Они проведут здесь все рождественские праздники. Уверен, что, если сказать Лолли, что пара недель в несравненном Напа-Вэлли сделают ее стройной как лоза, она непременно поедет к вам, и на открытие тоже. Как тебе такая перспектива?
У Шанель перехватило дыхание. Ничего себе! Имя Лэйрда на официальном бланке, герцогиня Чанингхэм в качестве почетного гостя – о какой еще рекламе можно мечтать! Как заманить к себе герцогскую чету или хотя бы оказаться с нею в одном обществе – да об этом только и говорят светские дамы западного побережья с тех самых пор, как стало известно, что герцог с герцогиней проведут декабрь в Сан-Франциско. Заполучить Лолли Чанингхэм не только на открытие, но и в круг отдыхающих на водах – вот это да!
– Это было бы прекрасно, – сумела почти равнодушным тоном сказать Шанель. – А ты можешь гарантировать, что они примут приглашение?
– Думаю, да. Мы с Арчи вместе учились, у него мать – американка. С тех самых пор и поддерживаем дружеские отношения. Уверен, что его жена не откажет мне в маленьком одолжении, особенно если узнает, что я и сам в деле. Тем более что это не будет стоить ей ни копейки, ведь правда?
– Естественно, – протянула Шанель. Какие там копейки, она и сама готова приплатить герцогине, лишь бы только приехала. – Но взамен хотелось бы иметь возможность воспользоваться ее именем. О, никакого шума, просто так – слово здесь, слово там…
– Полагаю, возражений не будет. А когда станет известно, что она у тебя была, вся элита западного побережья, включая голливудскую публику, слетится в Напа-Вэлли. Только, знаешь, народ это привередливый, ублажать их надо, иначе сорвутся с крючка.
– Обеспечь мне герцогиню, а уж об остальном я сама позабочусь. И между прочим, если тебя это волнует, теперь мы квиты.
– Спасибо. – И после продолжительной паузы Лэйрд добавил:
– Тут такое дело, посоветоваться бы надо. Это насчет наших с Ариэль свадебных планов…
* * *
Через четыре дня почта принесла большой, кремового цвета, с изящным вензелем, конверт из Лондона. В письме говорилось, что приглашение, переданное «через нашего друга Лэйрда» с благодарностью принимается. Герцогиня будет рада провести в Напа-Вэлли первую неделю декабря. А на церемонии открытия к ней присоединится и герцог. Подпись:
«Лолли».
* * *
Не прошло и нескольких дней, как новость облетела всю округу. Первым признаком того, что семена, брошенные Шанель в местную почву, дают ростки, был неожиданный поток писем, открыток и телефонных звонков. Иные уведомляли, что готовы принять приглашение, посланное ранее, другие интересовались, есть ли в пансионате свободные места и нельзя ли зарезервировать номер. Любопытно, что среди первых большинство были женщины, ранее отклонившие приглашение.
Теперь они справлялись, не поздно ли все переиграть.
В таких случаях Шанель рассылала вежливые письма, выражая готовность возобновить приглашение Уже через две недели на декабрь и январь все было расписано, да и февраль уже почти весь был занят. Тем, кому приглашения не посылались изначально, Шанель писала, уже в не столь изысканных выражениях, что, к сожалению, сейчас все забронировано.
Может, попозже…
Шанель сосредоточенно изучала свои записи, когда в кабинет вошла дочь. На ней были, как обычно, выцветшие джинсы, такие тесные, что, казалось, вот-вот лопнут по швам, и драная майка с эмблемой ресторанчика в Беркли, известного своим пивом, дающим какую-то совершенно необыкновенную пену. Хоть перед тем, как устроиться небрежно на стуле и вытянуть свои длинные ноги, Ферн чмокнула мать в щеку, Шанель сразу догадалась, что привели ее сюда отнюдь не дочерние чувства. Ферн что-то надо. Вопрос только – что?
И сколько это будет стоить?
– Гляди-ка сколько писем. – Шанель, как колоду карт, принялась тасовать многочисленные конверты и открытки. – До марта у нас все забито.
– Чудесно! И у тебя уже есть люди, которые будут заниматься этой публикой? Или остались какие-нибудь вакансии? – спросила Ферн.
– Тебе что, работа нужна? А я-то думала, ты на каникулы уезжаешь в Европу. Вроде бы Жак оплачивает билеты на пароход…
Уголки губ у Ферн опустились.
– Тут, оказывается, была небольшая ловушка. Он собирался ехать со мной в одной каюте. Ну я и послала его.
– Обидно, – негромко проговорила Шанель.
– Да неужели? А почему бы прямо не сказать, что у тебя на уме: мол, я же тебя предупреждала…
– Да нет, мне действительно очень жаль, и ничего такого я не собиралась говорить. Ладно, давай о деле. Знаешь ли, это довольно тяжелая работа, в том числе и физическая. Ты уверена, что хочешь ее?
– Что бы ты на этот счет ни думала, я не лентяйка. И к тому же хватит мне сидеть у тебя на шее, пора самой на хлеб зарабатывать.
Молчание Шанель, казалось, смутило дочь. Она поглядела куда-то в сторону.
– Есть и еще кое-что. В Беркли… в общем, мне там ужасно скучно, и я решила завязать по крайней мере на год. Так что поработать у тебя было бы в самый раз.
– Драить полы и застилать постели? Ты же ничего не умеешь, ведь даже работа в грязевых ваннах требует некоторой подготовки.
– Мне хотелось бы работать на кухне. Я люблю готовить, о чем, тебе, впрочем, неизвестно, верно ведь?
Шанель пристально посмотрела на дочь. Что это она такое задумала?
– Не помню, чтобы ты мне об этом говорила, но готова поверить на слово, – осторожно сказала она. – Этой весной, приезжая домой на выходные, ты вроде действительно что-то такое стряпала. Вкусно было. Ладно, поставим тебя в ученицы к шефу. Начнешь с самых первых ступенек. Да, и должна тебя предупредить, что Жан-Пьер – это жуткий тип, фанатик кухни.
– Сексуальный мужчина, – закатила глаза Ферн.
– Сексуальный? Может, мы о разных людях говорим?
Жан-Пьер – бывший борец, из которого давно песок сыплется. У него уже внуков полно.
– А то я не знаю. – Ферн наставила на мать указательный палец. – Но уж повар-то он первоклассный. У него многому можно научиться. А кулинария меня интересует с тех самых пор, как я в школе прослушала курс по домоводству.
– А я-то думала, ты записалась на него, чтобы, не прилагая больших усилий, заработать пару лишних баллов в диплом.
– Не прилагая усилий? – простонала Ферн. – Да это был каторжный труд. Но я выдержала. Похоже, у меня неплохой нюх и фантазия развита, во всяком случае, так говорила преподавательница. Так что отчего бы не попробовать? Если через полгода мне не надоест, может, уговорю тебя послать меня в Париж поучиться в «Кордон блю».
– Сначала выучи французский. Они косо смотрят на тех, кто коверкает их родной язык, – сказала Шанель.
– Je parle un meilleur francais que quelques unes de mes amies qui parlent anglais, – ухмыльнулась Ферн. В переводе это означало примерно следующее: я говорю по-французски лучше, чем некоторые из моих друзей говорят по-английски.
– С тобой не соскучишься, – заметила Шанель.
– И с тобой тоже, мамочка.
Ферн осталась пообедать, а перед уходом снова удостоила мать легкого поцелуя, и это настолько удивило Шанель, что она даже к работе вернулась не сразу, усевшись у окна и глядя на виноградники, окружающие большой дом. Октябрь полыхал желтым, красным, бордовым цветами.
Видимо, Ферн изменила свое отношение к ней, думала Шанель, уже не наскакивает постоянно. Чудеса какие-то, еще год назад об этом и помыслить было невозможно. Все началось с того злосчастного вечера в «Святом Франциске» и идет своим чередом. Не исключено, со временем они станут друзьями, а то и родными.
Все дело в том, что с Ферн ей легче иметь дело как с проблемой, чем как с дочерью. Может, Шанель просто не приспособлена к материнству и той ответственности, которую оно предполагает? Впрочем, временами ее охватывает совершенно материнское чувство к Глори, почему же к собственной дочери она того же не испытывает? Что ж, через силу тут ничего не сделаешь, со временем, глядишь, само придет. Вот здорово было бы.
Шанель вернулась к письмам. Очередное – от Нэнси Андерсон. Источая патоку, отправительница писала, что вдруг обнаружилась возможность принять приглашение на открытие курорта да и провести там недельку. Нельзя ли зарезервировать номер на первую неделю декабря?
Шанель улыбнулась и тупым концом карандаша набрала нужный номер.
– Да? Кто говорит, простите? – послышался тягучий голос Нэнси.
– Это Шанель Деверю. Как поживаешь?
– Все прекрасно, только занята страшно. Скоро зимний сезон начинается, и у меня каждый Божий день расписан.
– Рада слышать, это облегчает мою задачу, – сладко проговорила Шанель.
– Извини?
– Боюсь, придется тебя огорчить. На декабрь в Напа-Вэлли все забито, да, собственно, не только на декабрь – по конец февраля. Ближайшая возможность… Сейчас, минутку… да, март. Только решай скорее, у нас полно заявок. Скоро на все лето ни одного местечка не останется.
Шанель прямо-таки заурчала. А сейчас – последний удар.
– Ой, извини, ради Бога! Мне надо было сразу сказать тебе, что первую неделю марта мы не работаем. На первое воскресенье этого месяца назначена свадьба Лэйрда и Ариэль.
У них нет родственников, вот и попросили, чтобы свадебные торжества состоялись здесь, на вилле, и, естественно, я не могла отказать дорогим друзьям. И еще обещала им помочь кое в чем. На свадьбу из Англии приезжают Чанингхэмы – Лэйрд и Арчи учились вместе, слышала, может? Будут эту неделю моими гостями. Ты ведь встречалась с ними? Такая славная пара, даже не скажешь, что Лолли королевских кровей. Извини еще раз, но что поделаешь? Как говорится, сначала друзья, а уж потом бизнес. Однако я буду рада записать тебя на вторую неделю марта.
– Мне придется отменить пару дел, – с явным напряжением выговорила Нэнси, – но ладно, пусть будет вторая неделя.
– Одна или две?
– Одна, нет, лучше две. Надо отдохнуть перед тем, как мы поедем летом на восток, в свое имение.
– Договорились, две недели, а если что переменится, я дам тебе знать заранее.
– Спасибо.
Шанель повесила трубку. Вписывая имя Нэнси в свой гроссбух, она подумала, что ждала этого момента с тех самых пор, как ей исполнилось семнадцать. Жаль только, что сейчас это, кажется, уже не имеет того значения, какое имело тогда.
Глава 42
Весь октябрь Дженис не могла избавиться от простуды, если это, конечно, была простуда. Иногда, вся в соплях, она все-таки поднималась с постели, спрашивая себя, может, причиной всему нервы. Однако дома вроде все наладилось С Джейком они не ссорились уже целый месяц, а диссертация вот-вот будет готова, мелочи остались.
Чего лучше, казалось бы, но, по правде говоря, Дженис все тянула и тянула с завершением, находя различные предлоги, лишь бы не заниматься рукописью. Не то чтобы каких-то материалов не хватало. Просто что-то изменилось. Возможно, ей стало трудно сохранять объективность.
Лаконично и четко описывая «объект А», который предстояло лишь бегло проанализировать и найти этому сюжету подходящее место в работе («Объект А – двадцатилетняя женщина, выросшая в городских трущобах; мать – алкоголичка, отца нет; забеременела, вышла замуж, в шестнадцать лет оставила школу; в восемнадцать развелась; работала в баре официанткой, затем в клубе инструктором по аэробике»), Дженис не могла избавиться от маячившего перед ней образа колючей, вспыльчивой, невоспитанной, отчаянной и очень практичной рыжеволосой девушки. Какая уж тут объективность.
А при описании «объекта Б» – воплощения женщины-хищницы, женщины-паука – перед глазами все время стояла Шанель, заставляющая всех их смеяться и дающая всегда такие разумные советы Глори, а иногда и Стефани.
«А мне – никогда», – подумала Дженис, и ей снова сделалось грустно. Почему – опять же непонятно. Ведь не ради же новых знакомств ввязалась она в это дело. На уме у нее была одна лишь диссертация.
Дженис громко чихнула и пошарила по карманам в поисках салфетки. Из гостевой в дальнем конце коридора доносились шаги Джейка. Последнее время он ходит какой-то подавленный. Не в настроении, сказала бы мать.
Отчасти дело, наверное, в ее простуде. Редкие недомогания Дженис всегда ужасно раздражали Джейка. Странно, ведь сам-то он, стоит палец на ноге поранить, чуть ли не в обморок падает. Но что-то еще его гнетет, только не говорит, что именно. Началось все, кажется, с того момента, когда Джейк оставил свою работу на телевидении. Может, ее винит в том, что пришлось уйти? Или в университете что-нибудь случилось?
Как бы то ни было, Джейк все держит при себе.
Пора, наверное, потолковать по душам. Но только после того, как она поправится Джейк патологически боится заразиться, он даже перебрался в комнату для гостей: мол, ей будет удобнее спать одной А может, в этом все и дело – он ее хочет, а она нездорова Дженис обратилась к рукописи, но сосредоточиться не удалось. Да что же это такое с ней происходит в последнее время?
Уж не испытывает ли она чувство вины?
Дженис изо всех сил сжала карандаш. Ну конечно. Вот почему она в последнее время найти себе места не может. Но это же глупо, глупо, глупо. И тем не менее ничего с этим не поделаешь, и что толку напоминать себе, что диссертацию прочитают только доктор Йолански и члены квалификационной комиссии Ну может, еще студент или студентка, занимающиеся сходной проблемой, закажут ее в библиотеке Стэнфордского университета да полистают бегло, но даже и в этом случае откуда кому знать, что «объект В» – это Ариэль, а «объект Г» – Стефани?
Так что нелепо волноваться по этому поводу, думать, что предала друзей. К тому же разве это друзья, в смысле настоящие друзья? Все остальные, правда, завязали какие-то личные отношения, но она-то, Дженис, всегда остается в стороне.
И винить в этом, кроме себя, некого. Она сама решила сохранять некоторую дистанцию между собой и другими, чтобы не терять объективности.
Зазвонил телефон. Дженис сразу же взяла трубку – привыкла за последний год, иначе трудно будет объяснить членам группы поддержки, что это за мужской голос отвечает по ее телефону.
– Дженис? – На том конце провода послышался хрипловатый голос Стефани.
– Привет.
– Есть минутка? Мне надо кое о чем с вами посоветоваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73