на нее могут наехать.
— Судя по вашему тону, мы такую форму не заполняли.
— Нет.
— Но ведь соответствующие службы рано или поздно это обнаружат, не так ли?
— Так, уж поверьте мне на слово. Я сорок лет подобными делами занимаюсь. По меньшей мере двадцать наших дочерних предприятий покупают акции в десяти различных странах. И если исключить какую-либо внутреннюю утечку информации, обнаружить это невозможно. Между тем о происходящем знаем только мы семеро. И если уж не доверять друг другу, то кому же и верить?
— Ну и как ведет себя биржа с тех пор, как мы влезли в это дело?
— Первоначальная цена полгода назад составляла двадцать четыре доллара за акцию. Пятничные торги остановились на отметке двадцать пять долларов восемьдесят центов. Прирост, таким образом, составляет около пяти процентов. А индекс Доу Джонса за то же время составил чуть более четырех. Разница, как видите, невелика. Дело в том, что наши брокеры поддерживают рабочее состояние — смотрят, как покупают другие заказчики, никак с нами не связанные. Короче, мы покупаем только в тех случаях, когда покупают и остальные. Таким образом, наша биржевая активность ни у кого не должна вызвать подозрений. Она и не вызывает.
— Откуда вы знаете?
— Нью-йоркская фондовая биржа имеет своих сторожевых псов — так называемую акционерную вахту, сформированную для того, чтобы отслеживать любые необычные сделки. У нас там есть свой человек, и он сообщает, что наши акции ничьего внимания не привлекают.
— Но ведь этот человек не знает, что они наши? Так? — Резерфорд задал вопрос, естественный для разведчика.
— Точно. Он просто сообщает нам, какие акции попали под увеличительное стекло. А что именно нас интересует, он и понятия не имеет.
— И сколько же мы на данный момент потратили на покупку акций?
— Примерно миллиард.
— Ничего себе! Я и не предполагал, что у нас столько денег.
— И тем не менее. Вообще-то у нас есть еще миллиард, но он будет использован, как часть собственного капитала для покупки контрольного пакета, когда мы официально объявим торги.
— Так что же, больше акций не покупаем?
— Разве что самую малость.
— А какую цену назначим на тендер?
— В точности пока трудно сказать. Скорее всего где-то порядка семидесяти пяти долларов за акцию.
— Получается, на каждой акции мы заработаем около пятидесяти долларов?
— Выходит, так. А всего около двух миллиардов. И еще — вернем тот миллиард, потраченный на покупку акций. Только имейте в виду, что из двухмиллиардной выручки надо вычесть миллиард, который пойдет на покупку контрольного пакета.
— И все равно на выходе у нас три миллиарда, на миллиард больше, чем вначале.
— Да, Билл, только выгодная сделка — не главная наша цель.
— Это я понимаю. И все же неплохо иметь такой побочный эффект. К тому же нам понадобится немало денег, чтобы расплатиться с ребятами, когда все будет сделано.
Уинтроп сложил руки на коленях и посмотрел в окно.
— Надеюсь, сегодня все пройдет нормально.
— Конечно. Феникс Грей еще никогда не подводил меня. — У Резерфорда невольно дернулась правая нога, и хоть движение было почти незаметно, от Уинтропа оно не укрылось.
— Как там с Фэлконом? — осведомился Резерфорд. О сегодняшнем деле ему говорить явно не хотелось.
— А что с Фэлконом? — Уинтроп перехватил холодный, немигающий взгляд Резерфорда.
— Он уже поступил на службу в Южный Национальный?
— Пока нет. Все в свое время.
— А откуда вам знать, примет ли он предложение ЮН?
— Оттуда. — В голосе Уинтропа зазвучали металлические нотки. — Фэлкон будет играть на нашей стороне, хотя сам об этом и не узнает.
Резерфорд колебался, прежде чем задал очередной вопрос. Вообще-то это было ему несвойственно, он никогда не испытывал сомнений, задавая вопросы даже директору ЦРУ. Но и то сказать, директор Уинтропу не ровня. Ему вообще очень мало кто ровня. Резерфорд осторожно спросил:
— У вас с Фэлконом ничего личного нет?
Уинтроп внимательно посмотрел на него:
— Отнюдь. С чего это вы вдруг?
Резерфорд побарабанил пальцем по большому переднему зубу.
— Когда у нас очередное заседание? — Он не хотел углубляться в вопрос — да и в ответ тоже. Достаточно того, что Уинтроп теперь знает, что он, Резерфорд, думает по этому поводу.
— Через три недели. Это будет предпоследнее заседание перед запуском проекта «Плеяда».
* * *
Анвар Али прислонился к кирпичной стене и глубоко затянулся «Кэмелом». Убивать — самая простая профессия на земле, надо только знать, что делаешь. Али медленно выпустил струю дыма в морозный ночной воздух. Ключ к профессии — не трогать заметных людей. Элементарное правило. Международные киллеры, убивающие политиков, судей, всяких грязных олигархов, — просто сумасшедшие. Конечно, они зарабатывают на каждом заказе миллионы, но, с другой стороны, против них — первоклассные агенты, преследующие этих киллеров до конца жизни, располагающие новейшими технологиями и видами оружия и, что еще хуже, имеющие возможность использовать это оружие и эти технологии, ни у кого и ничего не спрашивая. Али быстро перебрал в уме — МОССАД, ЦРУ, то, что осталось от КГБ, наконец, Интерпол. Убийцы на службе у государства, любящие свою работу. Опасное сочетание.
Али предпочитал устранять всяческую шушеру. Потому и гонялись за ним не первоклассные службы с их самоновейшим оборудованием, а местные власти, которые и труп-то, бывает, найдут спустя не одну неделю после убийства. К тому времени он давно похолодеет и следы сотрутся. Клиентура Али — мелкие гангстеры, владельцы небольшого дела, ревнивые любовники. Вращаясь в такой компании, получаешь меньше своих коллег, работающих наверху, — гораздо меньше, по правде говоря. Обычно не больше двадцати тысяч долларов за заказ. Тем не менее у Али есть большой, полностью выкупленный дом в Кармеле и очень приличный банковский счет. Он убивает людей девятнадцать лет и за все это время только один раз оказался в серьезной опасности.
Нынешний заказ привел его в Темпренс, Мичиган, на самой границе с Толедо, штат Огайо. Али торчал здесь с воскресенья, и местечко это опостылело ему. Ранней весной здесь сыро и холодно, так что не удивительно, что он простудился. Но хуже всего, что здесь ужасающе скучно. Проститутки уродливы и вульгарны, игорных домов нет вообще. По крайней мере, он таковых не обнаружил.
Дрожа на ночном холоде, Али поплотнее запахнул пуховик. Так хотелось вернуться в калифорнийское тепло, в родное стойло с проститутками. Как славно спать каждую ночь с новой женщиной. Моногамия не для мужчин, и Али не собирался менять заведенный порядок.
Али в последний раз затянулся, выплюнул окурок на мостовую, отфутболил его в сторону и при свете огней, круглосуточно освещавших химчистку в северном конце узкого торгового ряда, сверился с часами. Второй час ночи. Мишень опаздывает.
Али уже хотелось обратно в Кармел. Если бы он мог воспользоваться самолетом, то уже к полудню был у себя в постели. Но при нем оружие, поэтому придется ехать автомобилем. Али даже застонал при мысли об этом. Дорога от Толедо до Калифорнии — ужасное испытание.
Али огляделся. Мелкие гангстеры. Лучшие заказчики. Они никогда не испытывают угрызений совести, совершив убийство. Они не пытаются скостить гонорар. Они платят мелкими купюрами и после выполнения заказа никогда вас не ищут. Мелкие гангстеры всегда и при всех условиях стараются остаться в тени.
Почти так же надежны с этой точки зрения и мелкие предприниматели. И можно твердо рассчитывать на то, что путь, по которому деньги попадают тебе в карман, не проследить никому. Обычно эти люди откладывают необходимую сумму наличными, доллар за долларом, месяц за месяцем, так что следов не остается. Правда, иногда они пытаются снизить изначально назначенную сумму, но с Али такие штучки не проходят.
Что же касается ревнивых любовников, то это худшая и самая рискованная категория заказчиков. Ярость иногда доводит их до безумия. Даже если с виду это разумные люди, то, как убедился Али за долгие годы общения с ними, они в любой момент готовы взорваться. Ревнивые любовники, особенно мужчины, постоянно представляют себе партнершу в объятиях другого. А главное, после выполнения заказа ревнивый любовник вполне способен испытывать муки совести. И если такое произойдет, Али окажется беззащитен, а это ведет к возникновению «ситуации». Дело может даже дойти до того, что он или она побегут к властям во всем признаваться.
Однажды, правда, только однажды, с ним такое случилось. К счастью, женщина толком не разглядела его. Ее брат, который и организовал убийство, легко опознал бы Али, но тот разделался с ним еще до того, как до него добралась полиция. И он никогда больше не связался бы с ревнивыми любовниками, если бы не одно обстоятельство. Али любил деньги, а в мире полно ревнивых любовников.
Али бросил взгляд на небольшую стоянку, освещенную только двумя уличными фонарями. Машин в этот час не было вообще. Свой автомобиль Али оставил в полутора милях отсюда, в одном из жилых районов городка. По пути назад придется продираться сквозь довольно густые заросли, но он две ночи потратил на тренировку, все изучил, так что проблем быть не должно. Али потянулся за очередной сигаретой, но удержался от этого. Через несколько минут появится мишень, и тогда его ничто не должно отвлекать. Отвлечешься — угодишь в тюрьму, а Али скорее пошел бы на самоубийство, чем оказался за решеткой. Такой договор он давно заключил с самим собой.
К сожалению, сегодняшний заказчик — ревнивый любовник, богач-старикан, а его юная жена, красавица, любит погулять. Ее любовник только и знает, что занимается в спортивном зале и таскается за чужими женами, — по крайней мере, так утверждает муж. Гора мышц. Но есть одна загвоздка. Судя по всему, горе мышц известно, что у старикана денег куры не клюют и что он представляет собой нечто вроде столпа местного общества. Любитель чужих жен нашел способ сообщить старикану, что ему удалось запечатлеть себя и его красавицу в различных позах, скрыв при этом свое лицо. И если гора мышц не получит приличное материальное вознаграждение — для точности один миллион долларов, — он разошлет фотографии по разным организациям, где не очень-то умеют держать язык за зубами. Гора мышц полагала, что как раз нынче ночью, при встрече с Али, и произойдет обмен фотографий на наличные.
На стоянку упал свет фар медленно въезжающего автомобиля. Али скользнул за угол химчистки и выглянул наружу. При свете первого из двух уличных фонарей он увидел, что машина не полицейская. Но все равно следует соблюдать осторожность. Полиция проверяет торговый ряд по меньшей мере трижды за ночь — во всяком случае, так было вчера и позавчера, — и однажды машина была без опознавательных знаков.
Али оглянулся на деревья и кустарник, начинающийся сразу за стоянкой, — там ему предстоит скрыться сразу после исполнения заказа. На какой-то миг ему почудилось, что он заметил нечто необычное, какое-то непонятное движение, что-то постороннее. Али вгляделся во тьму, но ничего не разглядел. Лишь ветки шевелились на деревьях.
Машина медленно пересекла стоянку, направляясь в сторону дорожки, ведущей к магазинам, и остановилась у пиццерии, в трех зданиях от химчистки. Открылась водительская дверь, и из машины вышел мужчина. Он осторожно прикрыл дверь и негромко свистнул. Али вздохнул с облегчением. Мишень на месте. Свист — условный знак. Али прижал локоть к боку, нащупав в наплечной кобуре свой двадцать второй.
Приятно осознавать, что старый друг на месте. Он выбрал двадцать второй, потому что глушитель привинчивается к нему легче, чем к тридцать восьмому или сорок четвертому «магнуму». А если стрелять с близкого расстояния, то двадцать второй калибр так же надежен, как и другие.
У Али быстрее забилось сердце. Несмотря на девятнадцатилетний опыт и множество мишеней, всякий раз перед выстрелом адреналин дает о себе знать. Это хороший знак. Пройдет возбуждение — и Али поймет, что пора выходить из игры.
Мишень передвинулась, оказавшись в неярком пятне ультрафиолетового света, исходившего от магазина игральных карт, прямо рядом с химчисткой. Для уверенности Али еще раз нащупал пистолет в кобуре и дважды свистнул.
Мишень быстро повернулась в эту сторону.
— Сюда, — громко прошептал Али. Долгие годы жизни в Соединенных Штатах не избавили его от арабского акцента. Он прищурился, пытаясь разглядеть при тусклом свете лицо мужчины, но тщетно. Жаль — перед выстрелом всегда лучше видеть лицо жертвы.
Мишень приблизилась на пять шагов к Али.
— Стой.
Мишень повиновалась.
Али выступил из-за угла здания. Мишень была от него теперь меньше чем в десяти футах. У него бешено заколотилось сердце.
— Фотографии с собой?
— Что? — сдавленным голосом переспросила мишень.
Она явно нервничала.
— Пакет.
— А-а, пакет. Да-да, конечно, пакет с собой. А деньги?
— Деньги на месте. Но сначала пакет. — Али оглядел стоянку.
Мишень потянулась к карману пальто.
— Медленно. — Али вжался в стену на тот случай, если мишень попытается вытащить пистолет. Он извлек двадцать второй из кобуры и быстро навинтил глушитель на ствол.
Мишень достала конверт, опустилась на колени и подтолкнула его в сторону Али. Привычным, точно рассчитанным по времени шагом иранец вышел из-за угла здания, стал на колени, подтянул к себе конверт, поднялся, направил пистолет прямо в грудь мишени и выстрелил. Шума почти не было — глушитель сработал. Али выстрелил еще дважды в уже заваливающееся на мостовую тело.
Али прыгнул ему на грудь, как кошка. Мишень застонала. Али нащупал запястье мужчины и сразу же отметил, что не такой должна быть рука человека, который ежедневно поднимает тяжести. Жизнь еще слабо пульсировала в этом теле. Избегая умоляющего взгляда мужчины, Али безжалостно вдавил ему каблук в шею, наклонился и сделал еще один выстрел, на сей раз прямо в сердце. Пистолет он повернул под таким углом, чтобы пуля не срикошетила в него самого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48