Тишину нарушили шаги четверых здоровенных охранников, которых, повинуясь кивку Грэнвилла, вызвал метрдотель. Но в них уже никто не нуждался. Кунковски был повержен.
Фэлкон наблюдал, как человек распадается у него на глазах.
* * *
Грэнвилл Уинтроп сидел один в небольшой комнате для отдыха на четвертом этаже «Рэкет-клаб», выходившей окнами на Парк-авеню. Покуривая третью за вечер сигару, он задумчиво глядел на огни пробегающих внизу автомобилей. В этот ночной час Нью-Йорк казался таким мирным, особенно в легкой пелене падающего снега.
Фэлкон замешкался на пороге. Разговор предстоит нелегкий. Может, стоило подождать до понедельника? Он шагнул внутрь.
— А, Эндрю, заходите, — спокойно проговорил Уинтроп. — Дверь только за собой закройте.
Все, пути отрезаны. В семьдесят один год Уинтроп сохранил отменное чутье. Даже после всего выпитого — а выпито прилично — от внимания старика ничего не ускользает. Глубоко вздохнув, Фэлкон вошел в комнату. Конверт с премией надежно покоился во внутреннем кармане смокинга.
— Ну, как вам первое причастие?
— Любопытно. Правда, для мистера Кунковски и еще нескольких людей это был весьма неприятный вечер. — За спиной Эндрю щелкнул замок.
— Да, но это было необходимо, — бесстрастно отозвался Грэнвилл. Он не хотел говорить о Кунковски, которого для него больше не существовало.
— Довольны премией, Эндрю? — Голос Грэнвилла звучал так же ровно, но в глазах вспыхнули искорки.
Фэлкон опустил взгляд на мягкий голубой ковер. Грэнвилл всегда сразу берет быка за рога.
— Конечно. Бог мой, ведь есть люди, которые за всю жизнь столько не заработали. — Эндрю подумал об отце. Быть может, в этот самый момент сидит отец в своей квартирке, в обшарпанном двухэтажном доме, по соседству с такими же, как он, смотрит по черно-белому телевизору какой-нибудь старый фильм и кутается в одеяло, потому что нет у него денег отапливать зимой продуваемое со всех сторон жилье больше чем до четырнадцати градусов.
— Ну, там, откуда это пришло, денег побольше будет. Гораздо больше. — Грэнвилл махнул рукой так, словно миллион долларов — мелочь в кармане. — Я старался подкинуть вам еще полмиллиона, но другие члены комитета заупрямились. Банк носит мое имя, однако приходится быть дипломатом. — Грэнвилл умолк и фыркнул так, будто именно дипломатия — самая неприятная сторона его работы. — И все же это почти вдвое больше, чем за всю историю нашей компании получил компаньон со стажем в один год. — Грэнвилл немного помолчал. — Но вы заслужили эти деньги. Заслужили вплоть до последнего цента. — Грэнвилл поморщился, словно с неприязнью вспоминая перепалку с коллегами по Исполнительному комитету из-за премиальных Эндрю.
— Поверьте, я очень признателен вам, даже слов не подберу. — Фэлкон смущенно переступил с ноги на ногу.
Старик внимательно посмотрел на свою юную звезду.
— Наверное, не стоило бы говорить вам этого, Эндрю, — Грэнвилл повернулся к окну и тут же вновь перевел взгляд на Фэлкона, — но вы напоминаете мне меня самого в молодости. Блестящий, настойчивый, решительный и, конечно, любимец женщин. — Уинтроп широко улыбнулся, и морщинки по обе стороны его рта сложились в четко очерченную решетку. — Похоже, ко мне вы никогда не приходили с одной и той же дамой.
Они засмеялись, пожалуй, несколько принужденно, ибо в шутке Уинтропа проявилась явная симпатия к Фэлкону, отчего оба испытали неловкость. Люди вроде Уинтропа редко позволяют себе такую откровенность.
Он глубоко вздохнул.
— В один прекрасный день, Эндрю, вы станете старшим компаньоном. И день этот не так уж далек. Возможно, старую гвардию это не осчастливит, но в наши дни инвестиционные банки — игра молодых. Новые технологии обгоняют нас, стариков. Мы все еще выдаиваем клиентов, с которыми банк поддерживает отношения добрую сотню лет. Какое-то время это еще будет приносить дивиденды, но настанет час, когда источник иссякнет. И тогда нам понадобитесь вы.
Фэлкон опустил взгляд.
— Понимаю, понимаю, Эндрю, вам неловко слушать все это. Но это пьяный разговор — как, впрочем, и весь вечер. Правда, как подумаешь, что за год банк заработал около шестисот миллионов долларов, голова и без выпивки кругом идет. Особенно, если почти половина этой суммы принадлежит тебе лично.
Оба некоторое время молча, с застывшими лицами смотрели друг на друга. Затем Грэнвилл снова расплылся в широкой, непринужденной улыбке.
— Внизу еще есть кто-нибудь, Эндрю, мальчик мой?
Фэлкон покачал головой. Он ценил то, что Грэнвилл всегда обращался к нему по имени. Все остальные в банке звали его «Фэлкон». Безотчетно, должно быть.
— Нет, все ушли. Ведь уже три часа.
— Что, естественно, заставляет меня задать следующий вопрос: вы-то что здесь делаете?
— Сам толком не знаю. Просто решил поболтаться. Уходить не хотелось.
— Что-то никогда я не замечал, чтобы вы просто болтались. Вы ведь не из тех, кто транжирит время. Вы ни минуты не стоите на месте. Когда-нибудь это доведет вас до беды. Внутри у вас словно мотор заведен, я почувствовал это уже через три минуты после начала нашего собеседования в Гарварде. Оттого, конечно, я и взял вас на работу. Любой ваш шаг преследует определенную цель. Тому, что вы делаете, всегда есть причина. И сегодня вы задержались позже всех тоже не случайно.
Фэлкон поднял взгляд на старика. Последние четыре года Грэнвилл был его наставником и другом. Уже давно Эндрю не имел такого близкого, почти как отец, человека. Он вовсе не отличался сентиментальностью, но вдруг понял, что Грэнвилла Уинтропа ему будет не хватать. Но старик поймет его, и они навсегда останутся друзьями.
— Я ухожу из банка. — Фэлкон всегда говорил прямо, это было у него в характере, как и у Грэнвилла. Он попытался угадать по его лицу, как тот отнесся к услышанному, но тщетно. — У меня появилась некая возможность, — вновь заговорил Фэлкон, смущенный бесстрастием собеседника. — Возможность завести собственное дело. Мы с партнером разработали программу, которая, как нам кажется, найдет широкое применение в области здравоохранения. В перспективе это золотой дождь.
Уинтроп сдержанно улыбнулся.
— Миллиона за один вечер вам недостаточно? — спокойно осведомился он.
Фэлкон пропустил вопрос мимо ушей и продолжал уже более возбужденно. Сдержанная улыбка — дурной знак.
— У меня есть шанс заняться чем-нибудь самостоятельно. Это шанс заработать действительно большие деньги. Если все пойдет, как мы полагаем, через два-три года компания будет стоить от пятидесяти до шестидесяти миллионов долларов. И это по самым скромным подсчетам. Может, гораздо больше. И конечно, мы разместим свои средства в «Уинтроп, Хокинс и К°».
Грэнвилл отвернулся к окну.
— Я очень ценю все, что вы для меня сделали, Грэнвилл. Я расплатился со всеми долгами за обучение в колледже и университете, обзавелся кое-какими очень славными вещами, получил стартовый капитал для нового предприятия. И все это благодаря щедротам банка. И сегодняшней премии. Мне все еще не верится, что фирма — то есть вы — отвалили мне такую кучу денег. И все же я должен попытаться. Никогда не прощу себе, если не сделаю попытки. Знаю, шаг рискованный, но какого черта, семьи у меня пока нет, иждивенцев тоже. Самое время рискнуть. И мне совершенно не хочется ждать десять или пятнадцать лет, пока я стану старшим компаньоном здесь, в банке. А может, и никогда не стану. Да, я знаю, вы за меня, но кое-кто против. И если вам не удастся подставить плечо... — Фэлкон умолк. Сердце бухало в груди, как паровой молот. — Разумеется, и вы это прекрасно понимаете, из всей этой затеи может ничего не выйти. Девять из десяти новых начинаний в бизнесе не выдерживают и года. И если получится именно так, то есть если меня ждет провал, то я приползу назад и, надеюсь, местечко...
— Даже и не думайте, Фэлкон, возвращаться в «Уинтроп, Хокинс и К°», — отчеканил Уинтроп ледяным голосом. Казалось, четыре последних года мгновенно стерлись из его памяти. Он посмотрел Фэлкону прямо в глаза.
Тот слегка отступил, словно его обдало порывом холодного воздуха.
— Извините... — В груди его внезапно зародилось нечто похожее на ненависть.
— Прошу вас немедленно оставить помещение. — Голос Уинтропа звучал совершенно бесстрастно, точно так же, как при разговоре с Кунковски. — И не пытайтесь прийти сюда в понедельник, вас попросту не пустят. Я сам дам указания охране. Ваши личные вещи перешлют вам домой. Как компаньон со стажем всего лишь в один год вы, по нашим внутренним правилам, не можете претендовать на свою долю участия в акционерном капитале. Если не верите, сами посмотрите устав. Желаю удачи в вашем начинании. Всего доброго, мистер Фэлкон.
Эндрю подумал, не лучше ли дать задний ход, протянуть старику руку. Но тут же понял, что это бесполезно. В мгновение ока он, с точки зрения Уинтропа, переместился в то же измерение, что и Кунковски. Его попросту не существовало.
Глава 1
Февраль 1996 года
Фэлкон вглядывался в цифры отчета. Не надо было быть финансовым гением, чтобы понять их смысл. Товарищество с ограниченной ответственностью, занимающееся обеспечением компьютерных программ для медицинской промышленности, основанное четыре года назад им и Ридом Бернстайном, располагало всего десятью тысячами долларов наличных — этого не хватит даже для пятничной зарплаты. А поступлений, по крайней мере в ближайшие две недели, не предвидится, а если они и будут, то окажутся скудными, явно недостаточными для текущих расходов и опять-таки очередной недельной зарплаты.
Фэлкон откинулся на мягкую спинку удобного стула и начал подсчитывать крохотные трещинки в протекающем кафельном потолке. Если не случится чего-то экстраординарного, притом в ближайшее время, товарищество пойдет ко дну. Как говорится на Уолл-стрит, «падай и гори ясным пламенем, малыш. Падай и гори».
Фэлкон насчитал пятьдесят трещинок в одной кафельной плитке, понял всю бессмысленность этого занятия и, развернувшись на стуле, вгляделся через большое окно позади стола в здания и улицы городка. Отсюда, из кабинета, расположенного на четвертом этаже, он хорошо видел шпиль часовни Принстонского университета. Она величественно устремлялась в безоблачное, лазурное небо. День в средней части штата Нью-Джерси выдался великолепный.
Эндрю с шумом выдохнул воздух. Сейчас их товариществу следовало бы уже прочно стать на ноги, а его первоначальному пятисоттысячному вкладу принести десятки миллионов прибыли. Но юный мистер Бернстайн, этот якобы компьютерный бог и разработчик первоначального продукта фирмы, проморгал убийственный вирус в программе. Вылечить систему ему тоже не удалось, и замыслы Фэлкона превратились в дым, а его пятьсот тысяч долларов — в груду никому не нужной, по мнению большинства, бумаги.
Эндрю медленно повернулся к столу и посмотрел через стеклянную дверь кабинета на свою новую секретаршу. Она печатала какое-то письмо. Дженни Кейгл была привлекательной девушкой. Весьма привлекательной. Ее длинные каштановые волосы свободно падали на плечи, подчеркивая тонкость черт лица, бездонность голубых глаз, прикрытых пушистыми темными ресницами, полные и мягкие губы, гладкую кожу. Эндрю набрал в грудь воздуха.
Тут тоже есть свои проблемы. У Дженни три дырочки в мочке левого уха, цепочка на шее с выгравированным на ней именем хозяйки. Нередко на щеках у нее слишком много румян, а помада наложена кричаще толстым слоем. Да и туши на ресницах могло бы быть поменьше. В общем, это не тот стиль, к которому Эндрю привык в Нью-Йорке. Впрочем, большую часть недостатков легко устранить, если Дженни нанесет хоть один визит в какой-нибудь салон красоты на Пятой авеню. А пока требовать многого не приходится. В конце концов, Дженни — всего лишь девчонка из рабочей среды Джерси. И хотя познакомились они совсем недавно, знал ее Эндрю, можно сказать, всю жизнь.
Его взгляд скользнул по глубокому вырезу легкого свитера, едва прикрывавшему полную грудь девушки. Как-нибудь Эндрю придется поговорить с ней о фасоне платьев. Инженеров компании такой стиль одежды полностью обезоруживает.
Заметив, что Дженни поднимается со стула и направляется к нему в кабинет со стопкой писем, Фэлкон поспешно отвел взгляд.
— Эндрю?
Он притворился, будто полностью погружен в бумаги.
— Эндрю, — повторила Дженни, не повышая голоса.
— Да, Дженни? — Он оторвался от колонок с цифрами.
— Вот письма, которые были вам нужны.
— Отлично, давайте их сюда. Сразу же и подпишу.
Дженни смотрела, как он быстро раскладывает письма. Такие, как Эндрю Фэлкон, прежде ей не встречались. Высокий мужчина, больше шести футов двух дюймов ростом, с угольно-черными волосами, точеным лицом и широкими плечами. Но не только внешность делала Фэлкона таким привлекательным. У него было то, что Дженни называла «изюминкой» — скрытая, но несомненная уверенность в себе, что выражалось в голосе Эндрю, походке, чуть кривоватой улыбке, в том, как он постоянно и методично разминал левую руку. Глядя, как Эндрю подписывает письма, Дженни вдруг ощутила, что ее очень тянет к нему. Впрочем, глупости все это.
— Кофе хотите? — спросила Дженни, забирая у него письма.
— Да неплохо бы, спасибо.
Дженни немного потопталась на месте. Ответ его прозвучал слишком формально, слишком отчужденно.
— Все нормально?
Не отрывая головы от бумаг, Эндрю кивнул. Дженни направилась к двери, и боковым зрением он заметил, как при ходьбе легко колышется ее коротенькая юбка, едва прикрывающая бедра.
— Да, Дженни, послушайте-ка...
— Да? — Дженни остановилась на пороге.
Фэлкон подавил искушение вновь посмотреть на нее.
— Вам удалось разыскать Рида?
Казалось, Дженни разочаровал этот вопрос, словно она ожидала чего-то иного. Девушка покачала головой, и ее длинные каштановые волосы, как опахало, прошлись по лицу.
— Нет. Несколько раз звонила домой. В машину. Даже в университете, в кабинете профессора Байрона, искала. Увы!
— Ясно. Ищите дальше, ладно? Он мне очень нужен к половине пятого, когда здесь будет лорд Фроуворт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48