Но если он так легко сдался, то, может быть, и не любит ее вовсе?
Неожиданно на лестнице послышались шаги. Они услышали голос:
— Дорогая, я дома. Ну-ка подойди сюда и поцелуй покрепче!
Кейт бросилась к двери встретить мужа, вспыхнув, как девчонка-подросток. Они крепко поцеловались, казалось, забыв обо всем на свете. Разглядывая их, Ники не могла не улыбнуться. Они были так похожи, даже очки были одинаковые. Наконец-то Кейт отстранилась.
— Милый, я хочу тебя кое с кем познакомить. Это моя старая подруга Ники Сандеман. Ники, а это мой муж — Тим Форестер.
— Очень приятно познакомиться, Ники. — Тим произнес эту достаточно формальную фразу с необычной сердечностью. — Кейт много мне рассказывала о вас.
— Вам очень повезло, Тим Форестер. Кейт — совершенно необыкновенный человек.
— Мне ли не знать? — согласился он, ласково улыбаясь жене и поглаживая ее по мягким волосам. Ники чувствовала, что эти двое сильно и нежно любят друг друга.
— Это мне ужасно повезло, — заспорила Кейт. — Я заполучила по-настоящему свободного человека, без предубеждений. И к тому же он превосходный повар! Ники, останься с нами поужинать, сама увидишь.
— Хорошо, если позволите вам помочь.
Тим снял с крючка на двери фартук и протянул его Ники.
— Вообще-то это мой, — сказал он, — но, поскольку ты такая близкая подруга Кейт, я разрешаю тебе им воспользоваться.
Они все вместе трудились на уютной кухоньке в окружении глиняных горшков с различными растениями, блестящих медных кастрюль и кастрюлечек, а также всевозможных сувениров, привезенных Кейт после двухлетнего пребывания в Нигерии. В отношениях между Тимом и Кейт чувствовались большая теплота и забота.
— Вот это и есть настоящий дом, — сказала Ники, когда они сели за легкий ужин, состоящий из домашнего овощного супа и хлеба грубого помола. — Это так напоминает мне тот дом, где жила Кейт, когда мы были детьми. Здесь так хорошо, отсюда не хочется уходить.
Тим и Кейт улыбнулись друг другу. Затем Кейт повернулась к подруге.
— Всегда легче что-то делать, когда научишься. Но, Ники, ведь научиться никогда не поздно.
Глава 17
Не обращая внимания на пот, струившийся по телу и пропитавший всю ее рабочую блузу, Ники упрямо сражалась с ублюдками самой Природы — сорняками, превратившими некогда ухоженный садик Элл в подобие диких джунглей. Работа была тяжелая и монотонная, продвигалась очень медленно. И хотя Ники была в превосходной физической форме, повторение одних и тех же движений вызвало у нее боль в пояснице и судороги в ногах. По мере того как солнце все выше и выше поднималось над горизонтом, согревая сыроватый воздух и разгоняя последние остатки облаков, Ники все чаще останавливалась, чтобы сделать глоток холодной воды из стоявшего поблизости термоса… Все же, наполняя один мешок за другим полу сгнившими усохшими растениями, оставленными прежними жильцами, она чувствовала необыкновенное удовлетворение, приводя в порядок то, что по праву принадлежало ей.
Она распрямилась, вытянув вверх руки и покрутив шеей, чтобы снять напряжение. Потом смахнула с лица прядь волос, испачкав щеку о толстую рабочую рукавицу: она стала надевать их лишь после того, как вздувшиеся на ладонях волдыри дали ясно понять, что ее руки не приспособлены для такой работы. Интересно, подумала Ники, а что бы сделала мама, если бы сейчас увидела свою дочь? Наверное, сначала пришла бы в ужас: Элл терпеть не могла физическую работу. Поэтому, возможно, и позволила соблазнить себя X. Д. Она больше всего на свете хотела забыть о тяжелом крестьянском труде, знакомом ей с детства в своей родной деревне.
Но в конце концов — и Ники в этом не сомневалась — мама одобрила бы ее решение бороться до конца несмотря ни на что и сохранить ту собственность, за которую Элл продала свою душу.
Но возможно ли это? Список того, что ей необходимо купить для ремонта дома, все рос, и к тому же ей вскоре придется кого-нибудь нанять, поскольку одной ей со всем этим не справиться.
Не проходило и дня, чтобы Ники не изучала документы, с такой неохотой предоставленные ей Уэзерби, стараясь придумать, каким образом ей уплатить налоги, не продавая дом и землю.
Она поработала еще час, выдергивая сорняки, пока не расчистила дорожку к дому. Затем оттащила тяжелые мешки с мусором на обочину дороги, чтобы их забрала вызванная ею специальная машина вместе со сломанной мебелью, разорванными и грязными матрасами, которые она свалила позади дома. Выбросив всю эту рухлядь, она осталась практически ни с чем.
Она налила в ведро горячей воды с нашатырным спиртом и, приставив к стене лестницу, стала смывать слой грязи и копоти со стекол второго этажа. Занимаясь этой работой, Ники мурлыкала про себя старую французскую песню, которую частенько пела Элл, когда тосковала по родине или же для того, чтобы напомнить себе, что занимается серьезным и нужным делом.
Где-то в середине дня небо неожиданно потемнело, и через мгновение ливень загнал Ники в дом. Она быстро вылила грязную воду из ведра и поставила его в центре бывшей комнаты Элл, чтобы в него стекала капавшая с потолка вода.
Наверное, я сошла с ума, уже в сотый раз после своего приезда в Виллоу Кросс сказала себе Ники. Это она почти каждый раз твердила себе, выкладывая драгоценные доллары за то, чтобы ей подключили электричество, установили телефон, поменяли замки в дверях — акция, не столько абсолютно необходимая, сколько символическая.
Возможно, она бы уже и отказалась от своей идеи поселиться в этом доме, но поддержка пришла с неожиданной стороны. В то время как Ники ожидала, что Хелен с неодобрением отнесется к ее намерению бросить учебу и отказаться от мысли стать врачом, она, наоборот, заявила ей, что в данный момент это самое правильное решение.
В телефонном разговоре, состоявшемся вскоре после приезда Ники в Виллоу Кросс, Хелен настоятельно уговаривала Ники остаться.
— Я уверена, что тебе необходимо сделать это, — говорила она. — Мне всегда казалось, что со смертью твоей мамы прекратилось твое развитие. Я имею в виду эмоциональное развитие. Ты была так напугана и одинока, что инстинктивно отгородилась от всего, что могло бы помешать тебе выжить. Ты не позволяла себе даже попытаться опереться на кого-нибудь, я уж не говорю о том, чтобы отдать свое сердце.
— Я отдала свое сердце тебе, — сказала Ники.
— Я знаю, родная. Но свой внутренний мир, какой-то более глубокий его слой, ты оберегаешь от вторжения. — Она немного помолчала. — Мне звонил Алексей. Говорил, что очень хочет поговорить с тобой. Как я поняла, ты сбежала от него и отказываешься…
Одно упоминание его имени вызвало боль.
— Я не хочу говорить о нем, Хелен.
— Но ты должна узнать одну вещь. Он сказал мне… — Я ничего не хочу знать! — перебила ее Ники. — Обещай мне, Хелен, обещай мне никогда не говорить об Алексее. Я знаю, его отец — один из твоих друзей и ты наверняка будешь встречаться с ним. Но теперь в моей жизни для него нет места. Теперь моя жизнь здесь — тем более ты говоришь, что я права.
Хелен вздохнула.
— Да, я действительно так считаю. Потому что думаю, что ты заново откроешь для себя свое собственное «я», чтобы развиваться и дальше, а это лучше делать там, где ты находишься сейчас.
С явной неохотой Хелен дала ей слово, что больше не будет говорить об Алексее Иванове, и вскоре после разговора прислала Ники чек на тысячу долларов, чтобы та починила крышу.
Понимая, что Ники не захочет брать у нее деньги, Хелен попросила ее считать, что это дано как бы «в долг».
Однако Ники пока не воспользовалась чеком, не желая осуществлять на чужие деньги свой еще и ей самой неясный план. Поэтому крыша все еще текла, и, поставив ведро в комнате Элл, она с той же целью поставила две кастрюли в своей комнате.
Защитив таким образом дом от дождя, Ники пошла на кухню приготовить себе что-нибудь перекусить. По крайней мере, здесь ей удалось все привести в более-менее божеский вид. Она скребла и чистила, пока не покраснели ободранные руки, желая вернуть утраченный блеск и чистоту маминым кастрюлям и прочей утвари. Потом долго уничтожала следы неопрятности и запустения в шкафчиках и на полках. Теперь на подоконнике стояли цветы в горшках, как и было при Элл. Здесь же находились подарки, присланные ей к новоселью Блейк, вернее, высланные по ее распоряжению из одного из универмагов ее отца, тут было все: от электронной кофеварки до портативного телевизора. И хотя эта роскошь казалась неуместной в требующей ремонта и нового холодильника комнате, они воспринимались как солнечный отблеск, как лучик Надежды на то, что когда-нибудь Ники сможет с полным основанием назвать этот дом своим.
Она съела бутерброд с арахисовым маслом, медленно запивая его молоком, чтобы немного продлить удовольствие, и дала себе слово устроить настоящий пир, если наконец-то заплатит. налоги и станет полноправной хозяйкой этого дома.
После немудреного обеда Ники снова принялась за работу. Когда она начала медленно и аккуратно сдирать старые обои в спальне, зазвенел телефон. Наверное, это Уэзерби: она просила его о встрече, чтобы выяснить, не сможет ли он договориться об отсрочке уплаты налогов или же попытаться как-нибудь получить арендную плату, которую в свое время не заплатили.
Но это оказалась Кейт.
— А ты надеялась услышать кого-нибудь другого? — спросила она, почувствовав удивление в голосе Ники.
— Вообще-то да, но мне приятней говорить с тобой.
— Вот и хорошо. Приходи сегодня к нам поужинать. Тим обещает, что приготовит твой любимый овощной рулет. А еще у нас в морозилке лежит много-много домашнего мороженого…
Ники улыбнулась. Это было как в прежние времена: ей казалось, что Тим с Кейт просто удочерили ее.
— Ужасно соблазнительно, — сказала она, — но боюсь, что не смогу. Я так устала, что способна только на то, чтобы завалиться спать.
— Расслабься, Ники, — постаралась убедить ее Кейт. — Оставь часть работы и на выходные, мы с Тимом снова приедем к тебе и немного поможем.
— Но вы и так очень много сделали, — возразила Ники, хотя и без особой убежденности, поскольку и помощь, и общество друзей делали работу и легче, и веселей.
— Тим обожает всякую работу по дому, — настаивала Кейт. — А я сделаю все что угодно, чтобы ты здесь осталась.
Однако, несмотря на поддержку Кейт и собственное упорство, Ники стало казаться, что ее на каждом углу подстерегает очередная неприятность.
На следующий день после того, как с немалой помощью друзей она окончила ремонт кухни, у нее сломался холодильник. Когда она попыталась купить себе в кредит новый, заведующий универмагом в Виллоу Кросс отказал ей. «Никаких кредитов незнакомым», — заявил он, не желая изменить свое решение даже после того, как Кейт и Тим предложили свое поручительство и совместно подписали ее заявление о кредите. Дело было не столько в кредите, подумала Ники, сколько в том, что она здесь чужая. В конце концов она воспользовалась чеком Хелен и купила себе подержанный холодильник в комиссионном магазине, потратив на него восемьдесят долларов из оставшихся у нее денег.
Когда она все подготовила к ремонту спальни, то наконец-то решилась заделать крышу. Но кровельщик заявил, что это невозможно: крышу вообще уже нельзя починить, ее нужно всю менять и обойдется это примерно в три тысячи долларов. В конце концов Тим забрался на крышу и заделал дыры рубероидом. «Но это долго не продержится, — предупредил он, — особенно если будут сильные дожди и грозы». Когда Ники захотела отремонтировать старый «бьюик» Элл, ей сказали, что это ей обойдется по крайней мере в тысячу долларов. Почему-то это расстроило се больше всего: для нее машина Элл была не просто средством передвижения, а, как и дом, символом того, на что она променяла свою жизнь.
Отчаявшись добыть деньги, Ники позвонила секретарше Уэзерби и пригрозила, что поселится на пороге его конторы, если он не откликнется на ее просьбу о помощи. В конце концов он был ее опекуном, назначенным судом, и если ее дела были в плачевном состоянии, то в этом отчасти была и его вина. Ему следовало бы получше заботиться о ее имуществе. А разве он не может использовать свое влияние в городе и у Хайлендов и добиться, чтобы табачная компания пересмотрела свое решение об отмене ее денежного содержания, которое она получала в течение многих лет?
Ответ на эту угрозу пришел летним солнечным утром через несколько дней, когда Ники была в саду, стараясь прибить перекосившиеся ставни. Почтальон просигналил из своего грузовичка и, когда она подошла, вручил ей большой плотный конверт, заказную бандероль. Внутри Ники обнаружила целую кучу каких-то документов, к которым было прикреплено письмо от Уэзерби.
Придерживаясь своего обычного безликого, почти анонимного стиля, адвокат писал: «Недавно на ваш счет пришел последний чек из компании „Хайленд“, однако, как вы сами можете удостовериться, он не полностью покрывает расходы за мои услуги. В виду переживаемых вами финансовых трудностей я принял решение отказаться от недостающей части». Сюда был приложен депозитный счет на сумму в 3500 долларов на имя Уэзерби как ее опекуна. Это были деньги, предназначенные на ее обучение, если бы она не бросила колледж. Теперь она могла бы с их помощью разделаться с кое-какими проблемами. Однако наряду с этим там также находился счет за юридические и прочие услуги по управлению за прошедший год, в которые входили и расходы по составлению, например, договора об аренде, а также по хранению документации, пересылке документов, даже расходы на копировальные работы — и вся эта сумма составляла более 3888 долларов. Здесь же была И копия чека, выписанного Уэзерби на свое имя: он закрывал счет для денежных поступлений Ники и переводил всю полученную ею сумму на свое имя в счет уплаты долга.
Эти тщательно собранные счета и документы поразили Ники даже больше, чем то, что ей больше неоткуда ожидать помощи для решения своих финансовых проблем. Как мог Уэзерби отобрать у нее эти несчастные деньги, пришедшие ей в качестве последней крохи от щедрот Хайлендов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62