Клодия не сразу нашлась, что на это сказать.
А тут еще ты со своими ханжескими нравоучениями! Теперь вот чувствуешь себя как куча дерьма. Так тебе и надо.
Она облизала пересохшие губы.
– Гай, я действительно сожалею обо всем, что вам вчера наговорила. Но я ни о чем не знала.
– Вы и не могли знать.
Такая снисходительность заставила ее почувствовать себя еще хуже.
– Жаль, что вы мне раньше не рассказали.
Он приподнял бровь, как бы желая сказать: «Теперь поздно говорить об этом».
– Как говорит ваша матушка, неприлично до смерти утомлять людей разговорами о своих проблемах.
Она чуть было не сказала: «Меня бы это не утомило», – но он ее опередил.
– Как я уже говорил, в пятницу я намерен взять ее с собой, чтобы показать страну. Пятница по местным понятиям означает воскресенье. Она, конечно, не пожелает ехать, но я намерен показать ей, что в этой стране, кроме четырех стен гостиничного номера и бассейна, есть и еще кое-что.
Гай помедлил.
– Я помню, что вы мне сказали насчет необходимости уделять ей больше внимания, и вы, наверное, правы, но атмосфера не была бы такой напряженной в присутствии третьей стороны. Поэтому, если вы пожелаете присоединиться к нам…
Клодия не стала долго раздумывать. Ей и раньше приходилось разряжать атмосферу, когда время от времени у ее мамы возникали разногласия с собственной матерью: «Если я не поеду, дорогая, она рассердится еще больше, но в твоем присутствии нам будет легче все уладить».
– Спасибо. С удовольствием.
– Отлично. – Гай сказал это деловым тоном, словно решил какую-то проблему и вычеркнул ее из списка дел, отложенных на сегодня.
Допив кофе, он добавил:
– Мне, пожалуй, пора ехать. Наверное, я вернусь поздно, так что не ждите меня к ужину.
– Хорошо. Вы зайдете к ней перед отъездом?
– Непременно зайду. Задания, которые она уже сделала, необходимо передать по факсу в школу.
Он поднялся из-за стола.
– Вас не удивляет, что она все-таки начала заниматься? – спросила Клодия.
– Не очень. Ей стало скучно. Знаете, ведь Аннушка очень неглупа. Если бы было по-другому, я не стал бы проявлять настойчивость. Я не хочу, чтобы она бросила школу и превратилась в одну из никчемных девчонок-пустышек, предел мечтаний которых – упоминание их имени в колонке светской хроники. – Едва прикасаясь к ней пальцами, он похлопал ее по плечу. – Всего хорошего.
– До свидания.
«Уж лучше бы он этого не делал», – подумала она, глядя ему вслед.
– Дружеское похлопывание по плечу не воспринимается как дружеский жест, когда вы безумно влюблены в того, кто это делает. Если предполагается, что наши отношения будут исключительно деловыми, то ему надо строго придерживаться определенных правил. А это значит – никаких прикосновений. Как, черт возьми, мне удастся держать в узде свой трепет, если он все время норовит прикоснуться ко мне?
– На что ты жалуешься? Сама ведь знаешь, что тебе это нравится.
– Мне бы это нравилось значительно больше, если бы у этого было продолжение. Мне бы нравилось значительно больше, если бы он, например, сказал: «Послушайте, пока мы здесь, наши отношения должны строиться на сугубо деловой основе. Но когда мы вернемся домой…»
– Может быть, заткнешься? Заканчивай свой завтрак и думай о чем-нибудь другом.
Это было легче сказать, чем сделать. Она помешивала ложечкой третью чашку кофе, и мысли ее так же лениво кружились в голове, как кофе в чашке.
– Интересно, давно ли он последний раз испытывал «половое влечение»? Говорят, мужчины думают о сексе каждые две секунды, а если у него давно никого не было…
– Если уж на то пошло, то и у тебя тоже. И если уж говорить начистоту, то мысли о сексе не так уж редко посещали тебя. Нет, дело не только в нем. У тебя налицо все признаки старой как мир тоски от затянувшегося вынужденного воздержания, многократно усиленные близким соседством с мужчиной категории IV. Может быть, тебе пора обзавестись вибратором?
– Замолчи.
– По крайней мере после этого ты не будешь в агонии бросаться к телефону в ожидании звонка от этой штуковины.
– Уж лучше пусть будет агония.
Размышления о вибраторах наконец отвлекли ее мысли от Гая Гамильтона. Однажды их с Кейт пригласили на презентацию в узком кругу особого рода изделий, которые обычно реализуются через секс-шопы. Кейт заказала себе «игрушку» длиной десять дюймов черного цвета. Когда ее наконец доставили, они обе намочили штанишки от смеха, решив, что ею, наверное, хорошо прочищать засорившуюся кухонную раковину, и окрестили Вантузом.
При воспоминании о Вантузе у нее затряслись от смеха плечи, и два немца, которые вчера вышли из лифта, когда они его ждали, а теперь сидели за соседним столиком, стали как-то странно поглядывать на нее.
Около десяти утра она зашла к Аннушке.
– Как дела?
– Если хочешь знать, я, наверное, умру от скуки в этой дыре. Тут даже приличного радио нет. Я привыкла, чтобы у меня вовсю гремела музыка. – Она смерила Клодию взглядом с ног до головы. – Ты каталась утром с отцом на водных лыжах, да?
В ее топе улавливалась некоторая враждебность, как будто Клодия переспала с врагом.
– Да. Он рассказал тебе о дельфинах? – Враждебность заметно увеличилась.
– О каких еще дельфинах?
– Мы видели целую стаю дельфинов, они выскакивали из воды и резвились, как Флиппер.
– Он мне ничего не рассказывал. Я смотрела в окно и увидела, как вы возвращаетесь вдвоем.
Было заметно, что она сожалеет, что не видела дельфинов, хотя ни за что не призналась бы в этом.
– Они быстро уплыли, так что не особенно огорчайся. – Аннушка снова уселась за письменный стол, искоса поглядывая на нее.
– Он, наверное, выхвалялся вовсю, чтобы произвести на тебя впечатление?
– Он пытался помочь мне, – сказала Клодия. – Я и раньше пыталась научиться, но у меня ничего не вышло.
Аннушка снова искоса взглянула на нее.
– А теперь, конечно, его блестящее мастерство помогло тебе?
– По правде говоря, нет. Он пытался помочь, но чем больше старался, тем хуже у меня получалось. Я разозлилась и, боюсь, наговорила ему грубостей.
Как она и ожидала, это сразу же вызвало интерес.
– Каких, например?
– Не могу повторить.
– Да ладно тебе, давай.
Что ж, если мне удастся ее развеселить….
– Наговорила много всякого, в том числе сказала, чтобы он нашел колючую верхушку ананаса и засунул ее себе в задницу.
На лице Аннушки впервые после сцены во французском ресторане появилось выражение веселого злорадства.
– Не слабо! Жаль, что меня там не было. А он что сказал?
– Он сделал вид, что ничего не слышал.
– На него похоже. – Она откинулась на спинку стула. – Уверена, что он очень удивился, что ты не стала глупо хихикать и во всем ему поддакивать. Меня бесит, когда женщины ходят перед ним на задних лапках.
Почему это меня совсем не удивляет? Она будет терпеть мое присутствие, пока думает, что я не пляшу перед ним на задних лапках. Я, наверное, сошла с ума, когда захотела вдруг, чтобы он произнес что-нибудь вроде «но когда мы вернемся домой»…
С другой стороны, она не могла не посочувствовать девочке, не только потерявшей мать, но и вынужденной в трудном возрасте переехать в страну, которая, наверное, казалась ей чужой.
Ей хотелось как-нибудь деликатно направить беседу в это русло, но тогда Аннушка сразу догадается, что у них с Гаем состоялся доверительный разговор о ней.
– Могу я помочь тебе с каким-нибудь заданием?
– Нет, если только не хочешь сделать за меня математику. – Клодия скорчила гримаску.
– Нет уж, покорно благодарю. Ты придешь в бассейн в обеденный перерыв?
– Возможно.
– В таком случае до встречи.
Клодия вернулась в свой номер, собрала кое-какие вещи, чтобы отдать в стирку, и написала длинное письмо одной приятельнице, которая жила сейчас в Канаде. После этого она отправилась в бассейн, двадцать раз проплыла от борта до борта, посидела в тени с детективом в руках, но чтение быстро наскучило, и она почувствовала смутное беспокойство.
В обеденный перерыв пришла Аннушка, они утолили голод сандвичами, и Клодии все-таки удалось повернуть разговор в желаемом направлении.
– С катанием на обычных лыжах у меня никогда не возникало подобных проблем. На них по крайней мере стартуешь, в вертикальном положении.
Аннушка сидела рядом с ней в черном купальном костюме. Невооруженным взглядом было видно, что он стоит кучу денег. Костюм отличался простотой покроя, держится на одной бретельке, спина вырезана очень низко, бедра открыты очень высоко. Она выглядела гораздо старше своих шестнадцати лет благодаря хорошо сформировавшейся фигуре, которая выгодно отличалась от изможденных плоских фигур супермоделей.
– У меня никогда не было проблем ни с теми ни с другими лыжами, – пожав плечами, ответила Аннушка. – Я даже не помню, когда начала кататься. Наверное, лет с трех.
– Тебе повезло. Наверное, хорошо учиться всему этому, когда ты еще слишком мал, чтобы стесняться и бояться выставить себя на посмешище. – Клодия помедлила. – Ты, наверное, могла кататься даже у порога дома, если в раннем детстве жила в Швейцарии.
– Тебе отец рассказал об этом?
– Он упомянул об этом вскользь.
– Да. Когда они разбежались, мама уехала к своим родителям в Женеву. Я тогда была грудным младенцем. А когда мама умерла, я стала жить с бабушкой.
Клодия помолчала.
– Твоя мама была швейцаркой?
– У нее мама англичанка, а отец – бразилец, но он много лет работал в Европе, и они постоянно жили в Швейцарии.
Наконец что-то стало проясняться. Экзотическая смуглость Аннушки объяснялась наличием бразильских предков.
Когда-то у Клодии была подружка, похожая на Аннушку, которая благодаря итальянскому происхождению в свои тринадцать лет выглядела как женщина, тогда как ее сверстницы были еще детьми. Однажды она подслушала, как бабушка презрительно говорила маме: «Я бы на твоем месте запретила Клодии водить с ней дружбу. Девочкам в ее возрасте неприлично выглядеть подобным образом. Помяни мое слово, она попадет в беду». Лишь позднее Клодия поняла, о чем шла речь. Сэйра излучала сексуальность и обладала врожденной чувственностью, а у людей строгих правил, вроде ее бабушки, это вызывало недоверие с первого взгляда.
Аннушка выглядела так же. Кошмарный сон для родителей. Особенно для отца. Особенно для такого отца, который не так уж давно сам был молодым парнем.
– Тебе, наверное, было нелегко переехать в Англию? – спросила она.
– Я ее сразу же возненавидела. Лондон показался мне настоящей забытой Богом дырой.
– Разве ты не бывала там раньше? Ведь ты, наверное, виделась с отцом все эти годы?
– Время от времени. – Она передернула плечами и взяла в руки журнал, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
В течение последующих двух дней Клодия почти не виделась с Гаем. Он уезжал рано, возвращался поздно, и их разговоры были краткими и носили сугубо деловой характер. В четверг к вечеру он подошел к ней у бассейна.
– Аннушки нет в комнате, – сказал он.
Клодия в полудреме лежала на солнце и совсем не ожидала его появления. Она села и надела солнцезащитные очки.
– Она пошла прогуляться по пляжу.
– Прогуляться? Она чем-нибудь расстроена?
– Наверное, ей просто стало скучно. Страдает от отсутствия радио.
– Понятно. – Он поднял журнал, который Аннушка оставила на лежаке, и уселся. – Почему она читает эту чушь? – пробормотал он, бросая беглый взгляд на обложку журнала. На обложке крупным шрифтом было написано: НАУЧИ СВОЕГО МУЖЧИНУ НАХОДИТЬ ТВОИ ЭРОГЕННЫЕ ТОЧКИ.
Появись он на пляже на двадцать минут раньше, застал бы Клодию за чтением этой самой статьи, к которой она приступила после гороскопа, не сулившего ей ничего интересного.
– А что, по-вашему, она должна читать в шестнадцатилетнем возрасте? Советы по домоводству? «Экономист»?
– Нет, наверное.
На нем снова были темно-синие шорты и удобная голубая рубашка с коротким рукавом, которая была не застегнута и распахнулась, когда он сел.
Она старалась не замечать волосы на груди, дорожкой сбегавшие по животу и исчезавшие под шортами.
– Почему бы вам не поискать ее?
– Потому что я сначала хотел поговорить с вами. – Он искоса взглянул на нее. – Надо внести ясность в характер ваших служебных обязанностей, которые вы, очевидно, не вполне правильно поняли.
О Боже!
– Например?
– Например, я плачу вам не за то, чтобы вы выполняли за Аннушку ее домашние задания. А точнее, я плачу вам не за то, чтобы вы писали за нее рефераты по английской литературе.
– Что? – Почувствовав облегчение, она сразу же возмутилась: – Я не писала реферат за нее.
– Но вы ей помогали?
– Немного. Что в этом плохого?
– По ее словам, вы сделали больше чем «немного». – Клодия подумала, что надо будет поговорить с Аннушкой.
Из-за чего эта буря в стакане воды?
– Да, я ей помогала. Она не знала, с чего начать, а я по чистой случайности прочитала еще в школе именно этот роман Остен.
– Ладно, не ершитесь. Вижу, что вы не относитесь к числу ярых поклонников классики.
Черт побери!
Его взгляд упал на любовный роман, валявшийся между лежаками. Книга раскрылась на том месте, где она остановилась, заложив страницу своим посадочным билетом на самолет, и где подробно описывались самые невообразимые манипуляции Доминика с Натали и остальной компанией.
Она надеялась, что Гай, взглянув на книгу, отложит ее в сторону с каким-нибудь ехидным замечанием относительно «макулатуры», что позволило бы ей пробормотать что-нибудь не менее язвительное о «литературных снобах».
Вместо этого он секунд двадцать внимательно читал текст.
Как ни смешно это звучит, но она почувствовала смущение. Не потому, что он читал об акробатических трюках, которые проделывал Доминик с Натали, а потому, что он, наверное, представлял себе, как она читает эти бредни и млеет от возбуждения.
На самом деле это ее не возбуждало, потому что самые, казалось бы, пикантные сцены были на редкость неэротичны и возбуждали не более чем чтение главы о том, как починить водопроводный кран своими руками, из справочника «Сделай сам».
– Иисусе Христе, – пробормотал он наконец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44