* * *
Райли радовался, что кончился праздник, День Благодарения; его не было дома со своей семьей на традиционном ужине. Но у него дело, важное дело. Из окна спальни он посмотрел на последствия ночного снегопада. Трудновато будет идти с маршем антивоенного протеста в такую погоду. Райли надеялся, что все-таки средства массовой информации осветят это событие. Анна Мария Воловски сказала, что такое событие не упустят, а она-то, казалось, всегда знала, как пойдут дела.
– На улице, наверное, градусов двадцать мороза, – проворчал Райли, обращаясь к своему товарищу по комнате Майку О'Нейлу. – Замерзнем там как собаки.
– Знаю. Я надел длинные кальсоны и две пары носков. Успокойся, Коулмэн, это всего лишь на пару часов. Выживем. Этот снегопад все равно что старая шляпа для газетчиков, а мы им подкинем новостей, чтоб было о чем написать. Ради этого стоит померзнуть.
Вьетнам, дьявольская заваруха на другом краю света. Не многие называли это войной, а следовало бы, подумал Райли. До сих пор это именуется «политической акцией», размышлял он, подправляя краской плакат, который будет нести: «Верните их домой!!!».
– Они получат свои новости, – усмехнулся Майк. – Что скажешь о моем?
Райли обернулся, чтобы глянуть па лозунг в руках Майка: «Я не иду!».
– Это твое последнее слово, О'Нейл?
– Вот именно, последнее.
– Пошли. Остальные ждут, а я не хочу идти пешком к административному зданию. Я дитя комфорта, предпочитаю посидеть в тепле, пока мы не двинемся.
* * *
Демонстрация в студенческом городке Кентуккского университета обещала стать самой значительной из проходивших здесь до сих пор: журналисты не могли пропустить такое событие.
Марш начался довольно мирно и таковым остался бы, если бы какой-то неопытный полицейский не стал размахивать своей дубинкой от досады на этих «деток богатых задниц, которым больше нечего делать». Майку О'Нейлу удар пришелся по левому плечу. При звуке ломающейся плечевой кости приятеля Райли пришел в ярость. Он размахнулся и обрушил свой плакат на правую руку полицейского, заставив его выронить дубинку в снег. Сара Фитц подхватила ее и нацелилась на второго полисмена. Райли оттеснил Сару в сторону и прыгнул на полицейского. Оператор навел камеру на его сердитое лицо, в то время как тот колотил противника так, что любо-дорого смотреть. Тут началась такая потасовка, что чертям в аду стало жарко.
На Майка О'Нейла, лицо которого было искажено болью, надели наручники и бросили в полицейскую машину вместе с Райли.
– У него сломано плечо. Снимите с него наручники, – умолял Райли. – Мы никуда не убежим. Не мучайте его. Вы что, не видите, как ему больно?
– Заткнись, и чтоб я от тебя ни одного слова не слышал. Все вы дерьмо. Все, кто не хочет служить в армии, дерьмо.
– Можете думать что угодно, но, пожалуйста, снимите с него наручники. Посмотрите на его плечо, если не верите. – В ответ полицейский офицер язвительно засмеялся.
– Не старайся зря, Райли, – пробормотал Майк. – Слушай, если я помру, не держи на меня зла.
Райли пристально посмотрел на друга. Вокруг рта у Майка появились голубоватые тени, лицо приобрело пепельный оттенок. Но в полицейской машине было тепло.
– Еще раз просить вас я не собираюсь. Снимите наручники с моего друга!
– Заткнись!
Райли лихорадочно думал. Иногда другого выхода не остается.
– Моему дедушке это не понравится, – прошептал он. Полицейскому пришлось напрягать слух, чтобы расслышать его слова. – И отцу тоже. А когда они недовольны, то и многие другие люди – тоже. Например, такие, как комиссары полиции.
– Как я испугался. – Полицейский злобно усмехнулся. Все эти молокососы одинаковы.
– Еще как испугаетесь. Моя фамилия Коулмэн, – Райли сделал паузу. – Такая же, как у мэра.
– Беллами, проверь бумажник этого парня, – бросил водитель через плечо. Беллами извлек из заднего кармана брюк Райли его бумажник.
– Все, как он говорит. Райли Коулмэн. – Полицейская машина остановилась и съехала на пятнадцать футов в снег. – Снять с парня наручники?
– Да, черт побери, сними. Еще не хватало департамента на наши головы. Мне нужно кормить жену и детей.
– Осторожнее, – предупредил Райли. – У него сломано плечо, разве вы не видите?
– Перчатки малыша, Беллами. И утри ему нос.
– Разумно с вашей стороны, офицер, – огрызнулся Райли. – Как ты, Майк?
– Лучше… – Последовала небольшая пауза, потом Майк, потеряв сознание, обмяк на сиденье.
– Он без сознания. Теперь вы довольны? – закричал Райли. – Надо отвезти его в больницу. Быстрее!
– Сними и его наручники тоже, Беллами. Боже! Как бы мне хотелось оказаться во Флориде!
– Нет, не надо. Пусть мои наручники остаются. Вы уже сказали мне о моих правах и арестовали меня. Вы уже не можете от меня отделаться. Мой друг – другое дело. Отвезите его в больницу, а потом оформите мой арест. Ведь, вроде, так полагается?
– А потом твои дедушка и папочка вызволят тебя. Выметайся из машины. Мы отвезем твоего друга в больницу.
– Вы меня вышвырните из этой машины, – и это будет последнее, что вы когда-либо делали… Вы теряете время зря.
– Он прав. Парень все еще без сознания. И выглядит не самым лучшим образом, – холодно заметил Беллами. – Об этом молокососе мы можем позаботиться попозже.
Час спустя с помощью снегоочистителя, ехавшего впереди машины, полицейские пробились ко входу в больницу. Райли вытащили из фургона, а двое санитаров в белых халатах бросились на помощь Майку.
– Райли! – Перед ним стояла Сара. Райли заметил, что под левым глазом у нее расплывается синяк величиной с лимон. – Что случилось?
– У Майка раздроблено плечо. Кто-нибудь еще пострадал?
– Девону повредили дыхательное горло. Какой-то коп двинул его прямо по шее. Он в хирургическом отделении. Бетси сломали руку в двух местах. Келвину досталось. Ему заехали по щеке и нос слегка своротили. Ну, те и разбушевались. Мы первыми не начинали – не забывай.
– Ха, я же там был, помнишь? Черт, надеюсь, с Майком все в порядке. На мой взгляд, туго ему пришлось. Эти подонки надели на него наручники.
Сара сдвинула пакет со льдом, который прижимала к щеке, и бочком подошла к Райли.
– В вестибюле собралось не меньше сотни репортеров. Они ждут, что кто-то из нас поговорит с ними. Невероятно, что все они торчат здесь в такую погоду. Просто в голове не укладывается. Предполагалось, что демонстрация окажется мирной. Все мы сошлись на том, что насилия не будет в любом случае.
– Трудно не отбиваться, когда кто-то ломает тебе кости, – горько отозвался Райли. – Мирная – черта с два! Кто будет говорить?
– Думаю, что ты должен взять это на себя. Так будет полезно для нашего дела. Райли Сет Коулмэн из тех самых Коулмэнов. Ты вступаешь в игру?
Перед внутренним взором Райли промелькнуло видение: Сет и Мосс смотрят вечерний выпуск новостей. А затем всплыло лицо друга, пепельно-бледное, с посиневшими губами. Сара ждала. Но именно воспоминание о матери заставило его принять решение.
– О'кей, я сделаю это. Расскажи мне, что произошло после того, как нас швырнули в полицейскую машину. – Райли внимательно слушал, пока Сара излагала ход событий. Его живой ум тщательно анализировал факты, сопоставлял и располагал события в хронологическом порядке. Теперь он был готов.
– Копы не собираются разрешать тебе говорить с прессой. Мы могли бы подготовить для тебя сцену. Все репортеры находятся перед зданием больницы. Мы же – возле отделения скорой помощи, позади нее. Тебя, наверное, сразу же отправят в полицейский участок.
– Черт, они хотели выкинуть меня из машины, когда я сказал, что мэр – мой дедушка. Если прессе станет известно, что я один из техасских Коулмэнов, это действительно произведет впечатление. Я должен сделать это, – воинственно заявил Райли. – Они надели наручники на Майка, а он не смог выдержать боль. Слишком долго они меня держать не станут. Дай мне знать как можно быстрее, как остальные. Договорились?
– Само собой. Я думаю, случай с Солом – для нас самое выигрышное дело. Он умеет быть таким очаровательным с дамами. Ему сломали руку, и никто не обращает на него внимания. Ты только глянь на него – он уже назначил свидание той студентке-медсестре. Я попрошу его через эту девушку передать сообщение для прессы. А ты держись стойко и не позволяй увезти тебя отсюда, пока репортеры не прибегут сюда. Дерись, если понадобится.
– Давай быстрее. Вон показались те двое полицейских. Сколько я продержусь, как ты считаешь? Я арестован, не забывай об этом.
Сара кинулась к Солу со своим поручением.
– О'кей, Коулмэн, пошли, чтобы твой папочка смог добыть для тебя хорошего адвоката, не вылезая из своей теплой постельки.
– Я никуда не поеду, пока не узнаю, как обстоит дело с моим другом. – Краем глаза он заметил, что белокурая медсестра стремительно помчалась к входной двери. Нужно было потянуть еще несколько минут. Сара прохаживалась неподалеку вместе с Солом.
Райли дал пресс-конференцию в наручниках, на ступеньках приемного отделения скорой помощи. Это интервью пустили в эфир в шестичасовом выпуске новостей. А в одиннадцать часов вечера этот выпуск повторили по всей стране.
* * *
В пять часов Агнес, наконец, смягчилась и позволила слугам уйти (теперь, когда дети разъехались, прислуга больше не жила в доме, а была заменена приходящей, слуги уходили после обеда). Однако Агнес не собиралась утруждать себя на кухне: она заранее заказала всевозможные блюда, стоило снегу начать падать.
– Думаю, мы поедим с подносов у камина, – оживленно предложила она. – Кухарка сварила чудовищных размеров горшок супа с бобами, и мы можем поесть сандвичей с ветчиной. Нужно быть справедливыми, Сет. Прислуга хочет побыстрее вернуться домой к своим семьям, а через час все дороги занесет. Мосс не возражает, и я позвонила в мастерскую, чтобы Билли присоединилась к нам. Вкусный горячий суп – самая лучшая еда в такую погоду.
– Девочка заблудится в снегопаде, – проворчал Сет.
– Ради Бога, Сет, мастерская всего лишь на заднем дворе. Предполагаю, ты просто не хочешь, чтобы она появлялась здесь после того, как подала на развод. Если дело в этом, так и скажи. Я ей позвоню и скажу, чтобы не приходила.
– Кому сказать, куда не приходить? – спросил Мосс, входя в комнату и направляясь прямиком к бару.
– Я попросила Билли присоединиться к нам за ужином, поесть супу и сандвичей. – По голосу чувствовалось, что Агнес пытается оправдаться, чего она терпеть не могла.
– И ты позволишь, папа, чтобы этот развод выбил тебя из колеи? – с иронией спросил Мосс. Агнес, сощурив глаза, смотрела, как Мосс осушил бокал с двойной порцией виски и налил себе еще. Если он станет продолжать в том же духе, то рано или поздно не миновать грандиозного скандала. Лучше уж позвонить Билли и сказать, чтобы оставалась у себя в мастерской.
– Ты чертовски прав – это выбивает меня из колеи. Коулмэны не разводятся. Ты поскользнулся, мальчик. Я разочарован. Слыханное ли дело? Разводиться и в то же время общаться как ни в чем не бывало. Почему же она не соберется и не уедет, как заявила? Как получается, что наше гостеприимство для нее подходит, а ты нет? Скажи мне, мальчик.
– Брось, папа. Мы с Билли разберемся в наших делах. Мастерская принадлежит ей. Сойер удобнее здесь, чем в какой-нибудь квартире в городе.
– Девочка всю неделю в школе. А когда приезжает домой на уик-энды, то проводит время с друзьями. Где тут логика? – фыркнул старик.
Надеясь избежать назревавшего откровенного обмена мнениями, Агнес предложила включить телевизор и посмотреть вечерний выпуск новостей. Она как раз усаживалась в свое собственное мягкое низкое кресло, когда в комнату вошла Билли. Голова у нее была высоко поднята, на щеках горели два ярких пятна.
– Билли!
– Налить тебе выпить, Билли?
– Спасибо, Мосс. Я бы выпила шерри.
– Сет говорит, погода ужасная. Он боялся, что ты не найдешь дорогу до дома, – нервно заявила Агнес.
– Не хочешь ли ты сказать, что Сет надеялся, что я потеряюсь? Дом сияет огнями, как рождественская елка, – мне оставалось лишь идти по прямой. Только вот ноги промокли. Не возражаете, если я сяду поближе к огню? – Она смотрела прямо на Сета, который коротко кивнул, не утруждая себя ответом.
– Дорогая, я сейчас сбегаю наверх и принесу тебе тапочки. Я не хочу, чтобы ты простудилась. С пневмонией не шутят, – озабоченно предложила Агнес.
Поленья в камине шипели и потрескивали. Билли отодвинулась от него и устроилась возле сервировочного столика, который установила мать. Суп, крекеры и чашка кофе – этого для нее достаточно. Она опустила ложку в тарелку, когда на экране появилось изображение ее сына.
– Какого черта Райли делает на телевидении? – взревел Сет.
– Это Райли! – удивился Мосс, не донеся сандвич до рта.
Билли молча смотрела на происходящее на экране. Через пять минут они знали, что делает их сын и внук на телевидении. В порыве гнева Сет швырнул свой суп, бокал и сандвич в камин. Лицо Мосса стало мрачным, под стать бушевавшей за окнами непогоде. Агнес поникла в своем кресле. Билли спокойно доела суп, потом извинилась и вернулась в мастерскую, мысленно аплодируя своему сыну. Если он действительно верил в то, что делал – а она чувствовала, он верит, – то остается только пожелать ему побольше сил и упорства.
Билли не успела выйти за дверь, как принялся звонить телефон. У Коулмэнов теперь будет хлопот полон рот. Бедный Мосс. Какой удар по его гордости.
После одиннадцатичасового выпуска новостей Агнес позвонила ей по телефону в мастерскую:
– Сет в ярости, совершенно невменяемый. Мосс назвал Райли уклоняющимся от военной службы дезертиром и сказал, что он пренебрегает исполнением своего долга. Сет и Мосс прямо взбесились. Хотелось бы мне, чтобы ты слышала это, Билли. Я так испугалась, что ушла из комнаты. Что на всех нашло? Ничего не понимаю. Мой внук в наручниках. Сейчас его уже освободили. Сет позвонил семейному адвокату, но Райли не ушел из полицейского участка, пока и остальных не отпустили. Очень мило с его стороны, правда? Он сразу же отправился в больницу, узнать насчет своего друга Майка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89