Второй охранник, чернявый, похожий на цыгана Егор, раскинув руки, удивленно смотрел на мир широко открытыми глазами, и на его тельняшке расползалось огромное темное пятно. Егор поймал свою пулю, уже обернувшись назад для ответной стрельбы, но не успел, и на колени Анне тяжело упал взведенный, но так и не выстреливший ни разу револьвер. А из протаранившей их «девятки» к ней уже деловито устремился спортивного вида молодой мужчина славянской наружности в плотной лыжной шапочке. Анна обеими руками обхватила рукоятку револьвера, еще хранящую тепло уже холодных ладоней Егора, и подняла дуло на уровень груди спортсмена. Еще накануне Анна думала — легко ли убить человека, а теперь знала — легко. Гораздо легче, чем ударить, когда ты чувствуешь, как твоя рука касается чужого тела, как вспыхивают злобой глаза, как свистит в воздухе ненавистное дыхание. Стреляя, ты просто нажимаешь на курок: чик и кто-то там упал, а зачем он упал и почему — кто его знает… Этот кто-то, падая, потянул к себе ручку ее дверцы. Путь к свободе был открыт, но Анна все стреляла и стреляла, теперь уже в сторону водителя. Рука плясала от тяжести отдачи, и рассчитывать было не на что. Но новичкам всегда везет, судьба, как лукавый наперсточник, всегда подманивает нас первой, легкой, удачей, и сквозь разбитые окна Анна явственно увидела забрызганное кровью лобовое стекло красной «девятки». Если бы военрук, в которого она была влюблена в восьмом классе, знал, когда пригодятся его любимице навыки военного дела!
Нет, расстреляв все патроны, она не бросила оружия, не побежала с криком и слезами по улице. Пряча револьвер за пояс, под свитер, она метнулась из машины в сторону дворов, пробежала один пролет, потом заставила себя остановиться, идти неспешной походкой, улыбаясь мамам с колясками. Завернув в один из подъездов, она поднялась на последний этаж, содрала с себя парик, тщательно вытерла рукавом куртки револьвер и бросила его в мусоропровод. Потом засунула куртку и парик в рюкзак, припудрилась дрожащими руками. Пальцы с трудом удерживали зеркальце — крови нигде не было. Сердце билось и кричало так, что Анна думала, что оно может разорваться от малейшего движения. Минуту она просидела скрючившись, потом, собрав всю свою волю в кулак, вздохнула и медленно стала спускаться к лифту. На улицу вышла как ни в чем не бывало. Когда вдалеке раздался вой сирены, Анна уже садилась в автобус. Через пять остановок она сошла, снова прошла через дворы, у какой-то помойки выбросила парик и куртку, потом повторила свой заметающий следы маршрут еще раз, теперь уже на троллейбусе, и только тогда поймала такси и попросила отвезти ее в центр. В центре она пересела в другую машину и поехала на таможню. Все это она проделала не задумываясь, на автопилоте, словно активизировав когда-то давно заложенные ей под гипнозом знания диверсанта.
Ей нужно было алиби, ей нужны были контейнеры с товаром, телефон и относительная безопасность. Если с Колей тоже приключилась беда, то придется все отрицать. Единственное, что могли найти от нее в машине оперативники, — это смазанные отпечатки пальцев и ворс от куртки или волоски от парика. Что говорить, если до нее доберутся менты? Надо было, конечно, вложить револьвер в руки Егору, но Анна запаниковала, бросилась бежать, да и к мертвому прикасаться было страшно. Ладно, хватит врать себе. Ей было жалко сразу расстаться с револьвером, вот что… Теперь надо узнать, как прошли переговоры у Коли. Жив ли сам?
На территории таможенного терминала было все спокойно. Вряд ли у них столько бойцов, ведь кто-то должен был прикрывать переговоры на фирме. Превозмогая дрожь во всем теле, Анна закончила все с оформлением груза и только тогда попросилась к знакомым в отделе информации позвонить. Ее мобильный остался дома. Вы, наверное, помните, что еще каких-то десять лет назад аккумулятор к мобильнику был таким громоздким, что помещался только в багажнике и монтировался там намертво, а сам телефон был таким же удобным для носки, как чемодан без ручки, весом в шесть кило. Обычно Анне доволакивал его до дома водитель.
Анна позвонила на фирму. Трубку долго никто не брал. Потом она услышала Колин голос.
— Привет, любимый, — легко проворковала в трубку Анна, надо было сохранять конспирацию для окружающих. — У нас все в порядке. Товар пришел. Но я тут одна, потому что ребята задержались в дороге, и я взяла такси. Не знаю, какая-то ерунда, колесо спустило. Ты их, наверное, уже не увидишь. Счастье мое, мы сегодня встретимся?
— Да, — глухо прозвучало в трубке.
— Я буду ждать тебя здесь, через два часа у проходной.
— Добре, — так же монотонно ответил Коля и быстро повесил трубку.
Время текло медленно, как загустевший мед из банки. Удивительно, что ей не было страшно. Смерть ребят произвела на нее гораздо более сильное впечатление, чем убийство ею человеков. Ей все виделись выражение изумления на добром лице Егора и его откинутая рука с выскальзывающим револьвером. Было что-то нереальное в этом. Человек жил, дышал, балагурил, верил в свою везучесть — и вдруг ничего. Огромная тайна встречи со Смертью пока ничем не отзывалась в ее замершей в напряжении душе. Словно она посмотрела отрывок из широкоэкранного боевика и теперь вышла из темноты зала на свежий воздух, где светит солнце и идет обычная жизнь.
Осталось только острое ощущение удовольствия от послушной рукоятки револьвера в сжатой руке и странное чувство проникновения в жгучую тайну мужской плоти. Револьвер в ее руках был как вздыбленный металлический фаллос, который плевался и плевался своей смертоносной спермой в неистовой сладостной агонии. «Вот почему мужчины так любят оружие: оно — продолжение их мужской природы, возможно, даже квинтэссенция ее», — думала Анна, одновременно самым краешком сознания поражаясь, как это можно в такой момент предаваться абстрактным размышлениям о мужской сущности.
Она ждала Колю добрых три часа. Уже в сумерках к проходной подкатила синяя «девятка», из нее тяжело выдвинулся громоздкий, похожий на старорежимное трюмо Коля и медленно направился к проходной. Молча они прошли к машине, где сидели еще двое.
— Что случилось? — тусклым голосом спросил невзрачный человек за рулем. Коля сделал успокаивающий жест: «Давай, мол, все по порядку». И Анна кратко объяснила, что произошло, утаив только, какой смертью умерли бандиты. Зачем кому-то знать, что она убийца, лишний компромат всегда используют против тебя. Просто сказала, что охрана и бандиты перестреляли друг друга, а она выскочила из машины и убежала.
Они подъехали к управлению внутренних дел. Пассажир на переднем сиденье вышел. Все долго молчали.
— Мы нарвались на дикое мясо. Часть братвы откололась от солнцевских и зарабатывала первичный капитал. Жесткие парни. Но теперь это и мое дело тоже, — тихо сказал ей Николай.
Через час хмурый незнакомец вернулся. На его пухлом лице была надета маска скифской каменной бабы.
— Вам с семьей лучше убраться из города прямо сейчас. Решите этот вопрос? Только не говорите сейчас куда, — сказал он Анне и повернулся к Николаю. — Потом изложите все оба подробно на бумаге и подпишитесь, Коля мне привезет.
— Хорошо, мы это решим, — ответил за нее Николай.
Ей не нравилось, что ее используют втемную, без объяснений, за эти два года она привыкла все решать самостоятельно. Но здесь надо было прикусить язык, желание жить было выше амбиций. «Узнаю потом все у Коли», — примирительно решила она.
Вышли из машины, взяли такси и поехали в ближайший к дому бар.
— Я могу отправить вас к своему брату в Переяславль. У него дом почти на берегу озера. Останусь там переночевать, а утром вернусь в Москву.
Анна согласно кивнула и подробно объяснила ему, где в квартире сейф, как успокоить и забрать Анну Павловну, как запираются двери, но чувствовала, что виски уже ломит страшное напряжение. Она попробовала выпить, но стало еще хуже. Час, проведенный в баре в ожидании Николая, и мамы, Анна провела в объятиях унитаза. Ее все выворачивало и выворачивало наизнанку. Но выбросить из себя то, что она хотела, было уже невозможно. Ведь эта дрянь сидела в голове, а не в желудке.
«Я не обязана с ним спать, — говорила себе Анна, но ноги сами несли ее в комнату Николая. — Это просто знак благодарности. Скрепление союза „меча и орала“, „защиты и нападения“. Неужели я настолько перестала ценить себя как женщину, что секс стал для меня мелкой разменной монетой?»
Эта была еще одна ночь, не хуже и не лучше предыдущих. Дружеский секс. После всего пережитого было приятно чувствовать рядом могучее тело Николая. «За такой спиной — действительно как за каменной стеной», — усмехалась про себя Анна.
Их маленькая частная разборка совпала по времени с большой государственной. Президент наехал на Верховный Совет. Да не с какими-то там пистолетиками, а отдубасил по полной программе — танками. Маленькая стычка двух «жигуленков» и четыре трупа были просто проходным эпизодом по сравнению со штурмом мэрии, «Останкино» и Белого дома. Государственный бунт оказался очень кстати, на многие месяцы он оттянул внимание оперативников на себя, и дело о наезде на АО «Сильвия», не мусоля, быстро завершили и сдали в архив, несмотря на некоторые нестыковочки.
— Я напишу тебе расписку на отгрузку товара, — сказала за завтраком Анна. Никто ничего не обсуждал. Как-то само собой получилось, что, пока Анна отсиживалась, Коля выполнял разные поручения, чтоб бизнес не простаивал. А когда все поутихло, закончились допросы и очные ставки и еще не оперившуюся банду разогнали по тюрьмам, Николай остался и занял место водителя, охранника и компаньона.
«Может, это и к лучшему, — думала Анна, — по крайней, мере деньги останутся в семье».
Жизнь начала постепенно возвращаться в прежнюю колею. Но уже через несколько недель Анна поняла, что беременна. «Не могла я забеременеть, — изумлялась Анна, — время не то».
Но забеременела. Что делать? Ей уже перевалило за тридцатник. Аборт? Но как пойти к врачам, объяснять, что она не хочет иметь детей в таком возрасте? Да и получатся ли они потом? Какая она была идиотка, что не родила тогда от Германа. Сейчас бы уже бегал маленький, нет, какой там маленький, восьмилетний бутуз, и ничего было бы не страшно. «Если не сейчас, то никогда. Это мне наказание за то, что я отдалась по расчету», — собрав все свое мужество, решила Анна и оставила все как есть. Ничто теперь ее не заставит повернуться к опасности спиной.
Чужая и враждебная, зрела в ней новая жизнь. Весь ее организм, несмотря на логические доводы и уговоры, тихо сопротивлялся этому процессу, мстя ей тошнотой, сонливостью и желчным раздражением. Николай, не вдаваясь ни в какие подробности, ушел от жены и подал на развод.
«Не все ли равно, от кого будет ребенок, — успокаивала себя Анна, — давно пора». За эти годы она уже не раз ловила себя на том, что засматривается на витрины магазинов детской одежды. С каким-то сладким трепетом окидывала она взглядом разноцветные платьица и штанишки, но особое волнение вызывали у нее крохотные, словно игрушечные, ботиночки и сандалии. Бесцельно стоя у прилавка, она ловила себя на мысли, что ей хочется что-нибудь из этого обязательно купить. Но для кого? С некоторых пор тарабарские разговоры ее подружек по театру о коклюше и диатезе, хороших подгузниках и плохих нянечках перестали вызывать у Анны снисходительную улыбку утомленной жизнью интеллектуалки. Наоборот, теперь они казались ей общением избранных закрытого элитного клуба, доступом в который был хоть самый завалящий, но ребеночек. Пусть даже золотушный или косоглазый.
Пусть даже от этого трехстворчатого шкафа.
Со страхом приглядывалась она к мужчине, который поселился у нее в доме и в животе. Николай был хороший человек, простой, верный. Хотя какой верный — бросил жену с дочкой ради нее. Он спас ее. Причем тотально, отобрав то, что защищал. Медленно оттеснил ее из дела и скоро даже перестал советоваться. Что происходит на фирме, Анна узнавала стороной. Она не открыла ему только оффшор на Кипре и контракты с Клаудио, предупредив того, что фирму взяли под патронаж бандиты. Анна не хотела оставлять романтический хвост: об их связи с Клаудио никто не должен знать. А о деньгах на кипрских счетах тем более. Да и новую квартиру на Кутузовском она пока туманно определила как временную собственность, за которой просила присмотреть уехавшая за границу подруга. Что-то мешало Анне открыться мужу до конца. Он был вроде хорошим, простым человеком, достаточно дельным малым для ведения бизнеса, но все в нем было чужое, не из того теста слепленное. Ей претило, что все ее прошлые успехи он считал случайными, а свои — естественными, что быстро и спокойно перенял у нее дело, словно так и надо. Ей было обидно бросать это дело, но, с другой стороны, организм требовал отдыха. Беременность проходила тяжело.
«И что хорошего в этом материнстве? — с отвращением думала теперь Анна. — Вот мама не родила бы меня. Ну не было бы меня на свете. Хорошо это или плохо? Кому уж я так пригодилась? Вот если бы все отказались рожать, человеческая раса закончилась бы. Но так ли это важно? Что уж такого прекрасного в этом самом человечестве, что с ним надо носиться как с писаной торбой?»
Простой и ясный Николай сделал простой, ясный и гениальный ход — снял дачу на Рублевке в Ново-Дарьино и сплавил туда на лето беременную жену и не беременную, но страшно нудную тещу. Анна восприняла это как ссылку с вертухаем, но сопротивляться не было сил. Тот новый человек, который проснулся и жил в ней уже несколько лет, с созреванием в ее утробе другого, словно заснул тяжелым дурманным сном опоенного зельем богатыря. Анна и сама теперь с трудом отрывала голову от подушки, смотрела на сосны и страдала. Великолепие чистых сосновых вершин за окном спальни снятого мужем загородного дома навевали на нее смертельное уныние. Красота вечности, сублимированная в них, совершенство Божьего творения дышали не блаженством, а безысходностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37