку Учителя, встать на нижнюю ступеньку трона и посмотреть истукану прямо в глаза-изумруды.
— Говори, если есть что сказать, — обратился Владий к Перуну, поражаясь собственной смелости. Почему-то он был уверен, что действует сейчас совершенно правильно. — Я человек, да. Я несовершенен и не знаю пути своего. Но я не раб, поэтому сам решаю, каким заветам мне следовать, а каким — нет, даже если исходят они от всемогущего княжеского бога.
Владий хотел еще многое сказать, однако слова в горле застыли. Видимо, главное уже было произнесено. Он протянул руку и возложил ладонь на алмазный шар — рядом с каменной дланью Перуна.
В пещере повисла продолжительная тишина. Даже чародей затаил дыхание. Даже пламя светильников застыло намертво и тени перестали бегать по плитам с таинственными письменами.
— Ты выдержал испытание, — произнес наконец неведомый голос, и, как показалось Владию, произнес с удивленным почтением. Еще чуть помедлив, голос… расхохотался!
— Так вот ты каков?! — раздалось под пещерными сводами, едва затихли громовые раскаты божьего смеха.
Голос был тот же, но все же немного иной, будто очнувшийся после долгого сна.
— Твое сердце свободно от коварства и лжи. Следуй за ним. Пусть сила твоя будет всегда справедливой. Твой разум найдет ответы… Ступай по следу грядущего. Вот и все заветы мои.
Юноша отступил назад и на сей раз с благодарностью поклонился. Теперь тишину нарушил чародей, поспешно и требовательно обратившийся к Перуну:
— Имя!.. Назови его имя!
Вновь возникла долгая пауза. Владий с удивлением увидел, что чародей, всегда сохранявший спокойствие и невозмутимость, сейчас необычайно взволнован. На его лице резко обозначились морщины, на висках выступили капли пота. Похоже, ответ Перуна имел для чародея очень большое значение. И ответ прозвучал:
— Отныне и на все времена имя ему — ВЛАДИГОР! Как только имя было названо, задрожали своды пещеры. Пламя светильников взметнулось под потолок и, словно исчерпав свою силу, тут же опало и угасло. В наступившей темноте юноше показалось на мгновение, что каменный исполин шевельнулся и даже ободряюще кивнул ему… Да нет, померещилось. Просто лучи закатного солнца, проникнув в пещеру, преломились в хрустальной короне божества, в его изумрудных очах. Затем и этот свет померк — солнце ушло за горный кряж.
Учитель и ученик поняли, что встреча завершена. Где-то с горы обрушилась стремительная лавина. Снежный барс громко взревел, приветствуя рождение героя. Гортанным клекотом вторили ему птицы. В долине затрубил гордый вожак оленьего стада, оповещая всех — друзей и врагов — о новом вожде человеческого племени. Одинокий волк, остановив свой бег, задрала голову к небу и повторил протяжным воем услышанное имя. Могучие деревья в предгорных лесах закачались, как под натиском бури, зашумели густыми кронами, затрещали крепкими сучьями, передавая новое имя княжича дальше и дальше, во все концы Синегорья…
Владигор вышел из пещеры и оглядел раскинувшийся у его ног прекрасный мир. Что ж, пора ему возвращаться к людям. Пора исполнить клятву, данную много лет назад в другой пещере — на берегу Чурань-реки. Время пришло.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Небо, ровно вполовину перекошенное мглой… Тащит ветер туч лавину, но другая половина все же плещет синевой!
На границе мглы и света,
в поединке света с мглой — луч полета, рикошета, наступающего лета луч янтарно-золотой.
Ветер кружит над дорогой
семихвосткой пылевой. Миг, наполненный тревогой, вьется ласточкой — высоко над моею головой.
Не кричит и не пророчит —
рассекает по косой
небо дня и небо ночи… У нее волшебный почерк — почерк мысли лучевой!
Что нам будет: путь над кручей.
мгла без вешки путевой? Вьется ласточка, но тучи ветер тащит… Где нам лучше — под грозой? под синевой?
На границе мглы и света,
в поединке света с мглой
жду от ласточки ответа
на вопрос о смысле света,
на вопрос безумный мой…
«Синегорские Летописания», Книга Семнадцатая, XI. Песня гусляра (современное переложение)
1. Ловушка
Оставив Лиходея возле коновязи, он вошел в полутемную корчму, пропахшую рыбой и брагой, выбрал место возле очага и сел, ожидая прислужника с кружкой медовухи и тарелкой щей. Именно такое разносолье было обещано резной табличкой над входом каждому посетителю корчмы всего за пять монет. Почему-то к нему никто не поспешил, более того — все, кто сидел поблизости, предпочли потихоньку переместиться к другим столам, и юноша неожиданно оказался в странном одиночестве.
Он внимательно оглядел неказистое помещение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52