Отпихнула бутылку бурбона, коробку с сигарами. Пачка писем все еще лежала там. Без колебаний она прочла надпись на верхнем конверте и уточнила дату штемпеля. За несколько дней до отъезда Мосса в Европу. Билли уселась поудобнее, открыла и прочла письмо. Выражение ее лица осталось прежним, когда она сложила надушенный листок и снова положила в красивый конверт. Коленом задвинула ящик, сняла трубку телефона и набрала номер.
Голос на другом конце провода был теплым со сна – или он такой вялый с похмелья? Билли не знала и не желала знать. Холодными и полными яда были сказанные ею слова:
– Ты, сукин сын! Ты что, не мог позвонить отцу, когда вернулся в Штаты? Или когда твои планы изменились. Самолет, на котором, как предполагалось, ты летел, разбился. Твоего имени нет в списке оставшихся в живых. Ты хоть слушаешь новости? Или был слишком занят? С Сетом случился удар. Мосс, он очень плох!
Билли с минуту слушала, потом сказала:
– Лично мне наплевать, чем ты занимаешься. А вот твоему отцу, может быть, это интересно знать. До свиданья, Мосс.
Билли шумно перевела дух. Какое-то внутреннее чутье подсказывало ей, что Мосс не мог умереть. Случись такое, она бы почувствовала. Билли откинулась в кресле Мосса, сжала виски пальцами. Она любит Тэда, уверена, что любит. Это зрелая любовь, любовь женщины. Но перестанет ли когда-нибудь та девочка, что еще жива в ней, любить Мосса? Даже сейчас какая-то часть ее существа скорбела об этом предательстве и печалилась о разбитых мечтах.
Билли медленно потянулась к телефону. Мигрень пронизывала мозг, будто молния. Позвонила через международного оператора.
– Тэд? Я дома… я в порядке. Еще не видела Сета. Мама говорит, он отдыхает, но состояние серьезное. Мосс жив. Я только что говорила с ним. Он прилетел в Нью-Йорк раньше. К счастью, мама была менее обычного озабочена собой и не стала говорить детям, пока не все ясно. И слава Богу. Всю дорогу домой я ужасно волновалась за Райли. Ты ведь знаешь, как он обожает Мосса… Не надо беспокоиться обо мне. У нас все будет хорошо, я напишу тебе через несколько дней. Еще раз спасибо за то, что отправил меня через Японию. И, Тэд, спасибо за Гонконг. Я никогда этого не забуду. Никогда.
На другом конце провода наступило молчание, и Билли зажмурилась от охватившей ее боли. Она чувствовала, как тянется к ней Тэд через тысячи миль, что разделяют их; нежные пальцы любви преодолевали расстояния. Она понимала: Тэд ждет от нее еще каких-то слов, но понимала также, что должна отказать себе в этой роскоши. Она глубоко любила Тэда, но во время долгого перелета на самолете горевала о Моссе – ее муже и отце ее детей. Несмотря ни на что, даже на любовь Тэда, Билли не сомневалась: Мосс все еще остается частью ее жизни и будет в ее жизни всегда.
В голосе Тэда она услышала такое глубокое волнение, что сердце у нее готово было разорваться.
– До свиданья, Билли, – прошептал он. – Увидимся, когда я вернусь в Штаты.
– Да, Тэд. Я на тебя рассчитываю. До свиданья. – Связь прервалась, и Билли добавила со слезами в голосе: – До свиданья, милый Тэд.
* * *
Билли с трудом поднялась по лестнице на второй этаж, где разместили Сета. Чем выше она поднималась, тем труднее давался каждый шаг, и к концу пришлось уже становиться на каждую ступеньку обеими ногами. Иссяк адреналиновый заряд, встряхнувший ее во всплеске чувств, и теперь Билли чувствовала себя совершенно обессиленной.
Как справедливо, подумала она, что Сет оказался в той самой постели, пленницей которой такое долгое время была Джессика. Это – почти божественное возмездие. Билли вошла в комнату и остановилась у кровати, ожидая, когда старик узнает ее. Сет вдруг как-то сразу стал очень старым, очень слабым человеком, жалким инвалидом. Агнес, сидевшая рядом с ним, посмотрела на Билли, будто соглашаясь с наблюдениями дочери. Потом быстро удалилась, радуясь, что можно выйти из комнаты. Однако задержалась у двери, прислушиваясь к голосу Билли и восхищаясь ее холодным тоном, в котором явно чувствовалась властность.
– Сет? Я Билли. Я только что вернулась домой.
– Что это тебе приспичило возвращаться? – неразборчиво пробормотал он. Разобрать слова было трудно, но сердитый блеск суровых глаз не оставлял сомнений в смысле сказанного. – Ты должна была быть со своим мужем!
Билли поняла. На самом деле Сет имел в виду, что это она должна была умереть.
– Я не собираюсь спорить с вами. Я пришла сказать, что Мосс жив. Он в Нью-Йорке.
Сет недоверчиво покачал головой. Нижняя губа начала дрожать, слезы набежали на глаза.
– Ты меня обманываешь, девочка.
– Когда-нибудь, Сет, вам, наконец, придется назвать меня по имени и говорить со мной с тем уважением, которого я заслуживаю. – Она взяла телефон с прикроватной тумбочки и набрала номер. Нью-йоркский номер. – Твой отец хотел бы услышать твой голос, – холодно проговорила она, когда откликнулся Мосс.
Сет с поразительной силой схватился за трубку. Билли помогла ему пристроить ее к уху. Нескрываемое волнение на лице и неуверенность в дрожащем голосе человека, который считал проявление чувств слабостью, ужасали.
– Сынок? – попытался он выговорить сквозь слезы. Билли вышла из комнаты пошатываясь. Снова услышав голос Мосса, она совсем пала духом. За дверью она буквально наткнулась на Агнес, которая накинулась с вопросами:
– Это правда? В самом деле?
– Правда. Можешь мне верить.
– Он был с той женщиной? Снова? – настаивала Агнес.
– Да, он был с «той женщиной»! Не наседай на меня, мама. Я не хочу слышать, что если бы я была хорошей женой, Мосс не стал бы таким подонком, каким является. Я не несу ответственности за его поступки. И, как ни трудно в это поверить, за его измены. Теперь я хочу видеть Сойер. Она в детской?
– Бедный Сет. – Агнес заломила руки.
– А вот это верно, мама, бедный Сет. Единственное, что тебя всегда беспокоило, это как бы я не вышла из милости и не лишила тебя династии Коулмэнов со всем ее престижем и властью. Ладно, прибереги свою жалость для самой себя, мама. Сет не оправится от этого удара, и я точно знаю, кто станет заботиться о нем с восхода до заката. Ты купила себе эту честь, мама, всеми твоими мелкими предательствами по отношению ко мне, к детям и к твоему корыстному союзу с Сетом. Очень скоро, мама, ты будешь выпрашивать немного жалости для самой себя.
Билли круто повернулась и направилась в детскую.
* * *
Дождь заливал стекла лимузина и стучал по крыше. Далекий раскат грома напомнил Моссу выстрел из винтовки. Он радовался, что сегодня не сам ведет машину; невозможно было сосредоточиться на дороге. Зигзагообразная молния блеснула в небе, заставив вздрогнуть. Хорошая техасская гроза, грозно бичующая равнины. Папа ненавидел грозы. Старик жаловался, что от грозы скот становится пугливым, но Мосс знал, что грозы – одно из тайных слабых мест отца. Другой такой слабостью являлся он, его сын.
Отец старился. Он привык быть жестоким, привык все держать в своих руках. О, Билли рассказывала ему, как Сет горевал, когда его самолет упал в море во время войны и они не знали, жив он или мертв. Но на сей раз старик не выдержал. Удар. Боже милостивый, удар! И все по его вине. Один злосчастный звонок телефона – и ничего этого не случилось бы. Ничего. Но он отменил последнюю часть запланированной поездки, потому что у Элис имелось свободное время между спектаклями и она не хотела оставаться одна. Он как вихрь промчался по лондонскому дому Амелии, прокричал своей сестре и Сьюзан «до свиданья». Сьюзан слабо улыбнулась и вышла, как бы говоря всем своим видом, что и не ожидает его присутствия на ее сольном концерте в Лондонской консерватории. Черт, как он мог поступить так эгоистично? Элис Форбс подождала бы, она всегда ждала. Как и Билли. Между прочим, все это из-за Билли. Из-за нее и ее эгоизма. Если бы она путешествовала с ним, как он планировал, не пришлось бы в такой спешке возвращаться в Штаты.
Неожиданно, впервые за все время, ему пришла в голову мысль, что он мог бы оказаться в этом самолете, что они с Билли могли бы погибнуть. Ужасная мысль. Но потом он отмел се. Нет, их не было бы в нем, потому что Билли захотела бы остаться в Лондоне, чтобы присутствовать на концерте Сьюзан. Да, кивнул он сам себе, во всем виновата Билли. Ее эгоизм, внезапное стремление к самостоятельности привели его прямо в объятия Элис Форбс.
Кажется, прошла целая вечность с того времени, как Билли позвонила ему в Нью-Йорк. А как она узнала, что он в квартире Элис? Или просто любезно звонила, чтобы сообщить Элис о катастрофе с самолетом в Испании? Стали бы они плакать вместе? Попытались бы утешить друг друга? Эта мысль его развеселила.
Прежде чем выйти из машины, он прошептал молитву. Неизвестно было, чего ждать и насколько серьезно состояние отца. В этот момент он понял, что охотно рухнул бы с тем самолетом, если бы это спасло Сета. Папа должен знать, что его сын отдал бы за него жизнь. Боже, надо как-то дать отцу понять это. Ведь они – отец и сын, это главное. Боже, это главное!
– Папа! – радостно воскликнул Райли. Мальчик обхватил Мосса руками, изобразив что-то вроде объятий. Как всегда, Мосс удивился, какой он высокий и мускулистый. Весь в отца.
– Как дедушка?
– Ворчит. – Райли улыбнулся. – Ему не нравится лежать в постели, но он не может пошевелить ни левой рукой, ни ногой. Бабушка говорит, он выкарабкается. Тебя увидит, и ему сразу станет лучше, папа. Он ждет тебя с тех пор, как мама сказала, что ты не летел на том самолете.
Мосс изучающе глянул на сына, отыскивая осуждение в его чистых голубых глазах. Много ли он знает? Неужели Билли так жестока?
Райли, казалось, прочел все эти вопросы во взгляде отца.
– Я рад, что тебя не было в том самолете, пап. Правда, рад. Бабушка сказала мне, что поэтому у дедушки и случился удар, ведь он беспокоился о тебе. Он очень тебя любит, пап, и я тоже, – робко сказал Райли. Он не привык выражать свои чувства к отцу. Оба они понимали и принимали это без слов.
– Что же сказала тебе бабушка? – как бы между прочим спросил Мосс. – Как мама? – Если кто-то из них рассказал Райли больше, чем было необходимо, они за это дорого заплатят. Он им не позволит ронять отца в глазах сына.
– Бабушка только это и сказала, и еще, что это была большая ошибка, и я должен забыть об этом и помочь маме, чем смогу. Но маме я не нужен, папа. Она заботится обо всем. Папа, мама стала какая-то другая. Она изменилась. Точно. Я думаю, она была потрясена, узнав, что ты мог лететь на том самолете. Она так изменилась.
Сердце у Мосса гулко застучало.
– Как это, Райли?
– Она… она все время занята, отвечает на телефонные звонки и заботится о дедушке. Позволяет няне все время заниматься Сойер и даже не вышла из мастерской, когда я приехал домой вчера после обеда. Это так не похоже на нее, пап. Она улыбается, а на самом деле не улыбается. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Думаю, что да. Где она сейчас?
– Наверное, читает газету дедушке. Я тоже там сидел, но проголодался. Хочешь съесть чего-нибудь?
– Я бы выпил холодного пива и съел сандвич, если ты можешь приготовить.
– Пап, я больше не ребенок. Хочешь, чтобы я принес тебе все это наверх или поешь со мной на кухне? Бабушка расстраивается, когда мы таскаем еду по дому. Как насекомые.
– Я присоединюсь к тебе на кухне. Иди пока. Не открывай пиво, а то пена осядет.
Мосс медленно поднялся по лестнице. Обычно он шагал через две ступеньки, но сегодня, казалось, едва переставляет ноги. Он опасался этой первой встречи с отцом, с Билли – тоже. Райли сказал, она читает отцу газету. Значит, старик не так уж плох, а? Глубоко вдохнув воздух, Мосс вошел в спальню отца.
Билли подняла глаза от газеты, которую читала Сету, и взглянула на Мосса, прервавшись на середине предложения. Почувствовав еще чье-то присутствие в комнате, Сет открыл глаза. Кривая улыбка поползла по его лицу, правая рука протянулась к блудному сыну. Мосс моментально схватил ладонь отца и склонился над кроватью.
Билли отвернулась, словно чтобы не видеть, как Мосс рыдает в объятиях Сета. Ее губы пренебрежительно изогнулись, будто от отвращения к самой себе и к слепому одобрению Сета, готового принять все, что бы ни сделал сын. Какое право имела она теперь выкрикивать обвинения, если сама оказалась виновата не меньше Мосса, предав их брак и обязательства по отношению к их семье? Она бросила взгляд на мужа, стоявшего на коленях у кровати отца. Невзирая на все его слезы и печали, она точно знала: он никогда не изменится. Будет и дальше жить такой жизнью, какая ему нравится, жить так, как хочет. А если и она станет поступать точно так же, куда заведет все это их всех, детей, семью?
Она тихо положила газету на кровать и вышла из комнаты, с трудом переставляя ноги, ставшие как будто ватными, зная, что отправляется в одинокое плаванье. Ее жизнь будет протекать здесь, в Санбридже, и она обречена оставаться в этом доме.
Глава 28
После того как с Сетом случился удар, жизнь в Санбридже быстро изменилась. С разрешения врача, Сет перебрался на первый этаж, и кабинет превратился в больничную палату. Стеллаж для бумаг, письменный стол, высокая кровать со съемными бортами и поднос с лекарствами стали новыми и немаловажными предметами обстановки. Всю кожаную мебель и тяжелые гардины убрали на чердак, напоминавший пещеру. В дальнем углу комнаты стояло сверкающее инвалидное кресло под чехлом. Сет отказался пользоваться им.
Агнес упивалась своими новыми обязанностями. В то время как она «советовалась» с Сетом, а Мосс притворялся, что надзирает за ее действиями и решениями, все они понимали, что это лишь простая любезность. Агнес Эймс теперь полностью контролировала Санбридж и радовалась каждой минуте такой жизни. Ей нравилось чувствовать уважение и восхищение в глазах людей, когда они говорили, что не представляют себе, как Сет обходился бы без нее. Нравилось присутствовать на заседаниях и передавать указания Сета, как будто они исходят от нее одной, или изменять его инструкции к своей выгоде.
Агнес любила власть и впервые в жизни имела ее, ревностно охраняя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89