Клодия чуть не подавилась кусочком кальмара.
– Извините.
Клодия чувствовала, как в душу против воли закрадывается восхищение Аннушкой. Она и сама не раз мечтала, чтобы ее исключили из монастырской школы! Как часто во время нудных уроков географии Клодия придумывала дикие каверзы, за которые ее немедленно выгнали бы из школы!
– Интересно, за что исключили вашу дочь? Или об этом не стоит спрашивать?
– Не за обедом.
Какое-то время они продолжали есть молча, и за это время у Клодии возникло множество вопросов, на которые ей хотелось получить ответы. Разведен он или вдовец? Давно ли? Если разведен, то кто виноват в разводе? Он обманывал жену или жена оставила его ради другого мужчины? Или ей просто надоело жить с трудоголиком, у которого на первом месте всегда работа? Если разведен, то почему дочь не осталась с матерью? Может быть, опекунство над дочерью присудили ему, потому что мать сбежала с каким-нибудь волосатым рок-музыкантом? Или он вдовец? Обручального кольца не носит, но это еще ни о чем не говорит.
Мысль о кольце заставила ее подумать о руках. У мужчин Клодия прежде всего обращала внимание на руки. Они многое могли рассказать о человеке: грязные ногти, броские перстни, пальцы – толстые, как сосиски, или тонкие, белые… костлявые, потные, липкие…
Его руки были достойны мужчины IV категории. Твердые и умелые, с коротко подстриженными чистыми ногтями, они казались одновременно и сильными и нежными. Они, наверное, могли бы одинаково хорошо и колоть дрова, и выполнять тонкую работу, требующую гораздо большего мастерства.
Подали горячее. «Самое время!» – подумала Клодия, потому что разыгравшееся воображение заставило ее представить себе, как эти чувствительные пальцы расстегивают застежку бюстгальтера на спине…
Клодия, умоляю, веди себя прилично!
– Выглядит аппетитно, – весело произнесла она, как будто ни о чем, кроме еды, и не думала.
А что, если он один из тех опасных людей, которые видят тебя насквозь?
Однажды Клодия познакомилась с таким мужчиной, по которому давно вздыхала издали, но не подавала виду, потому что тот был слишком влюблен в себя. Во время их первого – и единственного – свидания он самодовольно заявил: «Я знаю, что вы ко мне неравнодушны. Я всегда знаю, когда женщина ко мне неравнодушна, потому что у нее расширяются зрачки, когда я к ней обращаюсь».
В течение минуты она пыталась сосредоточить внимание на самых далеких от эротики вещах: на том, что давно назрела необходимость как следует отчистить грязную духовку, на недоеденной половине мыши, которую Портли принес прямо к ней на постель. Ее чуть не вырвало, когда она увидела крошечные лапки и внутренности на своем пуховом одеяле.
Метод сработал безотказно. Чувствуя легкое головокружение, Клодия играла на тарелке кусочком цыпленка, подумывая о том, что повар, пожалуй, все-таки переусердствовал со сливочным маслом.
Отправив в рот пару кусочков рыбного ассорти, Гай Гамильтон спросил:
– Что-то вы притихли, надеюсь, это хороший признак?
Хотя Клодия почти решила, что его предложение ей не подходит, что-то мешало ему отказать. Чтобы потянуть время, она сказала:
– Вы ничего обо мне не знаете. Не обижайтесь, но обычно люди не просят первого встречного опекать своего ребенка.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
– Ну, во-первых, не такой уж она ребенок, а во-вторых, я очень хорошо разбираюсь в людях.
– Вы хотите сказать, что не нашли никого другого?
– И это тоже.
Ресторан к тому времени заполнился посетителями, вокруг слышались приглушенные голоса и позвякивание посуды.
– Можно полюбопытствовать, – спросила Клодия, – каким образом, по-вашему, я смогу удержать ее от предосудительных поступков? Например, если она, скажем, решит прогуляться по городу в шортах, как я должна ее остановить?
– У нее не будет возможности гулять по городу. Я заказал номера в отеле, расположенном в нескольких милях от города, а денег на такси я ей не дам.
– Чем же она будет заниматься целыми днями?
– А вы как думаете? – Гамильтон снова наполнил ее стакан. – Историей, математикой, биологией. Ей кажется, что она выиграла этот раунд. Она думает, что я махну рукой и позволю ей в течение двух недель бездельничать и развлекаться, но она ошибается. Аннушка поедет со мной и будет делать все положенные домашние задания. Если она будет честно работать, то ей позволят поваляться на пляже, покататься на водных лыжах и тому подобное. А если нет, пусть умирает со скуки. А для Аннушки, поверьте мне, нет ничего страшнее скуки. – Он поднял свой бокал. – Ваше здоровье.
– Ваше здоровье! – сказала она в ответ. Голос ее звучал как-то растерянно.
– Так вы согласны?
– Боюсь, что нет. Я очень сочувствую вам, – торопливо добавила Клодия, – но мне кажется, что я не смогу сыграть роль строгой старшей сестры, следящей за тем, чтобы младшая вовремя готовила уроки. Это мне не по нутру и приведет к совершенно обратным результатам.
– Дело не только в этом. Даже если она будет заниматься как следует, выполняя все указания преподавателей, ей наскучит целый день находиться в одиночестве. Я это понимаю, не такое уж я бесчувственное бревно.
У Клодии были по этому поводу некоторые сомнения.
– Она возненавидит меня из принципа.
– Может быть, сначала, но она не сможет не уважать человека, осмелившегося обнажиться в респектабельном ресторане.
– Я не обнажалась! – Злясь на себя, Клодия все-таки покраснела при одном воспоминании об отвратительном эпизоде. Но ведь все окружающие тогда отнеслись к этому так, словно она действительно устроила стриптиз. А шелковая рубашечка, наверное, показалась им не более чем полоской ткани, прикрывающей стратегическое место у стриптизерши.
– Вы понимаете, что я имею в виду. – Откинувшись на спинку стула, Гамильтон так пристально поглядел ей в глаза, что Клодии показалось, будто он видит ее насквозь. – Вы сами признались, что вам крайне неприятно заниматься этим. Неужели вы снова вернетесь к киссограммам? Неужели будете терпеливо позволять подвыпившим гулякам на холостяцких пирушках лапать себя, тискать и покрывать слюнявыми поцелуями?
Несколькими верными штрихами он нарисовал такую неприглядную картину, что заставил девушку поморщиться, на что, по-видимому, и рассчитывал.
– Не думаю, что умру от этого. По крайней мере будет что рассказать внукам.
– С другой стороны, – продолжал Гай, как будто и не слышал ее ответной реплики, – вы бы понежились на солнце возле бассейна в отеле, который считается одним из самых фешенебельных на Ближнем Востоке. Погода там в это время года стоит изумительная. Около 80° по Фаренгейту. Отель расположен на берегу небольшой бухты, там можно заниматься практически всеми видами водного спорта, а также, конечно, теннисом и легкой атлетикой. И сама страна волшебная. Горы и оазисы со множеством финиковых пальм, верблюжьи бега и дружелюбные, гостеприимные люди.
Клодия беспомощно взглянула на него.
– Это шантаж?
– Чепуха. Я просто сообщаю вам кое-какие сведения, чтобы вы могли принять решение.
Она впервые заколебалась. Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Не отвечайте, пока не закончите обед, – сказал Гамильтон. – И давайте на время сменим тему разговора.
Но Клодия не могла больше есть. От воспоминания о полусьеденной мыши и из-за необходимости принять решение она потеряла аппетит.
– Согласна сменить тему разговора. Начинайте. – Гай кивком головы указал на ее тарелку:
– Вам не понравился цыпленок?
– Нет, все в порядке. Просто я больше не хочу.
– Возьмите что-нибудь другое.
– Я уже не голодна.
– В таком случае перестаньте играть с едой на тарелке! – Не веря своим ушам Клодия взглянула на него. Гамильтон сказал это таким тоном, словно она шестилетний ребенок, устраивающий на тарелке островки из картофельного пюре посередине моря из соуса.
– Может быть, вы еще скажете, чтобы я доела все, иначе не получу пудинга?
К ее удивлению, уголок его губ приподнялся в улыбке.
– Извините. Это я по привычке.
– Вроде дамы – директора компании, которая во время делового обеда вдруг начинает мелко нарезать мясо на тарелке своего соседа?
– Да. – Он широко улыбнулся, показав отличные белые зубы, на лечении которых не разбогател бы ни один дантист.
Не улыбайся так, пожалуйста.
И без таких запрещенных методов воздействия ей было трудно беспристрастно и трезво взвесить его предложение.
Может быть именно поэтому он так и улыбается? Наверное, отлично знает, как действует его улыбка. Он хочет обвести тебя вокруг пальца и заставить плясать под свою дудку.
Но все ее умозаключения рухнули, когда она услышала следующие слова:
– Кого вы ожидали увидеть, когда оглядывались на входную дверь? У вас был вид загнанного в угол рыжего кролика.
Глава 3
Рыжего?! Да как он смеет!
Обычно Клодия называла цвет своих волос медно-золотистым.
– Если хотите знать, то я ожидала подвоха в отместку за киссограмму.
Черная бровь удивленно приподнялась.
– Например?
– Например, появления какого-нибудь омерзительного Тарзана, который попросит меня очистить ему банан.
Клодия могла поклясться, что на какое-то мгновение на лице Гамильтона появилась гримаса, как у человека, который едва сдерживает смех.
Однако Гай мужественно поборол свое желание.
– Вот как? Неужели вы и в самом деле думаете, что я стану тратить время на такую дурацкую затею?
– А почему бы и нет? Когда вы рассказали, в какое ужасное смятение я привела вашу тетушку, я подумала, что вы, возможно, захотите отплатить мне той же монетой. К тому же… – Если смеяться он считает ниже своего достоинства, то можно по крайней мере доставить себе удовольствие и поддразнить его. – Мужчины способны на необдуманные поступки, если их у всех на глазах выставить в смешном виде… Едва ли в тот вечер вы были в радужном настроении.
Он взглянул на нее с невозмутимым видом.
– Смешно выглядели только вы.
– Вам виднее, мистер Гамильтон, – покорно сказала Клодия, сопроводив слова милой улыбкой, которая, как предполагалось, должна была взбесить его.
Однако на него это не подействовало. С видом человека, терпение которого на исходе, Гай положил на стол вилку и нож.
– Если вы предполагали, что я задумал отомстить вам, то зачем пришли?
– Мысль о возможной мести не приходила мне в голову, пока я не пришла сюда. И ни о каких Тарзанах я не думала, тем более о бананах.
Клодия сделала паузу.
– Если уж вы действительно хотите знать, то я думала, что вы наркобарон.
К ее огорчению, Гамильтон не смутился.
– Я предполагал нечто подобное. Поэтому и предупредил заранее, что в моем предложении нет ничего противозаконного. – Девушка подняла глаза к потолку.
– Ну, конечно. – Далее следовали чьи-то бессмертные слова из пьесы какого-то классика: – Разве вы могли сказать что-нибудь другое?
Гамильтон ответил ей холодным насмешливым взглядом.
– Моя подруга Кейт, – продолжала Клодия, – предположила, что вы политический деятель, изображающий из себя респектабельного семьянина, на самом деле не являющийся таковым.
– Ну, спасибо, – сухо произнес он. – Если она вынесла свой вердикт на основе предоставленной вами информации, то могу себе представить, в каких «лестных» выражениях вы меня описали.
Не могла же Клодия сказать ему: «По правде говоря, я умышленно обманула Кейт, описывая вас, потому что не могла сказать ей, что вы безумно мне понравились и что с тех пор я потеряла покой».
– Я не описывала вас в нелестных выражениях. Просто у Кейт слишком живое воображение, не говоря уже о влиянии телепередач и всяких ужасов, которые печатают в воскресных газетах.
Гай приподнял бровь.
– Продолжайте.
– Что продолжать?
– Излагать домыслы вашей одаренной богатым воображением подруги. Горю желанием услышать, какие грязные предложения намеревался сделать этот политический деятель.
Гамильтон вырвал инициативу из ее рук и теперь забавлялся, пытаясь вывести ее из равновесия.
– Не смею повторить, – сказала Клодия, изобразив крайнее смущение. – Я ведь предупреждала вас, что воспитывалась в монастырской школе.
Уголки его рта снова дрогнули. «Может, у него нервный тик», – подумала Клодия. Он какое-то время молчал, посматривая на нее проницательным взглядом.
– Скажите, если вы считали меня наркобароном или грязным слизняком, выползшим на свет из-под скалы парламента, то почему пришли сюда?
Не могла же она ответить: «Если честно, я целую вечность не встречала мужчин категории IV. Видите ли, каждая девушка должна ловить свой шанс, если он ей представится».
– Чтобы бесплатно пообедать, – призналась она. – К тому же никогда не бывала в «Паоло».
– А кто вам сказал, что обед бесплатный? – сухо поинтересовался Гамильтон. Клодия понимала, что он ее поддразнивает, однако почувствовала некоторую неловкость.
– Ну, не только поэтому.
– Я так и подумал.
Гай сказал это довольно спокойно, ни в чем ее не обвиняя, и, возможно, поэтому у нее вдруг взыграла совесть. А кроме того, под воздействием выпитого вина у нее поубавилось решимости придерживаться в разговоре делового тона.
Она вдруг остро осознала, что Гамильтон находится слишком близко. Все ее нервные окончания принимали короткие электрические сигналы, волнами расходящиеся по всему телу.
Ты хоть сознаешь, что на взрывоопасном расстоянии от тебя находится около семидесяти пяти кг динамита?
Клодия откинулась на спинку стула, надеясь, что нервные окончания перестанут принимать тревожные сигналы.
– Вы правы, я пришла не для того, чтобы пообедать за ваш счет, а потом отвергнуть ваше предложение, каким бы оно ни было. Естественно, вы возбудили мое любопытство. Правда, я думала, что ваше деловое предложение едва ли будет приемлемым для меня. И, если говорить честно, – она вздохнула, – я пришла из-за своего кузена. Если я позволю ему выиграть пари, эта Жаба раздуется от спеси еще больше. Я не могу доставить ему такого удовольствия. Он с самого начала не ожидал, что я соглашусь на пари. Когда я сказала «по рукам», у него от удивления челюсть отвисла до пола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44