Но… что потом?
Вечно оплакивать эту утрату?
— Проведи со мной ночь, — вдруг произнесла она. — И если потом ты все же решишь, что не в состоянии полюбить меня, я отступлюсь. Обещаю!
— Зачем… зачем ты так унижаешься? — Пальцы Мейсона больно впились в ее руки. — Господи, Крис, ты же сильный человек, где твоя гордость?
Она пожала плечами. Слезы жгли ей глаза.
— Я не знаю.
Прошло несколько томительных мгновений.
И когда Крис уже не сомневалась, что он встанет и уйдет, Мейсон вдруг привлек ее к себе и поцеловал.
Она с готовностью прижалась к нему, словно желая раствориться в нем, слиться с ним воедино.
Мейсон осыпал жаркими поцелуями ее глаза, виски, шею. Его прикосновения обжигали, и в душе Крис тоже занялся пожар.
Одежда вдруг начала им мешать, и Крис дрожащими руками потянулась к галстуку Мейсо-на. Потом настал черед рубашки, но неловкие пальцы никак не могли расстегнуть пуговицы. Потом не поддавалась пряжка ремня…
— Помоги мне! — Голос ее прерывался от волнения.
Мейсон быстро разделся. Крис хотела последовать его примеру, но он поцеловал ее ладони и прижал их к своей груди.
— Не надо. Я сам тебя раздену.
Мейсон перенес ее в спальню и включил свет.
— Я хочу на тебя полюбоваться, — услышала она ответ на свой невысказанный вопрос.
У них не было ни времени, ни желания предаваться долгим ласкам. Они оба так изголодались по любви, что чуть не задушили друг друга в объятиях.
Мейсон выкрикнул ее имя, и она почувствовала, что сладостный миг приближается. Крис хотелось насладиться им подольше, но буквально через секунду она затрепетала сама и уже ничего не помнила, ничего не замечала.
Потом Мейсон ласково гладил ее и шептал:
— Спасибо тебе за любовь… и за силу… за то, что ты осталась со мной, не послушалась, когда я тебя прогонял…
Потом, когда они, уже успокоенные, лежали рядом, Мейсон приподнялся на локте и окинул Крис восхищенным взором.
— Боже, какая же ты красивая! Даже красивей, чем я мог себе представить.
Глаза Крис удивленно распахнулись.
— Так, значит, я тебе все-таки нравилась? И когда же ты обратил на меня внимание?
Он томно улыбнулся.
— Правду сказать?
— Конечно!
— Почти с самого начала.
Крис откинулась на подушку и скорчила шутливую гримаску.
— Выходит, ты меня хотел, но при этом просто ненавидел?
Мейсон засмеялся и сгреб Кристину в охапку.
— Получается, что мое тело оказалось умнее моей головы.
«Неужели это не сон? — промелькнуло в голове Крис. — Это слишком прекрасно, чтобы оказаться явью».
Наверное, на лице Кристины отразился страх, потому что Мейсон положил ее руку к себе на грудь — туда, где билось его сердце, и сказал:
— Я настоящий, живой, я наяву… и никуда не денусь, не бойся!
— Я люблю тебя, — сказала она.
Мейсон поцеловал ее.
— Вот уж не понимаю, за что меня любить! Я так ужасно с тобой обращался.
Она придвинулась к нему еще ближе.
— Это верно… Честно говоря, я уже и сама не понимаю, за что я тебя люблю.
— Между прочим, когда я летел в самолете, я твердо и окончательно решил с тобой расстаться, — признался Мейсон.
— Из-за того, что я ничего не сказала тебе о приезде твоей матери?
— Нет. Из-за того, что я вдруг осознал, как ты мне дорога. — Мейсон прижался губами к ее виску. — Я безумно боялся к тебе привязаться, Крис. Слава Богу, что ты не дала мне уйти.
— Если бы ты ушел, я бы побежала за тобой. Он взял ее лицо в ладони.
— Что для тебя сделать? Я весь мир готов положить к твоим ногам. Ты только попроси!
— Да у меня уже все есть.
— Тогда придумай!
Крис улыбнулась. И она когда-то убеждала себя, что сможет прожить без Мейсона? Какая же это невероятная глупость!
— Я хочу узнать тебя поближе, — помолчав, сказала она. — Ведь я тебя еще мало знаю. Расскажи мне, каким ты был в детстве, в какую школу ходил, занимался ли спортом… Я ведь даже не знаю, любишь ли ты баклажаны, хлеб из отрубей и тыквенный пирог. Кстати, я не умею печь тыквенный пирог, можешь спросить у Кевина.
Конечно, ей хотелось еще узнать про его жизнь с Сюзанной и с Дианой, но она предпочла не задавать этих вопросов. Всему свое время. Может быть, со временем он сможет вспоминать свое прошлое.
Мейсон внимательно разглядывал ее пальцы.
— Если я пообещаю ответить на все твои вопросы, ты согласишься надеть обручальное кольцо, которое я собираюсь тебе купить?
— Только если оно будет не слишком шикарное. — Она погрозила ему пальцем. — Бриллиант не больше пяти каратов.
Он рассмеялся.
— Да я вообще-то рассчитывал купить обычное золотое колечко без бриллианта.
У Крис захватывало дух от счастья. Она уже не сомневалась в том, что у них с Мейсоном все получится.
— Да! Ты же что-то хотел у меня забрать, — вдруг спохватилась Крис.
— Забрать? Не помню…
— Ну как же! Ты сказал в больнице, что я тебе задолжала…
— А, это… — Он замялся. — Я имел в виду Кевина.
— В каком смысле?
— Да я просто был на тебя очень зол, Крис.
— Все равно скажи.
— Короче… я хотел, чтобы ты вернула мне годы, которые я провел без него, — наконец признался Мейсон.
И хотя было ясно, что он не хотел ее обидеть, в его голосе звучала безмерная грусть.
Крис долго размышляла над его словами, а потом, не говоря ни слова, встала с постели и принесла ему толстый дневник в кожаной обложке.
— Что это? — удивился Мейсон.
— Я начала эти записи сразу же после рождения Кевина. — Крис забралась с ногами на кровать. — Правда, ты найдешь тут нелестные замечания в свой адрес, ведь в то время я была о тебе весьма невысокого мнения.
Мейсон положил дневник на тумбочку и поцеловал Кристину, успев перед этим сказать:
— Люблю тебя.
А Крис подумала:
«Это ж надо: в первый раз сыграла в лотерею — и сразу вытянула счастливый билет!»
Глава 38
Мейсон бесшумно положил дневник Крис на тумбочку и выбрался из постели. Он поправил одеяло, осторожно подоткнул его со всех сторон, чтобы Крис не замерзла. Она утверждала, что ей не хочется спать, а нужно только на пару минут закрыть глаза перед тем, как одеться и отправиться в больницу, но с того времени прошел уже час.
Прислушиваясь к ее тихому дыханию, Мейсон читал дневник и начинал понимать, каким был для Крис первый год жизни Кевина. Он погрузился в мир, где Крис и Кевин изо дня в день то одерживали победы, то терпели поражения.
Более полугода Крис билась за то, чтобы малыш хотя бы понемногу набирал вес; какие-нибудь десять граммов, жалкая треть унции, уже вселяли в нее надежду. Но после второй операции, когда Кевину исполнилось четыре месяца, он начал ежедневно худеть, хотя и так весил всего лишь пять фунтов. Отчаяние Крис выплескивалось в эти дни на каждую страницу.
Мейсон почувствовал, что ее страдания ложатся на его душу непереносимым грузом, и стал перелистывать страницы, подсознательно желая добраться до того места, где можно будет порадоваться улучшению состояния Кевина. Но когда Мейсон поймал себя на таком желании, он поспешно вернулся и продолжил чтение, не пропуская ни единого слова. Если она все это пережила, то как он смеет жалеть себя и выбирать только приятные моменты?
Крис была на вершине блаженства в те поворотные в судьбе Кевина дни, когда его впалые щечки стали едва заметно полнеть, когда он впервые улыбнулся или начал довольно агукать.
Описывался в дневнике и День Благодарения. В честь праздника Крис прикрепила скотчем к кювезе Кевина картинки с изображением пилигримов и пухлой индейки. Затем пришло Рождество, и она поставила на кардиомонитор миниатюрную елочку с маленькими лампочками, подключенными к батарейке от карманного фонарика. Одна из сестер повесила под елочкой носок с именем Кевина, и, по мере того как менялись сестринские смены, носок от подарков становился все пухлее. В канун Нового года врачи и медсестры из бригады интенсивной терапии, улучив минутку, открыли бутылку пенистого сидра, подняли в честь праздника бумажные стаканчики и вернулись к своим обязанностям. Крис провела последний день старого года и первый день нового одинаково — сидела в кресле-качалке с Кевином на руках.
Читая дневник, Мейсон ни разу не встретил прямого упоминания о том, как мучительно Крис боялась потерять малыша. Она явно не упоминала о нем из суеверия — чтобы не накликать беду, — но этот страх явственно читался между строк.
Переживания Крис очень перекликались с тем, что довелось испытать Мейсону, когда заболела Сюзанна. Он хорошо знал, что значит жить, когда отчаяние и надежда становятся звеньями одной цепи.
Внезапно ему пришла в голову ужасная мысль, и у него по спине побежали мурашки. Что было бы, если бы письмо Дианы пришло к нему вовремя? Если бы у кроватки Кевина пришлось сидеть ему? Смог бы он все это выдержать с терпением и достоинством, как выдержала Крис?
Слава Богу, ему никогда не придется отвечать на этот вопрос.
Как же далек от реальности он был, когда подумал, что Крис украла его счастье наблюдать, как растет счастливый младенец Кевин!
Мейсону нестерпимо захотелось увидеть сына. Он оделся и написал Кристине записку, в которой говорил, что, не желая тревожить ее, он решил вернуться в больницу и заменить Мэри. В конце он приписал «я люблю тебя».
Кладя записку на подушку, Мейсон залюбовался женой. У него было ощущение, что последние шесть лет он провел стоя у железной решетки и, вцепившись в прутья, разглядывал находящихся за оградой людей. Ему безумно хотелось войти к ним, но он не мог решиться открыть дверь и стать частью их мира, ибо, наблюдая за чужим счастьем, чувствовал, что эта жизнь может принести и немало печали.
А затем в его жизнь вошла Крис. Не обращая внимания на его протесты, она распахнула дверь и втащила Мейсона внутрь. И лишь оказавшись в другом мире, он понял, что смотрел не внутрь ограды, а наружу, поскольку находился в собственноручно построенной тюрьме.
Теперь он был свободен. ***
Мейсон приоткрыл дверь палаты Кевина и, ожидая увидеть Мэри, заглянул вовнутрь. К его удивлению, у кровати мальчика сидела незнакомая женщина с пышными темными волосами и приятным лицом. Они оживленно о чем-то разговаривали.
— Папа пришел! — крикнул Кевин, заметив застывшего в дверях Мейсона.
— Уже поздно, сынок, пора спать, — вполголоса заметил отец.
Женщина встала и протянула ему руку:
— Здравствуйте, я Хитер Ландри. А вы, должно быть…
— Мейсон Уинтер.
— Мой папа, — с гордостью пояснил Кевин.
Хитер улыбнулась и погладила мальчика по голове:
— Я догадалась.
— А где Мэри? — поинтересовался Мэйсон.
— Она пошла в буфет выпить чашечку кофе и должна скоро вернуться.
— Хитер Ландри… — негромко повторил Мейсон, пытаясь вспомнить, почему ему знакомо это имя.
— Я была одной из сестер, которые ухаживали за Кевином с самого начала, — объяснила Хитер. — Я как раз закончила смену, когда узнала, что мальчик в нашей клинике. Ну и, конечно, я не могла не заглянуть к нему. Мне так хотелось его увидеть!
— Да-да, конечно, — пробормотал Мэйсон.
Всего лишь час назад он прочитал имя этой женщины в дневнике Крис. Она писала, что именно Хитер помогла Кевину выздороветь.
Обращаясь к ней, она писала:
«Я понимаю, что моя благодарность запоздала, но только теперь я стала понимать, чем я обязана Хитер и другим сестрам, заботившимся о Кевине. Только благодаря им он смог пройти через все страдания».
Видя его замешательство, Хитер улыбнулась.
— Для нас главнее всего было увидеть этого замечательного малыша здоровым. Мы, как и все люди, мистер Уинтер, любим истории с хорошим концом. Только это и поддерживает нас в нашей работе. — Она перевела взгляд на Кевина, и ее голос заметно смягчился. — Но все наши усилия ничто по сравнению с тем, что для Кевина сделала Крис. Она неотрывно была рядом с ним и рассказывала, какие замечательные вещи ждут его дома: разноцветные бабочки, яркая радуга, всякие вкусности и многое, многое другое. Я думаю, она спасла малыша, вселив в него надежду, желание жить.
Крис действительно писала в дневнике, что она обещала показать Кевину и снег, и облака — все, чего он не мог увидеть из своей кроватки.
— Пожалуйста, называйте меня по имени, — попросил Мейсон.
— Посмотри, что мне принесла Хитер, — воскликнул Кевин, потрясая кипой детских книжек.
В ответ на благодарный взгляд Мейсона Хитер небрежно пожала плечами:
— За последние три года я ни разу не видела Кевина без книжки в руках, поэтому, прежде чем идти к нему, заглянула в книжный киоск, благо он работает круглосуточно.
Она взяла свою сумку и пробормотала:
— Я, пожалуй, пойду. Если мой муж проснется раньше, чем я вернусь, он будет волноваться. Не хочу доставлять ему беспокойство.
— Ты завтра придешь? — спросил Кевин.
— Можешь не сомневаться, — ответила Хитер и поцеловала его в макушку.
Мейсона растрогало, что его почти случайное появление позволило ему познакомиться с Хитер и узнать живые подробности о младенческих годах Кевина.
— Я очень вам благодарен за все, что вы сделали для Кевина, — прочувствованно произнес он.
— Всегда готова помочь. — Хитер помахала Кевину на прощание и покинула палату.
Минут через пять после ее ухода появилась Мэри с большим пластиковым стаканом кофе в руках. Увидев Мейсона, она окинула комнату удивленным взглядом:
— А где Крис?
— Дома. Спит.
— Кофе хотите?
— Спасибо, нет.
— Хитер уже ушла? — явно намереваясь вступить в беседу, осведомилась Мэри.
Оценив ситуацию, Мейсон улыбнулся. Они с Мэри недостаточно знали друг друга, чтобы она могла напрямую спросить, что произошло между ним и Крис, но она, несомненно, хотела бы это знать.
— Хитер торопилась домой. Сказала, муж будет беспокоиться, — сообщил он.
Мэри отпила кофе и, поморщившись, вылила остаток в раковину. Ополоснув стакан, она подошла к кроватке Кевина. Несколько секунд Мэри нервно потирала руки, не решаясь задать тревоживший ее вопрос.
Мейсон молчал, а Кевин занялся новыми книжками.
Наконец Мэри решилась:
— Скажите, Мейсон, вы с Крис сумели понять друг друга, или для этого кто-то должен запереть вас и Крис в какой-нибудь комнате и не выпускать, пока вы не объяснитесь?
Мейсон растерялся, не ожидая от Мэри такой прямоты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40