— Ее могла бы и Кэсси отвезти, но она так расстроилась, что попросила меня поехать с ними.
В его голосе слышалось страдание: его доченьке больно, и она хочет, чтобы папа был с ней. Жожо вздохнула: ну как можно на него злиться?
— В субботу? В воскресенье? — спросила Марк.
— А завтра вечером ты не сможешь? У меня завтра гипноз от курения, а я хочу прогулять.
— Извини, Жожо, я завтра веду этих итальянских издателей в ресторан. Но если ты не хочешь на гипноз — не ходи. Для этого не нужно искать предлог.
Ты прав. Ладно. Тогда в субботу? Скажи Софи, чтобы близко к лошади не подходила. И пусть другие конечности бережет!
Она наудачу набрала Бекки, но и дома, и по мобильному сработал автоответчик, и Жожо позвонила Шейне.
— Давай куда-нибудь сходим, — заявила Шейна.
— А как ты няньку так быстро найдешь?
— Няньку? Зачем мне нянька? У меня есть Брэндон. Брэндон! Мы с Жожо идем куда-нибудь выпить.
— Приехать к тебе?
— Нет, что ты! Уверяю тебя, в здешних барах тебе не понравится. Там только пулю схлопочешь. Как ты начет Айлингтона? «Голова Короля», через час — идет?
— До встречи.
Они обсудили аукцион, поговорили о том, как сильно Жожо ненавидит Ричи Ганта, потом об импотенции Брэндона, и после нескольких стаканов Жожо проболталась Шейне о сорванном свидании. Это была ошибка.
— Девушка, это никуда не годится. — Шейна с негодованием покачала головой.
Это негодование адресовано ей, догадалась Жожо и со смехом ткнула подругу в живот.
— Не смотри на меня так!
— Я просто говорю, как обстоит дело. Не нравится тебе такая жизнь — измени ее! Знаешь, что надо сделать? — раскомандовалась Шейна. И, не дав Жожо ответить, закончила: — Надо познакомить его с нами — со мной и Брэндоном, Бекки с Энди. Так люди делают — знакомят друг друга со своими друзьями.
— Но он женат!
— Да, но если у него к тебе серьезно — как ты меня уверяешь, — то он и сам захочет с нами познакомиться.
— Скажи уж лучше: это ты хочешь с ним познакомиться. Нет, Шейна…
— Ты непременно должна с этим разобраться. Приходите к нам в воскресенье на бранч. Я позову маму, чтобы стояла у плиты и детей на себя взяла. Напьемся и познакомимся. Полвторого устроит?
О господи!
— Нет, Шейна. Мне каждая минута с ним дорога. Я не хочу им ни с кем делиться.
— Полвторого, — упрямо повторила Шейна.
— Нет. — Жожо уперлась в нее взглядом.
— Полвторого.
— Нет.
— Полвторого.
— Нет.
— О господи!
— Что такое?
— Там одна из сестер Уайатт.
Жожо крутнулась на табурете и увидела, что в бар толпой входят люди после театра, среди них была высокая блондинка.
— Это же Магда! — Из трех сестер Магду она любила больше всех.
Та тоже их заметила.
— Жожо! Роскошная женщина! — Они обнялись. — И Шейна тут! Как я рада!
С Шейной она не так ласкова, как со мной, подумала Жожо.
— А Бекки с вами?
— Нет, мы вдвоем, — пролепетала Шейна, словно извиняясь.
— Мы сейчас идем ужинать. — Магда сделала жест в сторону своей пышной свиты. Семь или восемь холеных мужчин и женщин. — Присоединяйтесь! — Она просительно тронула Жожо за руку.
Она приглашала искренне, но Жожо не хотелось садиться на хвост, и она отговорилась тем, что завтра рано вставать.
— Ну, как знаешь, но обещай, что ты мне позвонишь, и мы куда-нибудь сходим. Обещаешь?
Магда удалилась, и в зале как-то померкло.
— С тобой она полюбезнее, — тихо проговорила Шейна.
— Да. Правильно. Даже роскошной женщиной назвала.
Воцарилось молчание, а потом они повалились друг другу на грудь, сотрясаясь от смеха.
— Знаешь, кто мы такие? — заключила Шейна. — Две жалкие личности.
32
Пятница, утро
Таня предложила еще пятьдесят тысяч — меньше, чем рассчитывала Жожо. Олив накинула двадцать.
— Что такая грустная? — спросил Мэнни. Но он знал ответ. — Боитесь, не удастся обставить Ричи Ганта с его миллионом сто?
— Еще не вечер.
Но Таня набросила еще десятку, Олив — тоже десять. Обе почти дошли до потолка, сейчас ставка составляла миллион девяносто.
— Надо выжать еще десятку, — сказал Мэнни.
— Двадцатку. Я хочу его переплюнуть, а не просто сравняться.
Таня дала еще пять, столько же набавила Олив. И еще три от Тани! Рубеж Ричи Ганта был перейден. Самую малость, ну и что?
Малыми порциями Жожо удалось вытянуть из обоих издательств еще чуток, и торги замерли на отметке миллион сто двадцать.
— Двадцать штук сверх Ганта, — заметил Мэнни. — Можно останавливаться.
Но Жожо уже и так решила заканчивать. Денег на кону больше не было, а поскольку предложения обеих сторон сравнялись, то предстоял конкурс красоты: Натану представят обоих издателей, те устроят небольшую показуху, и Фрей будет решать, кто ему больше понравился.
Мэнни позвонил писателю.
— Утром в следующий четверг, — сказал он. — В десять вы идете в «Докин Эмери», а в полдвенадцатого — в «Садерн Кросс».
Пятница, полночь, дома у Жожо
Зазвонил домофон. Марк. Он отправил толпу крикливых итальянцев гулять, а сам без приглашения явился к Жожо.
— Захотел тебя увидеть. От итальяшек избавился, — подвыпившим голосом прокричал он в домофон. — Я на такси.
— Что ты хочешь? Медаль?
Она была рада его видеть, и даже очень, но негоже ему брать моду заскакивать на короткий перепихон, когда ему вздумается, по дороге домой к жене.
Она стояла в дверях и смотрела, как он преодолевает последние ступеньки.
— У меня тут мог оказаться другой. Не боишься? Он наконец поднялся и со всем пылом подвыпившего кавалера притянул ее к себе.
— Не советую.
— Этот женатик не советует мне заводить другого ухажера!
— Правильно. — Он не без труда выудил из кармана мобильник. — Это все слишком далеко зашло, сейчас я объявлю Кэсси, что я люблю тебя и…
Она выхватила у него телефон.
— Дай сюда, пьяный дурак. Раз уж ты здесь, у меня на тебя виды.
Двадцать минут спустя
Жожо откатилась; оба вспотели и запыхались.
— Это… это… — выдохнул он.
— Отвратительно?
— Да. А тебе?
— Хуже не бывает.
— Завершила аукцион и решила выпустить пар?
— Не пар, а гормоны, — усмехнулась она.
— Ты очень рисковала.
— Но ведь получилось!
— Признайся, ведь ты на это пошла, чтобы побить Ричи Ганта?
— Естественно!
Она лизнула его в плечо. Соль на гладкой коже. Потом уткнулась лицом ему в шею и втянула запах. Господи, до чего же вкусный!
Следующее утро, 5:45
Они проснулись одновременно, посмотрели на часы, и у обоих от ужаса округлились глаза и волосы встали дыбом.
— Черт! — ахнула Жожо. — Марк, быстрей, собирайся домой!
— Твою мать! — Бледный с похмелья, Марк пулей вылетел за дверь, на ходу одеваясь. — Я позвоню.
— Ладно. Ни пуха!
Хлопнула дверь внизу — наверное, съехал по перилам. В животе у Жожо встал нервный ком: настал критический момент. Кэсси все узнает, Марк ей во всем признается, они откроются детям, все это будет ужасно, он уйдет из дома, переедет к ней, они поженятся, но она к этому еще не готова.
День тянулся бесконечно. Марк не подавал голос. Она отправилась на йогу, рассчитывая хоть немного отвлечься от томительного ожидания. И это сработало, но на какой-то час, не больше. Дома она почти ожидала увидеть под дверью Марка с чемоданом вещей. Но ни его самого, никаких сообщений не было. Должно быть, Марк и Кэсси сидят в море слез и взаимных обвинений. При этой мысли у нее внутри все сжалось.
Полдня они с Бекки ходили по магазинам, и каждые пятнадцать минут Жожо проверяла телефон — нет ли сообщений. Пусто. Как она страдала, что не может сама ему позвонить.
Наконец, уже вечером, он позвонил. Жожо сидела в гостях у Бекки и Энди.
— Он? — беззвучно спросила Бекки, округлив глаза.
Жожо молча кивнула.
— Это он, — зашептала Бекки на ухо Энди, и оба сцепили руки, словно дожидаясь результата биопсии.
Жожо встала и направилась в гостиную.
— Что случилось? Разрыв?
— Нет.
Она впервые за целый день вздохнула полной грудью. Но чувству облегчения сопутствовало некоторое разочарование. Мысленно она уже жила с ним и была очень счастлива.
— Ну, давай, рассказывай.
Выяснилось, что Кэсси мирно проспала всю ночь и обнаружила отсутствие мужа лишь тогда, когда он ввалился без пяти семь и стал, как по бумажке, оправдываться: дескать, вечер с итальянцами затянулся, потом бар отеля, уснул на диване, если не веришь — вот их телефон.
Но Кэсси ему поверила — Жожо даже решила, что она глупее, чем казалось, — и большую часть воскресного дня они провели вдвоем с Марком в сдержанном обсуждении того, что случилось.
— Мы слишком близко подошли к краю, — заключили они. — Надо, чтобы впредь это не повторялось.
Но это повторилось. Через четыре ночи. Пусть предыдущий раз и вызвал массу волнений, но это был не конец света, они выкрутились тогда. Выкрутились и теперь.
33
Четверг, утро, издательство «Докин Эмери»
Жожо вышла из лифта и жестом пригласила Натана Фрея следовать за ней.
— Да, — пересохшими губами ответил он и осторожно вышагнул из кабины на священный пол «Докин Эмери». Он был готов припасть к нему губами.
— Не нервничайте так. — Жожо мягко погладила его по спине. — Они всего лишь издатели — и готовы отвалить кучу денег, чтобы издать вашу книгу. Да любой писатель все бы отдал, чтобы оказаться на вашем месте.
Она стремительно прошла в конец коридора и бодро улыбнулась девушке за стойкой приемной.
— Доброе утро, Ширли.
— Доброе утро, Жожо.
— Познакомься, это Натан Фрей.
Ширли вежливо улыбнулась бледному, полуживому человеку, ради которого она сегодня явилась на работу в половине восьмого и засыпала песком весь пол в зале совещаний. — Все уже собрались. Я доложу, что вы приехали.
— Я знаю дорогу.
— Да, я только…
Но она уже зашагала дальше, а Натан Фрей робко семенил сзади.
Их появления с нетерпением дожидались все высшие руководители издательства «Докин Эмери»: начальники отделов продаж, маркетинга и рекламы с помощниками, редактор, заключивший сделку, — Таня Тил и ее главный редактор. «Любовь под паранджой» была для них главной презентацией года.
— Черт бы побрал эту Жожо, вечно опаздывает, — проворчала Таня Тил. Потом высунула голову в коридор и быстро втянула назад. — Боже мой, она идет!
Послышалась возня, все приосанились, и вот Жожо уже в дверях и вводит Натана Фрея, тот выдавливает из себя улыбку, а над верхней губой у него поблескивают капельки пота.
Начальник отдела продаж Дик Бартон-Кинг подтянулся и прищурился сквозь прорезь для глаз в своей женской хламиде — кажется, в Афганистане это называется буркой. Он почти ничего не увидел, а жаль — он обожал Жожо.
Под многими метрами плотной материи он поискал край, чтобы выпустить руку для рукопожатия. Нелепое одеяние его бесило. Это, конечно, все маркетинг придумал. Почему бы им самим не вырядиться? Сами-то небось только легкие полотенца на голову навертели.
И игрушечный автомат, как другим, ему не выдали. Таня лично ходила покупать эти игрушки. Несправедливо.
В последнее время презентации ради приобретения «кассовых» книг стали носить все более изощренный характер. Но песок на полу и прочие афганские атрибуты значения не имеют, подумала Жожо, посмотрим лучше, какой они предлагают рекламный бюджет.
Все расселись, и хозяева мероприятия принялись взахлеб расписывать будущую раскрутку книги по телевизору, запланированный трехнедельный рекламный тур по стране, стотысячный тираж, гарантированные публикации в уважаемых газетах…
— И у меня возьмет интервью «Обсервер»? — восторгался Натан Фрей.
— Да, — заверил шеф пиар-службы Джуно. — Не сомневаюсь, мы это устроим. Возможно.
Уже были готовы варианты обложки, как и макеты рекламных плакатов и прогнозируемые объемы продаж. Даже Жожо, привычная к издательской показухе, осталась под впечатлением.
Что до Натана, то он пришел в такое возбуждение, что в какой-то момент она испугалась, что он сейчас грохнется в обморок.
Презентация завершилась. Высокопоставленные сотрудники «Докин Эмери» смотрели, как удаляются важные гости.
— Вроде неплохо прошло, — проговорила Таня Тил и вытрясла из сапога кучку песка.
— Да, — согласилась ее ассистентка Фрэн Смит и с тоской обвела глазами горы песка, которые ей теперь предстоит выметать.
Жожо посадила Натана в такси и повезла в «Садерн Кросс», где Олив Лидди с коллегами устроила им презентацию в совершенно другом ключе. Никакого песка и национальных одежд, никаких игрушечных автоматов. Взамен — разговор о Букеровской премии.
При гораздо меньшем рекламном бюджете они готовы были выплатить автору ровно такой же аванс, как и в «Докин Эмери». Что до скромного бюджета, то представлено это было как достоинство. «Чрезмерная реклама способна загубить любую книгу, — с серьезным лицом сказала Олив. — Хорошие книги не нуждаются в рекламе в торговых центрах и на станциях метро. Они сами за себя говорят».
Под нажимом Олив Натан признался, что не хочет, чтобы его книга фигурировала наравне с Джоном Гришэмом и Томом Клэнси во всех аэропортах и книжных магазинах без разбору и значилась в списках бестселлеров. И что ему гораздо более симпатична репутация, основанная на положительных рецензиях и рекомендациях читателей друг другу.
Когда встреча закончилась, Жожо повела Натана в ближайший паб, чтобы подсказать ему взвешенное решение.
— Даже такие замечательные книги, как ваша, от рекламы только выигрывают.
— Это моя книга, — сердито возразил он. Мечты о литературных премиях уже ударили ему в голову. — Я хочу издаться в «Садерн Кроссе».
Ну вот, приехали, подумала Жожо. Началось.
34
Пятница, утро
— Напечатали, — сообщил Мэнни, кладя ей на стол номер «Книжных известий». — Пятая полоса.
«КНИЖНЫЕ ИЗВЕСТИЯ», 2 МАРТА
Рекордная сделка
«Как сообщается, дебютный роман Натана Фрея „Любовь под паранджой“, действие которого происходит в Афганистане, был продан редактору Олив Лидди из издательского дома „Садерн Кросс“ за рекордную сумму в 1, 12 миллиона фунтов. Это самый высокий гонорар за первую книгу в истории британского издательского дела. Мисс Лидди охарактеризовала роман начинающего писателя как „книгу десятилетия“. Работая над книгой, Натан Фрей, в прошлом школьный учитель, полгода провел в Афганистане инкогнито, под видом женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71