— Ну да.
— Ну вот. Понимаешь, мне эти истории показались по-настоящему смешными, я вообще всегда считала, что из тебя выйдет первоклассный писатель, но ты сама сроду бы ничего не сделала для себя, я, честно говоря, не думала, что из этого что-то выйдет… — Она вдруг замолчала, словно загнала себя в угол, а потом вдруг объявила: — Сама ты бы никогда этого не сделала.
— Чего не сделала? — Но я уже поняла. — Ты отослала мои истории этой агентше?
Но это же неплохо или нет? Почему у нее голос такой затравленный? Потом Сьюзан сказала:
— Не только истории.
— А что еще?
— Твои имейлы тоже.
Память моя скакнула назад в попытке воссоздать, что я такого писала Сьюзан — что папа ушел, что вышла книжка Лили, что я познакомилась с Оуэном, — и у меня перехватило дыхание.
— Надеюсь, не… все имейлы?
— Не все, нет, нет, — поспешила заверить Сьюзан. — Кое-что я выпустила.
— Кое-что? — Это все равно что ничего.
— Я выпустила нехорошие куски — ну, как ты ненавидишь Лили, а еще…
— А еще? — Мне стало страшно.
— Как тебе не понравилась ее книжка.
— Еще?
— Как ты к ней относишься.
— Это ты уже говорила. Ты еще что-нибудь отсылала?
— Да. — Ответ прозвучал так тихо, что его можно было принять за помехи на линии.
— Сьюзан!
— Не сердись, Джемма, мне очень жаль. Богом клянусь, я сделала это из лучших побуждений.
Я заплакала. Мне следовало бы разгневаться, но у меня не было сил.
Я поехала к маме.
— Ну, где ты пропадаешь? — сказала она и протянула мне рюмку «Бейлиз». — «Чисто английское убийство» пропустим!
— Нет, я не могу смотреть.
Я включила свой гробоподобный компьютер. Мне не терпелось проверить, что я такого посылала Сьюзан. То, что сейчас лежит где-то в Лондоне на чужом рабочем столе.
Я пробежала папку «Отправлено». О господи, о господи, о господи, это даже хуже, чем я думала. Все мои страдания из-за ухода отца. Это же настолько личное! А хуже того — там было много плохого, такого, что можно демонстрировать друзьям, но чужим людям?.. От стыда мне стало тошно.
5
Весь субботний вечер и все воскресенье мой мобильный телефон надрывался: перепуганная Сьюзан жаждала извиниться. Я на ее звонки не отвечала; мне нужно было прийти в себя.
«Я только старалась помочь, — несколько раз написала она. — Ты настоящий писатель, но я знала, ты никогда о себе не похлопочешь».
В этом вся ее беда. Из-за того, что она уехала в Сиэтл и исполнила свою заветную мечту, Сьюзан хочет, чтобы так было у всех. В старые добрые времена (в прошлом году) она все вздыхала: «Джемма, мы так ничего не достигнем», — а я отвечала: «Я знаю. И чудесно, скажи?» То, что она предприняла решительные шаги, чтобы изменить свою жизнь, уже явилось шоком, но когда она стала пытаться изменить мою — это уж извините.
В понедельник по дороге на работу я все еще была не в себе. Всякий раз, как я представляла себе, как эта агентша читает, скажем, о моей первой ночи с Оуэном или о том, как у мамы был ложный сердечный приступ, я заливалась краской.
И я поняла, что в выходные лучше было работать, нежели лечиться от похмелья: на моем автоответчике было несколько сообщений, в том числе одно от Лесли Латтимор. В нем говорилось, что:
1. Ни один из дизайнеров одежды, с которыми я ее свела, ей не понравился.
2. О какой дармовой косметике мне уже удалось договориться?
3. Где ее замок с башнями?
Ни о какой косметике я, естественно, не договорилась — какой производитель станет отгружать горы бесплатного товара для торжества, о котором даже газеты не напишут? Подходящего замка для проведения праздника я пока тоже не подобрала.
Далее шли сообщения от всех трех дизайнеров. Первая обозвала Лесли «жуткой особой». Вторая сказала, что Лесли пыталась заставить ее сшить платье бесплатно взамен на рекламу. Третья назвала Лесли «никчемной богемной дамочкой». Ну и ну!
В панике я судорожно нажимала кнопки, звоня всем подряд — дизайнерам, журналистам, в салоны красоты, в замки с башнями. В одну кратчайшую паузу, когда я на мгновение оторвала палец от клавиатуры и уже занесла его над следующим номером, прорвался Коди.
— Это Коди Купер по прозвищу Кофи Аннан. С миротворческой миссией. Сьюзан жалуется, ты не хочешь с ней разговаривать.
— Не хочу. Мне еще никто не делал таких пакостей.
Это не так, кисейная ты наша барышня. Господи, Джемма, тебе надо было родиться гомосексуалистом. Я сейчас скажу тебе одну вещь и хочу, чтобы ты меня внимательно выслушала: тебя хочет представлять литературный агент, а ты ведь еще и книги не написала. Ты хоть отдаешь себе отчет, какое это везение? Тысячи людей пишут книги, мучаются, силясь их куда-то пристроить, но не могут найти себе литературного агента. Тебе же его на блюдечке преподнесли. Я пожала плечами.
— Ты сейчас пожала плечами?
— Господи, ты меня пугаешь.
— Это у нас с тобой взаимно, девушка.
— О чем ты?
— О тебе. О том, что ты перестала что-либо делать.
— Ой ты, господи, и кто из нас теперь кисейная барышня? Ты прекрасно знаешь, сколько у меня работы. У меня очень трудная работа, и скажу без ложной скромности: я ее делаю исключительно хорошо.
— Это верно. Что тебе удается, так это набрать денег для своей злодейской парочки, чтобы смогли купить себе дом в Нормандии. Или над чем ты там сейчас колдуешь? Но что тебе это дает?
— Коди, я хорошо зарабатываю и прошу тебя не называть их «злодейской парочкой». Они иногда слушают мои разговоры.
— Начни свое дело, в конце-то концов!
Все, кто занят тем или иным бизнесом, мечтают начать собственное дело. Но для этого нужны деньги и потенциальная клиентура, а ФФ связали меня по рукам и ногам таким трудовым договором, по которому я в случае ухода не могу брать с собой никого из своих клиентов.
— Может, когда-нибудь…
— А пока позвони этому литературному агенту. Если у тебя еще голова на плечах осталась.
— А что, если меня издадут и весь мир узнает, что мой папа бросил маму?
— Измени детали.
— Но они-то все равно себя узнают.
— Послушай, не мучь меня. Ты что-нибудь придумаешь.
Я молчала, и Коди сказал:
— Еще одно. Эта агентша работает и с Лили тоже.
— С Лили Райт?
— А ты знаешь еще какую-нибудь Лили?
— Но почему Сьюзан выбрала ее?
— Потому что она понятия не имела, как найти литагента. Это был единственный агент, о существовании которого она знала, вот она и попросила своего отца узнать у мамы Лили, с каким агентом та работает.
— Боже всемилостивый…
— Одним словом, позвони ей.
— Если я ей очень нужна, она мне сама позвонит.
— Не позвонит. Она занятой человек, к тому же на нее сейчас большой спрос.
— И плевать. — Я не собиралась звонить никакой Жожо Харви. Если суждено, все само собой произойдет.
6
Ну хорошо, хорошо, я ей сама позвонила. До следующего понедельника, целую неделю, заполненную Лесли Латтимор, я ждала, пока случится то, чему суждено, а не дождавшись, сняла трубку и набрала номер этой Жожо Харви.
Было утро понедельника. Выходные я провела, рыская по всей Ирландии в поисках проклятых замков с башнями, и теперь мне надо было как-то отвлечься.
Жожо не сразу вспомнила, кто я такая, но когда вспомнила, сказала:
— Приезжайте, побеседуем.
— Это не так просто, я живу в Ирландии.
Она не сказала, что сама прилетит в Дублин или что оплатит мой билет до Лондона. Не настолько я ей была нужна — я вообще подозревала, что она подошла к телефону, приняв меня за другого человека, — и это возбудило во мне неожиданное беспокойство.
Однако я не стала принимать решения о поездке. Я снова сделала вид, что все произойдет само собой. Но чтобы хоть как-то помочь судьбе, я стала делать все возможное, чтобы ФФ отправили меня в командировку, — к примеру, громогласно заявляла, стоя напротив их двери: «Терпеть не могу Лондон, как хорошо, что мне не надо туда ездить по работе. Хотя, если подумать, возможности там безграничные, ведь столько английских знаменитостей мечтают сыграть свадьбу в Ирландии. Но как подумаю, что пришлось бы ехать в Лондон открывать представительство — тошно делается».
Однако — а что я, собственно, удивляюсь? — ФФ сыграли со мной вдвойне злую шутку, и в среду до меня дошла новость, что в командировку посылают Андреа. Вот злыдни! Нет сомнения, на балу у сатаны они почетные гости, небось и флайерсы регулярно получают. А я восприняла полученный сигнал: сбыться этому не суждено.
Забудь-об-этом.
И я позвонила Коди.
— Как жизнь в тайном ордене? — спросила я.
— Неплохо. Овсянка сегодня особенно удалась.
Он прищелкнул языком, а я так и представила, как он закатывает глаза.
— Тебе в ближайшее время в Лондон ни за чем не надо? — спросила я.
— Нет, но тебе, я слышал, надо. Я сдалась.
— Не исключено. Съездишь со мной?
— Если ты поедешь затем, чтобы повидаться с этой агентшей, то да. А когда?
— На той неделе сможешь? К примеру, в среду?
— Отлично, на среду назначу мигрень. А теперь позвони Сьюзан.
ТО: Susan…inseattle@yahoo.com
FROM: Gemma 343@hotmail.com
SUBJECT: Спасибо и прости
В среду я собираюсь к Жожо Харви. Спасибо, спасибо и еще раз спасибо, что это устроила. Ты права, я бы ни за что этого не сделала, если бы не ты. Прости, что не отвечала на звонки, это не со зла — я просто была в легком шоке. Коди едет со мной, на работе скажет, что у него мигрень, а я сошлюсь на «критические дни». Я тебе позвоню, когда в Сиэтле будет не ночь.
Целую крепко, крепко.
Твоя благодарная подруга
Джемма.
После той ночи, когда я от него удрала, Оуэн мне так и не позвонил, что, на мой взгляд, было очень смешно. Кое-кто скажет, что, получив от меня все, что хотел, он потерял ко мне интерес. И должна признаться, когда я с кем-то сплю впервые, это для меня всегда щекотливый момент: я внутренне готова к перемене соотношения сил, к тому, что он вдруг отдалится, оставив у меня чувство утраты. Но с Оуэном, уж не знаю почему, мне было все по фигу, и я позвонила ему как ни в чем не бывало.
— Оуэн, это Джемма. Давай сходим куда-нибудь в пятницу вечером. — Как если бы мы расстались лучшими друзьями.
— Ну у тебя и характер.
— Не всегда, — призналась я. — Это ты на меня так действуешь. Ну так как?
— Опять удерешь посреди ночи?
— Да, но на то есть причина. Давай встретимся, я тебе расскажу.
Конечно, устоять он не смог и в пятницу в восемь часов опять ждал меня на коварной лестнице, ведущей в «Крэш».
— Дежа-вю, — просияла я. — Классная рубашка. — Рисунок был другой, но не менее крутой.
Ни улыбочки. Но я продолжала скалиться, и он в конце концов не выдержал и тоже расплылся. Потом, сам удивляясь тому, что делает, обхватил меня обеими руками и поцеловал. Это был очень милый поцелуй, затянувшийся намного дольше, чем мы оба предполагали, так что мы оторвались друг от друга лишь тогда, когда кто-то возмутился: «Пройти-то дайте!»
— Итак, какая причина заставляет тебя удирать от меня посреди ночи?
— Вполне уважительная. Возьми мне выпить, и я тебе расскажу.
Я поведала ему все по порядку, подробнее всего — о том, что маму нельзя оставлять одну на всю ночь, поскольку у нее тогда случаются ложные сердечные приступы.
— Надо отдать ей справедливость, она очень старается не висеть на мне камнем, но мы пока еще не вышли из опасной зоны. Ну, что? Теперь видишь, что мое бегство никак не связано с тобой, а?
— Мне не хотелось тебя отпускать. — Это прозвучало одновременно угрюмо и эротично.
Учитывая обстоятельства, я сочла разумным ответить:
— А мне не хотелось уходить.
Вечер прошел в легком флирте, с прикосновениями и ответными прикосновениями, поглаживанием рук и многозначительными взглядами, и мы оба довольно-таки сильно возбудились. Мы проторчали в «Крэше», пока нас не выставили, а выйдя на улицу, стояли очень, очень близко друг к другу, и он спросил:
— Что теперь? Еще куда-нибудь?
— Давай поедем к тебе, — сказала я и, как многоопытная искусительница, тронула пуговицу у него на груди.
— И ты опять улизнешь посреди ночи?
— Да.
— Тогда тебе туда нельзя.
Я в изумлении взглянула на него — он не шутил!
— Оуэн, но это же глупо! — Я-то рассчитывала на перепихон, у меня проснулся вкус к этому делу.
— Если тебе нельзя остаться до утра, я не хочу, чтобы ты вообще приходила.
— Но я же тебе объяснила, в чем дело! Мне надо домой к маме.
— Тебе тридцать два года! — прокричал он. — Такое я готов принять от шестнадцатилетней дурочки.
— Так пойди и найди себе шестнадцатилетнюю дурочку.
— Вот и хорошо.
Он повернулся и зашагал прочь, очень злой и немного ошарашенный. Я выставила руку и поймала такси. От негодования меня трясло. Я села в машину.
— В Килмакуд.
Машина уже тронулась с места, когда дверь распахнулась, и на меня плюхнулся Оуэн.
— Я с тобой.
— Не поедешь.
— Нет, поеду.
— Вот мама обрадуется, когда тебя увидит. Вылезай!
— Остановите машину! — Мы и так почти не двигались, но водитель покорно встал у тротуара. Оуэн, однако, продолжал сидеть. — Мы что, едем к твоей матери? Это обязательно? Почему не ко мне?
— Потому что мне все равно придется уйти посреди ночи.
— О'кей, я знаю, что делать. Едем к тебе на квартиру. Клонскег, пожалуйста, — сказал он таксисту.
— Минуточку. Кто это тебя туда звал?
Он попытался меня поцеловать, но я отпихнула его локтем. Он снова полез, и, поскольку целовался он очень хорошо, я не стала сопротивляться.
Потом он сунул руку мне в вырез топа и двумя пальцами поймал мой сосок; меня пронзило током, и безумно захотелось секса.
Назавтра я была бледна и подавлена. Я учинила пьяный скандал на улице. Я совершила половой акт в такси — точнее, попыталась, к счастью, водитель остановил. И я провела ночь с мужчиной, который называет свои интимные места не иначе как «дядя Дик с близнецами». Если быть точными, то он сказал: «Дядя Дик с близнецами по вашему приказанию прибыли!»
Но знаете что я вам скажу? Это был роскошный секс. Стремительный, азартный, потный и страстный. И в большом количестве.
В промежутке между двумя раундами он зарылся мне в волосы и пробурчал:
— Прости, что я там наговорил про шестнадцатилетку.
Я на него еще злилась, но, чтобы всерьез обижаться, надо быть к человеку неравнодушным, а у меня этого пока не было.
— Ты дурак, я тебя прощаю, — величественно произнесла я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71