Теперь она снова уедет возможно, надолго. Услышав о причине ее отъезда, Джим согласился переехать в дом на следующий день, чтобы присмотреть за всем.
Позвонив в аэропорт Чарлстона и заказав билеты, Ники задержалась у телефона. Уилл уже, наверное, приехал… Может быть, его тоже следует предупредить, что она уезжает.
Но она пошла упаковывать чемодан, не позвонив. Она не обязана докладывать о каждом своем шаге Уиллу. Он, возможно, не будет даже скучать по ней.
Когда Ники ехала из аэропорта Лос-Анджелеса, она вспомнила, как первый раз побывала в Калифорнии. Если бы не Пеппер, она никогда не нашла бы Ральфа, никогда не узнала и не полюбила бы его. И мысленно поблагодарила свою сестру.
Дверь в доме Ральфа ей открыл седоволосый человек.
— Вы, должно быть, Ники, — сказал он с улыбкой. — Я — Бен Даффи. Проходите, молодая леди. С ним сейчас приходящая сиделка, она делает процедуры. Скоро закончит.
Ники подготовила себя к болезни дедушки, но она побледнела, увидев его. Он лежал на низкой кровати, на лице его была маска, слышалось тяжелое дыхание. Увидев Ники, он попытался снять маску, но сиделка не дала ему сделать это.
— Еще немного, мистер Сандеман, сказала она профессиональным тоном. Еще чуть-чуть. Мы должны пополнить запас хорошего, здорового воздуха, так ведь?
Ники стояла в дверях маленькой спальни Ральфа, беспомощно глядя на процедуру.
— Они называют это «прерывистое дыхание», — пояснил Бен. — Сестра дает ему кислород. Потом он будет чувствовать себя лучше, подождите и посмотрите.
Ники ждала. Когда сестра наконец сняла маску и покинула комнату, Ники подошла к Ральфу и поцеловала его.
Хотя он не стал выглядеть лучше, но улыбнулся и погрозил пальцем своему другу Бену.
— Тебя следует пожурить, — говорила Ники Ральфу, — рассказывал мне всякие истории, тогда как должен был сказать мне, чтобы я полетела с тобой вместе.
Жаль, что у тебя столько хлопот из-за меня. Тебе не стоило прилетать.
— Какие хлопоты? Я просто искала предлог, чтобы сбежать с фермы. Чем плох отпуск в Калифорнии? Так что не надейся, что тебе удастся избавиться от меня.
Через несколько минут она извинилась и вышла из комнаты, чтобы побеседовать с сестрой.
— Может быть, его положить в больницу? — спросила Ники. Он выглядит таким слабым. Сестра покачала головой.
— Я забираю его в больницу раз в неделю, чтобы проверить легкие на приборе, который определяет, сколько углекислоты он выталкивает. А помещать его в больницу необходимости нет.
— Может быть, показать его специалистам, — настаивала Ники, — я хочу, чтобы за ним был самый лучший уход. Неважно, сколько это будет стоить. Я найду возможность оплатить это.
— Я была бы рада сообщить вам что-то утешительное, мисс. Но в этом нет смысла. Ваш дедушка очень больной человек, и ему ничем нельзя помочь, только обеспечить покой. Правая сторона его сердца — та, что снабжает кровью легкие, — очень увеличена. А его легкие, — она покачала головой, — сплошное сплетение шрамов. Я удивлена, скажу вам честно, что он еще жив.
— Не могу ли я что-нибудь сделать? — умоляла Ники. Сестра мягко сказала:
— Будьте с ним рядом. Помогайте ему двигаться, насколько это возможно. Помолчав немного, добавила: Любите его, мисс, это единственное лекарство, которое может принести пользу.
Эмфизема. Для Ники это было лишь слово, и оно не звучало так страшно, как «рак», но теперь она поняла, какой беспощадной может быть и эта болезнь.
С помощью Бена Даффи она старалась следовать предписаниям сестры. Всячески выказывала Ральфу свою любовь. Она бегала по магазинам и готовила крепкие бульоны, уговаривая дедушку поесть, когда у него не было аппетита. Она меняла ему постель и взбивала подушки. Она читала ему вслух, в основном Хемингуэя. Когда у него были силы, она ходила с ним по дому или по берегу, чтобы восстановить циркуляцию кислорода. Он много спал, и Ники была рада этому, потому что сон прибавлял ему сил. Ники жила у дедушки почти две недели. Не проходило и дня, чтобы Ральф не говорил ей, как он ее любит. Иногда он просто пристально смотрел на ее лицо, как будто стараясь запомнить его навеки.
Ральф становился все слабее, и Ники теперь спала в кресле у его кровати. В воскресенье после восхода солнца он попросил Ники подойти к нему поближе. Она встала с кресла и обняла его.
— Я вижу ее… прошептал он. Моника… она была здесь, Ники. Она улыбалась тебе. Она сказала… она сказала… — После этих слов сердце его перестало биться, и Ральф Сандеман навеки успокоился.
Врач установил, что причиной смерти явилась остановка сердца, но Ники чувствовала себя так, как будто она тоже виновата.
Заупокойная служба состоялась в маленькой церкви недалеко от дома, где жил и умер Ральф. На ней присутствовали Ники, Бен и несколько других соседей. Каждый сказал прощальные слова. Все говорили о том, что Ники осветила последние годы жизни Ральфа. Она поблагодарила Бена за то, что он ей позвонил, за то, что дедушка умер не в одиночестве.
После короткой службы Ники преклонила колени перед гробом. Смерть смягчила черты Ральфа. Его старое лицо казалось спокойным и умиротворенным, но Ники чувствовала тяжелый груз горя.
— Время, сказал распорядитель похорон, — мы скоро закроем гроб, мисс Сандеман. Нас ждут на кладбище.
— Могу я побыть с ним еще одну минуту? Наедине?
— Конечно, пробормотал он.
Ники открыла сумку и достала оттуда фотографии, которые она подарила дедушке на Рождество, на этих фотографиях они выглядели как настоящая семья. Она бережно положила подарок в гроб.
— Прощай, дедушка, — прошептала она, надеясь, что где бы ни находился Ральф, он не будет одиноким. А может быть, он там найдет свою потерянную любовь.
Глава 28
Пока Ники ехала к ферме Риверсов, она включила радио, и удивилась, услышав голос Уилла, который пел «Темная сторона сердца». В списке хитов страны эта песня стояла под номером девятнадцать, хотя в Виллоу Кросс значилась под номером один. Местные диск-жокеи крутили ее утром, днем и вечером.
Слушая по радио песню, Ники впала в меланхолию, как будто перед ней опять стали закрываться двери. Какое это имеет значение, спрашивала она себя. Алексей был более внимателен, чем когда-либо, звонил два или три раза в неделю, приезжал навестить ее, как только это ему позволяла работа. А Уилл всегда какой-то не тот для нее; с пришедшей известностью он стал для нее опаснее. Он всегда был любимцем местных женщин, сейчас же у него был сонм поклонниц, которые писали ему письма, посылали поцелуи, делали интимные подарки, от которых Чармейн Риверс краснела. Тем не менее Ники не нравилось, что он держался в отдалении, она ждала от него проявления тепла, она даже хотела, чтобы он поддразнивал ее, как раньше.
Когда она повернула к дому Риверсов, то заметила трех маляров, работающих над фасадом дома. Итак, Уилл выполнял свое обещание Чармейн, подумала Ники, вопреки заявлениям, что успех его песен — лишь счастливая случайность и что ничего от этого не изменится.
Когда она постучала в дверь, ей открыла сиделка, еще одно новое лицо в доме Риверсов. Ники проводили на кухню, где Уилл и его мама пили кофе с пирогом. Уилл удивился, увидев ее, но Чармейн приветливо улыбнулась и пригласила Ники к столу.
— Сейчас как раз время десерта, дорогая, — сказала она, — это мой особенный воскресный черничный пирог.
Ники согласилась съесть кусочек пирога и выпить чашку кофе.
— Вы хорошо выглядите, — сказала она Чармейн, которая была в приподнятом настроении.
— Скажите это ему, — ответила Чармейн, указывая на сына. — Он, кажется, думает, что за мной нужно присматривать.
— Я никогда не говорил этого, — запротестовал Уилл, — я просто сказал, что спокойнее себя чувствую, когда знаю, что кто-то постоянно есть в доме.
— Я говорю, что лучше бы ты тратил свои деньги на себя, Уилл Риверс. Купил бы тех лошадей, о которых всегда мечтал. — Повернувшись к Ники, Чармейн сказала:
— Почему вы не вразумите моего мальчика? Пусть радуется жизни. После смерти отца он только и делал, что работал.
Ники покраснела, смущенная предположением Чармейн, что Уилл ей доверяет, но ничего не сказала.
— Я не устаю повторять маме, что музыкальный бизнес — это не то, что земледелие, возразил Уилл. — Это как дым. Ты видишь его перед собой, а через минуту его уже нет.
— Как ты можешь так говорить, Уилл? — спросила Чармейн. — После того как тебя пригласили петь в Опри?
— Ты собираешься в Опри? — спросила Ники, которую больно задело то, что она услышала новости о последних успехах Уилла от Чармейн.
— Опри — это большая честь, — ответил Уилл, глядя на мать. — Я буду помнить это всегда. Но это не означает, что кто-то будет помнить Уилла Риверса через несколько лет.
— Чепуха, — настаивала Чармейн, — ты просто скромен, Уилл. Я знаю, что твой отец ненавидел грех гордыни, но ведь нет ничего плохого в том, чтобы радоваться своим успехам. После твоей поездки все…
— Поездки? вмешалась Ники. Какой поездки? Чармейн перевела взгляд с сына на Ники, будто только что поняв, что в их отношениях что-то изменилось.
— Поездки с Лореттой Линн, — медленно сказала она. — Разве Уилл не говорил вам? Я думала, он сообщил вам, вы ведь были такими хорошими друзьями…
— Это еще не точно, защищаясь, произнес Уилл, — мне все-таки не хотелось бы оставлять маму одну, оставлять ферму.
— Если ты не согласишься, тогда ты просто дурак, Уилл Риверс, — заявила Чармейн, и ее щеки порозовели от негодования. — Если ты любишь что-то, то протягиваешь руку и берешь это, а не ждешь, пока все пройдет мимо!
— Чармейн права, спокойно сказала Ники. — Иногда жизнь не дает нам второго шанса.
Еще раз Чармейн посмотрела на Ники и сына, как будто услышала больше, чем просто разговор о карьере Уилла.
— С фермой все будет в порядке, — сказала она, — так же как и со мной. Какой смысл нанимать сиделку, если не давать ей выполнять свою работу? — добавила она как решающий аргумент.
Уилл поднял руки, сдаваясь.
— Похоже, остался в меньшинстве, — сказал он со смехом. Когда Ники собралась уходить, Уилл поднялся и пошел проводить ее до машины.
— Желаю тебе удачной поездки, — вежливо сказала она. — Думаю, ты будешь иметь огромный успех.
— А ты будешь скучать по мне? — спросил он в своей обычной дразнящей манере.
Ники изобразила соответствующую улыбку и в тон ему ответила:
— Конечно же, я буду скучать по тебе! К кому еще я могу обратиться за советом, если что-то не так? Кто удержит меня от ошибок, которые я могу сделать?
Усмешка Уилла пропала.
— Я думаю, есть много людей, подходящих для этого, Ники.
«Нет, — хотелось ей сказать, — таких нет, таких, как ты, нет!»? Но она лишь произнесла:
— Я буду скучать по тебе в любом случае.
— Может быть, ты приедешь послушать меня. Если у тебя будет время…
— Может быть, приеду, — ответила она, — если у меня будет время.
Только когда Уилл уехал, Ники поняла, что она привыкла во многом полагаться на него. Ей нужен был не только его совет, как она ему сказала, но и просто… чтобы он был. Она скучала по нему, по его улыбке, по его песням — по тому, как он их пел для фермеров Виллоу Кросс. И она завидовала новой карьере Уилла, потому что с каждым днем все больше чувствовала, как теряется смысл ее существования.
Она очень любила ферму и заботилась о золотых листьях, но теперь они казались ей зловещими. После смерти Ральфа все труднее становилось оправдывать выращивание табака, который вызывал такие ужасные страдания. Сознание того, что курение, как и алкоголь — это дело выбора, уже больше не утешало ее.
Видя ее колебания, Алексей повторил свое предложение, когда они как-то гуляли по полям, где созревал новый урожай, который мог стать для Ники последним.
— Сохрани ферму, — сказал он, — если хочешь, если ты так ее любишь. Выращивай цветы, выращивай все что угодно, но не табак. Мы можем приезжать сюда в отпуск…
— А что я буду делать? — спросила она с грустной улыбкой, — Кроме выращивания цветов?
— Ты можешь участвовать в моей кампании против курения, — ответил он. — С твоей помощью я могу больше времени уделять практике…
— А как быть с доверием ко мне? — спросила она. — После всего того шума, который я подняла, выступая на стороне табачных фермеров?
— Кто сможет лучше говорить о вреде табачной промышленности? Подумай, как много ты сможешь сделать в Вашингтоне, если будешь на верном пути, Ники. Табачная промышленность свободна от регулирования правительством. Потребители желают знать, что они едят и пьют, а продукты табачной промышленности не подвергаются контролю. В табачной промышленности используются сотни добавок: для ароматизации или чтобы сигарета горела дольше, но правительство бессильно контролировать их, а ведь они могут быть токсичными!
Ники кивнула. Все, что говорил Алексей, было правильно, но она не могла принять его аргументы как свои собственные. Так же, как не могла принять предложения стать его женой.
В конце июня Ники получила письмо. На конверте был фирменный знак «Ригал Тобакко компани». Письмо было чрезвычайно коротким:
«Дорогая мисс Сандеман.
Я хотел бы обсудить с Вами важные вопросы, представляющие взаимный интерес. Мой секретарь свяжется с Вами, чтобы организовать Ваш перелет в Атланту, где находятся наши офисы.
Искренне Ваш Десмонд Рис, президент правления».
Какие взаимные интересы могут у нее быть с главой «Ригал Тобакко»? — спрашивала себя Ники.
Если бы письмо было от кого-нибудь другого, то она выбросила бы его в мусорное ведро. Но, несмотря на свою принадлежность к «Ригал», Десмонд Рис был не тот человек, которого можно было не принимать во внимание.
После того как она увидела Риса в Вашингтоне, она постаралась узнать о нем побольше, и то, что она узнала, произвело на нее впечатление. Рис всем был обязан самому себе. По одной из версий, в студенческие годы он однажды вечером захотел съесть пиццу. Обзвонил дюжину ресторанов, но ни один из них не доставлял пиццу на дом. Огорченный тем, что ему не удастся поужинать, Рис продолжал поиски. Он обнаружил, что хотя в Бостоне было огромное количество студентов, ни один ресторан не организовывал доставки на дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62