– обеспокоенно спросила Билли. – Инвесторы и правительство всегда толкуют о них. С этими сроками можно… можно все потерять. Так говорили о сроках?
– Не знаю.
– Если даже срок есть, беспокоиться мы не станем. Сойер все уладит. Она так молода, Отами.
– Только по числу лет. Здесь, – Отами показала на свое сердце, – она не имеет возраста. Ее дедушка не доверил бы свою мечту ребенку.
* * *
Через одиннадцать месяцев после переезда в дом семьи Хасегава у Билли возникло такое чувство, будто даже в Санбридже она не ощущала себя до такой степени в родном гнезде. Она радовалась, что скоро сможет вернуть Санбридж Мэгги. Любые деньги, которые она бы выручила от продажи своего ценного владения, растворились бы без остатка в этой войне мегадолларов. Так будет лучше для Мэгги, лучше для всех.
Было поздно, но почему-то не спалось. Без сомнения, это как-то связано с ожидаемым приездом Тэда. Билли решила, что прогулка в саду успокоит ее нервы.
Как здесь красиво, ничего похожего на кактусы и перекати-поле. Сверкающая гладь прудов, изогнутые мостики радовали глаз. Билли села на кованую скамью, чтобы осмотреться. Непонятно, отчего вдруг она почувствовала присутствие Мосса. Взволнованно подняла глаза к небу.
– Она справляется, – прошептала Билли. – Другого пути не оставалось. Скоро, Мосс, твоя мечта обретет крылья, а потом все будет в порядке, и ты сможешь почивать с миром.
Он снова мысленно тянулся к ней из вечности. Теперь она уже явно нервничала. Все идет хорошо – каждый был в этом уверен. Сойер, казалось, верила в успех. Райли не скрывал ликования.
Надо пройтись, избавиться от беспокойства. Прогулка по такому красивому саду должна успокоить. Если бы Тэд стоял рядом, она бы успокоилась. Ее смысл жизни… Тэд.
Билли прошла на нижнюю террасу сада. Окна комнаты Сойер остались открытыми, виднелся силуэт девушки в полутьме. Казалось, она разговаривает по телефону. В такой поздний час. Билли медленно двинулась дальше, вдыхая запах цветов, срывая цветки с аккуратной круглой клумбы.
Как легко Сойер приспособилась к новому окружению. Мужчины на заводе не считали ее высокомерной всезнающей американской дамой – она работала наравне со всеми среди металлических конструкций. Она прислушивалась к рабочим, а они – к ней. Никакой борьбы за руководство, никаких закулисных интриг, которые нередко происходят в Штатах. Здесь было одно общее стремление, и каждый вносил свой вклад. В конце рабочего дня они кланялись друг другу и отправлялись к своим семьям. Многие возвращались после ужина, чтобы в последний раз проверить сделанное за день и подготовиться к завтрашнему дню, чтобы работа шла быстрее.
– Рэнд, говорю тебе, получится, – говорила Сойер. – Мне удалось снять еще двести фунтов. Мне кажется, ты ошибаешься. Самолет будет иметь максимум вес Т-О. Я уже близка к этому. Не будь таким упрямым и слушай меня. Я знаю, что делаю. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Я скучаю по тебе. Правда, скучаю. Ты получил мое последнее письмо?..
Билли постучала в створку окна. Сойер сделала ей знак обойти вокруг и пройти в раздвижную дверь. Она продолжала разговор, в то время как бабушка уселась в удобное кресло. Как мил ее сердцу счастливый голос внучки. Сойер может этого и не знать, но в тоне голоса есть оттенки, которыми пользуются только влюбленные. Особый блеск глаз Билли тоже могла различить, памятуя о своей юности, и до сих пор видела в своем отражении в зеркале, если Тэд появлялся где-то поблизости.
– Мне нужен летчик-испытатель. Ты считаешь, я должна дать объявление в «Нью-Йорк таймс»? – Притворный ужас на лице Сойер вызвал смех Билли. – Ты! Я никогда не имела тебя в виду, Рэнд… Вы, чертовы англичане, такие чувствительные, не так ли? Слушай, если хочешь принять участие, работа твоя. Скоро ли ты сможешь приехать?.. Не очень хорошо. Как насчет послезавтра? Уладь свои дела. Как ты можешь такое подумать? Я никогда не спекулировала нашей дружбой. Повезу тебя на ужин… Спокойной ночи, Рэнд.
– Удалось договориться? – спросила Билли. Сойер сделала гримаску:
– Вроде бы. Послушай, бабушка, он самый лучший специалист в своем деле. А нам нужны самые лучшие. Он знает конструкцию самолета так же хорошо, как и я. Наши мнения совпадают во всем, кроме двух-трех мелочей. Он доверяет мне. Он не согласился бы испытывать это наше творение, если бы не был во мне уверен. Правда, бабушка?
– Правда.
– Если я права, то почему чувствую себя так… так беспокойно?
– Может быть, потому, что он значит для тебя больше, чем ты сама себе можешь признаться? Может быть, то, о чем ты споришь, для тебя гораздо важнее, чем ты думаешь? Он ставит свою жизнь на карту, чтобы испытать для тебя этот самолет. Такое доверие – самой высшей пробы. Ты должна быть уверена, Сойер.
– Я уверена, бабушка. Но столько может еще возникнуть всяких каверз. Я могла бы все перепроверить сто раз до воскресенья, а забарахлит какая-нибудь мелочь, и жизнь Рэнда может повиснуть на волоске.
– От тебя зависит, чтобы ничего не забарахлило.
– Какая ужасная ответственность. Иногда, бабушка, у меня возникает такое чувство, будто мне сто лет. Я рада, что Рэнд приезжает. Хоть ненадолго мне нужно знать, что я из себя представляю. Он мне небезразличен, бабушка, может быть, слишком небезразличен. Мы переписываемся, ты знаешь, и часто говорим по телефону.
– На днях приезжает Тэд, – сообщила Билли. – Может быть, даже завтра, если все уладится.
– Когда вы поженитесь?
– Как только этот самолет пройдет летные испытания. Мы поедем в Гонконг и, если испытания пройдут хорошо, свяжем себя, как говорится, узами брака.
– Я так рада за тебя. Всю жизнь ты оставалась камнем преткновения. Дедушка, наверное, чувствовал себя победителем, когда подцепил тебя.
– Я всегда так считала, – засмеялась Билли. – Пора спать. Тебе рано вставать, а мне нужно выспаться, чтобы быть красивой.
* * *
Два последующих месяца были самыми счастливыми в жизни Билли. Она влилась в семью Хасегава и наслаждалась ласковым приемом. Тэд использовал свой отпуск и навещал ее по нескольку раз на день, делая счастье полным и совершенным.
Отами и Билли наблюдали за расцветом любви между Рэндом и Сойер. Любому, кто пригляделся бы к девушке, стало ясно, что долг по отношению к мечте ее деда стоял на первом месте. Рэнд, казалось, понимал это… пока что.
Все они сидели в столовой и пили кофе с пирожными. Испытательный полет, только что сообщила им Сойер, был назначен на 31 марта, последний день последнего месяца, обозначенного инвесторами как предельный для получения готового продукта – конечного результата, с которым они могли выходить на рынок. Рэнд хмурился, Сойер глядела мрачно, а Райли сидел, подперев голову руками. Старший Хасегава скользнул взглядом по молодым людям и перевел глаза на Билли. Он явно хотел знать, в чем состоит проблема.
Вдруг Рэнд заговорил:
– Говорю тебе, Сойер, угол в шестьдесят градусов слишком большой. Или ты уменьшаешь его до пятидесяти пяти градусов, или ищи себе другого летчика-испытателя. Я для тебя на многое готов, но расставаться с жизнью не хочу.
– А я говорю, шестьдесят градусов – один из исходных расчетов дедушки, – горячо спорила Сойер. – Я живу уже два года с мыслью об этом самолете и знаю, что делаю. Остальные согласны. Только ты один сомневаешься.
– Пусть только я сомневаюсь, но лететь на этой птичке придется мне одному, и я хочу вернуться назад целым и невредимым. Пятьдесят пять градусов!
– Нет! Мы теряем эффективность.
– Да!
Сойер встала и обошла стол, остановившись перед Рэндом.
– Ты считаешь, что я позволила бы тебе лететь, если бы сомневалась хоть на йоту?.. Ладно, чертов англичанин. Ответь мне – но сначала ты должен кое-что знать: я люблю тебя. А теперь подумай как следует и дай ответ.
Глаза у Билли широко раскрылись. Она никогда не видела Сойер такой непреклонной. Отами покусывала ногти, а Садахару уставился на безупречно белую скатерть. Только Райли во все глаза смотрел на молодую пару.
Рэнд лихорадочно думал, снова и снова вспоминая расчеты. Дважды он хмурился. Пронзительный, требовательный взгляд Сойер побуждал принять немедленное решение. Сомнения следовало прятать. Сойер проявляла упрямство не ради упрямства. Взгляд у нее стал уверенным и ясным. Рэнд кивнул и был вознагражден крепким объятием.
– Ты меня не разыгрываешь, а? Ты знаешь, я права. Не допускаю никакой случайности, ничего не ставлю на кон. Никогда я не стану играть твоей жизнью, Рэнд, ни за что. Скажи, что доверяешь мне, доверяешь тому, что я делаю, – бурно требовала Сойер.
Рэнд снова кивнул, не в силах говорить. Никто из них не заметил, что остальные встали из-за стола. Позднее в холл влетела Сойер, чтобы позвать всех обратно в столовую.
Сойер стояла рядом с Рэндом. Выражение глаз у нее было виноватым.
– Мистер Хасегава, самолет не будет готов к тридцать первому марта. Нам нужен еще один день, может быть, два. Что это будет значить для ваших людей?
Как бы хотелось Сойер избежать необходимости приносить извинения. Все они так старались, но выбились из графика. Один день, два дня, какая разница? Большая, если верить инвесторам. В соответствии с контрактом последний день марта был днем испытания… или потери всего. А контракт есть контракт. Если апрель наступит, а проект не будет завершен, контракты окажутся нарушены.
– Я не могу требовать от людей больше того, что они могут дать. Подойти так близко, зайти так далеко и не суметь…
– Дедушка, сделай что-нибудь, – воскликнул Райли. – Придумай что-нибудь.
Старший Хасегава ласково положил руку на плечо внука:
– Это не в моей власти, внук мой.
– А я не верю, папа. Должна оставаться возможность. Ты всегда был лучшим отцом и всегда находил лучшее решение для каждого. Сейчас мы не можем все потерять. – Отами заплакала, цепляясь за отца. – Пожалуйста, придумай что-нибудь.
– Нам нужен всего лишь один день, всего лишь двадцать четыре часа – и все, – по-детски умолял Райли.
– Довольно! Я подумаю, но ничего не обещаю, – сухо заявил японец и вышел из комнаты.
– Почему у меня такое чувство, будто я потерпела неудачу? – плакала от отчаянья Сойер.
– Ты не потерпела неудачу. Так сложились обстоятельства. Ты все проделала великолепно, – преданно утешал Рэнд. Остальные выразили свое согласие с его словами. – Пошли обратно в ангар. У нас полно дел. Сегодня вечером никто не пойдет домой. Бригада будет спать на месте и работать в три смены.
Билли тяжело опустилась на стул и закрыла лицо руками. Нет, не могли они потерять все сейчас. Отами обняла ее за плечи. Райли сел напротив.
– Дедушка найдет способ. Знаю, найдет.
– Мой отец исключительный человек, мама Коулмэн. Если это в пределах человеческих возможностей, то он найдет выход. Все мы должны надеяться на лучшее.
Билли кивнула.
В оставшиеся дни все работали не покладая рук. Приехал Тэд, чтобы предложить свою помощь. Сейчас Билли видела его редко, и он так уставал, что она могла лишь поцеловать его в щеку и укрыть одеялом, пока он спал после своей смены. Все силы были отданы мечте. Ничто больше не имело значения.
Последний день марта наступил слишком быстро. Сойер ходила с красными от слез глазами. Рэнд выглядел расстроенным. Казалось, все двигались в замедленном ритме. Так подумала Билли, когда вошла в ангар, чтобы отыскать внучку.
– Ну что, сделаете?
– Нет. Нужно отработать еще две смены. Я все рассчитала по книгам, а человеческий фактор мы не учли. Дедушка мне об этом ничего не говорил. Восемнадцать часов, всего-навсего. Боже мой, бабушка, не могу поверить.
В шесть часов вечера того же дня Садахару Хасегава вошел в ангар с улыбкой на лице. Он на восемь минут закрылся с Райли и Сойер в бюро, а когда они вышли к остальным, покрасневшие глаза Сойер сияли. Она помахала Билли. Все будет хорошо.
– Благодарю, тебя, Господи, – прошептала Билли. – Благодарю.
Времени было час пополудни. По календарю 1 апреля, но дедушка Райли объявил, что в марте появился еще один день. Газеты Хасегавы в Токио вышли с датой 32 марта, а газеты не лгут.
* * *
Словно весь мир смотрел на мечту Мосса Коулмэна в тот день. Присутствовали все члены семьи Хасегава, все инженеры и техники, Сойер, Билли и Тэд. Представители прессы разместились за барьером в полной готовности сообщить о полете серебристой птицы со скошенным необычным крылом.
Сойер в замасленном комбинезоне и в кепке с козырьком смотрела на солнце. Она пробежала до середины летного поля и подала Рэнду знак, подняв большой палец руки. Рэнд послал ей воздушный поцелуй и забрался в кабину.
Когда самолет заскользил по взлетной полосе, Билли перекрестилась и прошептала:
– Покойся с миром, Мосс. Через несколько минут это станет историей.
* * *
Сильные руки обхватили ее, и она прислонилась к груди Тэда.
– Помни о своем обещании, – сказал он ей на ухо. – Победа или поражение, а завтра мы женимся.
– Я всю жизнь мечтала выполнить это обещание, – отозвалась Билли.
Гул двигателей взорвался в воздухе, когда самолет достиг края взлетной полосы. Билли стояла в кольце рук Тэда, скрестив пальцы, подняв глаза к небу.
– Через несколько минут мы будем знать.
– Хочешь сказать, будем знать, не напрасны ли наши старания?
– Нет, не напрасны. Все: радость, слезы, вся моя жизнь – все стоит того, чтобы оказаться здесь сегодня с тобой.
Он поцеловал ее в щеку и крепко обнял как женщину, которую любил всю свою жизнь.
Билли повернулась и посмотрела на Тэда; ее светло-карие глаза заглянули в глаза друга. Над их головами поднялся в воздух Рэнд и уверенно начал испытательный полет.
– Иногда я вижу вопрос в твоем взгляде, Тэд. Разве ты не знаешь, что порой любовь живет для вчерашнего дня, а порой – вечно?
Свет ее улыбки прогнал тени, таившиеся в его сердце.
– Так и я люблю тебя, Билли, сегодня и навеки.
Глава 41
Мэгги Коулмэн глянула на себя в зеркало, где отразилась во весь рост, и вскрикнула. Она выглядела, как мешочница без мешков. Рука потянулась к волосам, коснулась щеки. Какой сегодня день? Нужно остановиться и подумать, попробовать вычислить месяц и день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89