К сожалению, парочка заподозрила неладное, исполнилась благодарности к незваному экспериментатору, но разозлилась из-за вторжения в свою личную жизнь, и обратилась к провайдеру. Вскоре Пола вычислили. Обнаружилось, что он не только играл в купидона. Босс узнал, что клиенты компании с такими же инициалами, как у Пола, за электронную почту не платили, что все пожилые клиенты пользовались ею даром, им еще и приплачивали, что местный приют для кошек существовал исключительно на пожертвования одной неизвестной компании и что Пол мог бы получать любое жалованье, но ограничился халявными программами и безлимитным доступом в Интернет.
Работа все равно была дрянная, рассуждает Пол. Лет в восемьдесят он будет гордиться не этой дурацкой работой, а тем, что свел Ребекку с Дэном. И все-таки ему не по себе. Собственная изворотливость и дерзость его вдохновляли. Клиенты были ему друзьями. А в новом пустом мире друзей не было. Реальных, по крайней мере.
Он потер саднящие глаза и уставился в экран. Его тусовка — здесь, в этом ящике, болтает в чате «Панель» или пасется в конференции alt.hackers.malicious. Секса в реале у Пола шесть лет не случалось. Свою девушку он никогда не видел. Она-то хотела встретиться, но Полу не хватало времени. Работа над проектом была в самом разгаре.
Этот новый проект — его единственная страсть: вирус, старт запланирован ровно через двадцать три дня после наступления миллениума. Дата выбрана случайно, лишь бы не 1 января 2000 года; не хватало еще, чтобы его затмил чужой кретинский баг. Пусть весь мир немного успокоится, вернется к нормальной жизни, тут на него и обрушится «КрохаБогатей» — так Пол назвал свое творение. В этом вирусе ничего зловещего нет, образец для Пола — известный rtm, тот, что назван в честь создателя первого компьютерного вируса Роберта Таппана Морриса. Вирус по прозвищу «червь». Пол смастерил классный вирус. Благодаря ему кое-кто из подростков вмиг разбогатеет. Вирус Пола заразит банковские компьютеры и задаст им такого жару, что банки сами не поймут, что выплачивают деньги наугад выбранным тинейджерам из пригородов. Но случайным адресатам Пол предпочел бы увлеченных, нуждающихся или умных подростков. Им придется вести себя по-умному: чем быстрее растрезвонят, тем меньше ущерба принесет вирус.
К примеру, Фредди из Аризоны, до сих пор оплакивающий гибель Курта Кобейна. О нежданном богатстве он бы никому не сказал. Потратил бы весь миллион на компакты, выпивку и компоненты самодельных бомб. Ким из Китая отправился бы путешествовать, Джейн записалась бы на курсы литературного мастерства, о которых всю жизнь мечтала. Зак из Исландии перестал бы думать о том, как отравить всю школу, а Черри из Буффало покупала бы героин, не снимаясь в детском порно. Пол всерьез увлечен идеей всемирного заговора подростков. Ему интересно узнать, долго ли продержится тайна.
Но почему-то сегодня работа над проектом не радует и не клеится. Пол выпал из контекста, ему теперь незачем бунтовать. Потерял ненавистную работу — вот что хреново. Все равно что иметь девушку. Одна мысль о том, что ты к ней привязан, подстрекает к бунту. Полу позарез нужна еще одна работа, откуда его выгонят, а потом еще одна, и еще. Иначе хоть вены вскрывай.
Пол рассылает конверты по нескольким адресам. Получает чистые бланки заявлений. Особенно ему нравится один, с вопросом о том, чего он боится больше всего на свете.

Часть 2
Глава 1
— Где мы, черт возьми?
— Какого хрена мы тут делаем?
— Кто нас сюда привез?
— Вы что-нибудь помните?
— Это что, остров?
— Ну все, звездец!
— Умоляю, скажите, что я сплю.
— Не могу проснуться...
Энн молчит, слушает, голоса искажены. Солнце пятнает лицо и руки, припекает, собственное тело кажется грязным и потным. Они на острове, это сразу видно. Со всех сторон море, дует прохладный бриз, пахнет солью. Энн насчитала еще пятерых человек. Все вроде бы ей знакомы. Никто не понимает, как они здесь очутились. Психуют, но вяло и заспанно.
Четверо достают мобильники и пытаются куда-то дозвониться — безуспешно. У Энн ноет затылок. Она запрокидывает голову, ощущение — будто заболевает. Ей смутно помнится ссора с матерью, поезд в Эдинбург, номер в дешевой гостинице, затем пресловутое собеседование, на которое не хотелось идти. Потому она с матерью и поссорилась. Что было дальше, Энн не помнит — кажется, душная комната в каком-то обшарпанном здании на окраине. Человек, проводящий собеседование, предлагает кофе... Энн снова обводит взглядом остальных. Вот где она их видела — в очереди на собеседование. Мистика.
Остров тихий и безлюдный. На нем только один дом, рядом пристройка, сад, бельевая веревка висит, в густой жесткой траве — блеклые цветы. Зимний такой дом, хотя сейчас жара, как и в Эдинбурге. Почти круглый остров в полмили диаметром, на редкость неправдоподобный. Остров легко вообразить или нарисовать, но не увидеть наяву. Кроме дома с пристройкой, единственное сооружение походит на детскую вертушку на длинном деревянном шесте, гораздо выше дома. Над морем дымка, есть ли там где-нибудь материк — неизвестно. Энн оборачивается к дому. И вправду на зимнюю дачу похож. Не понять, с чего бы. Энн чувствует, что в доме пусто, хотя внутри еще не была.
Все очнулись минут пятнадцать назад, неподалеку от двери. Кто-то разложил их рядком, как трупы, оставил рядом вещи (пару сумок, два рюкзака и папку). На двери дома табличка: «Будьте, как дома!»
Энн садится и срывает ромашку — думает о ней, чтоб не думать о своем положении. Проковыряв ногтем дырочку в стебле, срывает вторую ромашку и продевает ее стебель в отверстие. Все замедленно и размыто. Перед пробуждением на острове Энн помнит только кофе. Наверное, снотворное подсыпали. Она тянется за третьей ромашкой. Снотворное она еще никогда не принимала.
Веночек из ромашек Энн надевает на запястье. Темноволосый парень с улыбкой за ней наблюдает. Он почти так же молчалив. Просто изучает остальных. Тощий тип с дредами матюкается через слово и несет какую-то чушь; рослый светловолосый парень слушает и растерянно озирается. Две девушки тоже разговорились. Точнее, брюнетка шмыгает носом, а блондинка щебечет. Энн исподтишка разглядывает блондинку. Похожа на поп-певицу, над которой визажисты трудились нарочно, чтоб она выглядела дерзко и неухоженно. Блондинка прячется за серебристыми зеркальными стеклами очков. Энн спорить готова, что глаза у блондинки карие, а волосы крашеные. Волосы у нее собраны в два хвостика, как у ведущей детской передачи, и перетянуты детскими цветными резиночками в стиле семидесятых. У Энн тоже такие есть, но ей больше нравятся с пластмассовыми зверюшками.
Стриженая шатенка очень серьезна. Ее вырвало, едва она пришла в себя, и теперь она плачет, зелено-голубые глаза покраснели. Одета элегантнее всех — длинная юбка, простой гладкий топ, пиджак, на шее поблескивает тонкая серебряная цепочка. Энн не удосужилась как следует одеться на собеседование. В наше время это ник чему, особенно если работа не нужна. На Энн короткая юбка в обтяг, футболка с покемоном и флисовая куртка (да, сейчас лето, но куртка клевая и нежаркая), детское пластмассовое ожерелье и такие же браслеты — разноцветные, яркие, как леденцы. Прямые каштановые волосы Энн просто распустила, обошлась без макияжа, только тронула губы розовым блеском со вкусом вишни и подкрасила ресницы.
Сбросив кроссовки, Энн начинает плести из ромашек венок на щиколотку.
А здесь слишком жарко. Тишина раздражает Энн. Где машины? Где люди? Где шум и суета? Она слышит, как плещутся волны и вскрикивают чайки. Пахнет совсем как на вилле в Тоскане — правда, она там не бывала с двенадцати лет. Ничего такого ей с утра не обещали.
Светловолосый парень решил обойти остров по берегу. Это займет не больше десяти минут. Ему вслед советуют быть осторожнее. Остров — высоко над морем, Энн не видно, есть ли спуск к воде. Наверное, проще скатиться кубарем, думает она. Парень идет к прибрежным скалам, а Энн представляет, будто это видеоигра, и она этим человеком управляет. Блондин смахивает на Дюка Нюкема, только без порнушки, оружия и мускулов. Энн возит воображаемой мышкой, ведет парня по окружности острова. Вернувшись, он докладывает о том, что Энн и так поняла: к воде не спустишься. Похоже, кто-то их усыпил, доставил сюда, а теперь ждет, что они уйдут — или уплывут — своим ходом.
— Зайдем в дом? — предлагает Поп-Певичка. — Мне здесь как-то не по себе.
Симпатичный брюнет встает первым.
В доме темно и прохладно. Попахивает чем-то вроде нафталина. И еще пылью. Холл большой, квадратный, пол выложен красными плитками, лестница ведет наверх. Всюду коврики и дорожки. Над лестницей висит большой сине-зеленый пейзаж — бурлящее море. Энн занимает вопрос, есть ли на картине этот остров, и если есть, то где.
— А там что? — спрашивает брюнет у Девушки, Которую Вырвало. Энн вспоминает, что та первой заходила в дом за стаканом воды, как только рвота утихла.
— Гостиная, — девушка указывает налево. — В конце коридора вроде библиотека, а там — кухня. — Она слабо улыбается. — Кстати, меня зовут Тия.
— Пол, — с улыбкой представляется брюнет. Энн никак не может вспомнить, слышала ли эти голоса в Эдинбурге. Кажется, нет.
— Может, изучим все по порядку? — предлагает Дюк. — Освоим территорию...
Поп-Певичка хихикает.
— Освоим территорию, ага, — повторяет она. Дюк краснеет, остальные смущаются и бредут по коридору. Все вокруг нереальное. Энн гадает, кто запаникует первым, но остальные, похоже, еще не разобрались, что к чему.
— На этом острове есть еще кто? — спрашивает Дредоносец. — Или только мы?
— Если и есть, то прячется, — отвечает Пол.
— В доме никого, — говорит Тия.
— Снаружи тоже, — подхватывает Дюк.
Дом такой, как описала Тия. Просторная гостиная выглядит как-то странно без телевизора. В ней вообще никакой электроники нет, только пара больших коричневых диванов и индийский ковер на некрашеном дощатом полу. А еще настоящий камин с пустой полкой, стол у стены и комод. Холодно, пыльно, по плиткам в коридоре звонко цокают каблучки Тии. Энн с трудом переставляет ноги, борясь с дремотой.
Наверху шесть спален: три слева, три справа. На дверях таблички с именами. Некто решил поселить парней справа, девушек слева.
— Бог ты мой... — бормочет Пол, пока они ошеломленно бродят из спальни в спальню.
Комнаты совершенно одинаковые: белое постельное белье, белые полотенца, белые стены.
— Как в больнице, — зевает Поп-Певичка.
— Где это ты видела такие больницы? — спрашивает Тия. — Скорее как в отеле.
— Где это ты видела такие отели? — парирует Поп-Певичка, вскинув брови.
Обе сонно смеются. Похоже, выяснили, что дом — не отель и не больница.
— Один хрен, — говорит Пол. — Все равно место гнилое. Бог ты мой.
— Может, хватит? — спрашивает Тия.
— Что хватит? — уточняет Пол.
В каждой спальне они находят новый белый блокнот и кое-какую белую одежду.
У Энн что-то екает в животе, но она молчит.
— Что здесь такое? — тихо спрашивает Тия.
Узкая лестница ведет в мансарду, но дверь на верхней площадке заперта.
— А где кухня? — интересуется Поп-Певичка. — Сейчас умру от жажды.
— Надо выяснить, что все это значит, — говорит Дюк.
Пока они спускаются вниз, Энн вдруг приходит в голову, что когда-то в этом доме и впрямь был отель. Иначе зачем отдельная ванная при каждой спальне?
— Кого-нибудь еще тошнит? — спрашивает Поп-Певичка. Плюхнулась на стул, поникла, дышит с трудом — можно подумать, умирает. Остальные тоже за столом — все, кроме Пола, который пытается поставить чайник, но обнаруживает, что электрическая плита не работает. В конце концов он находит маленькую походную плитку и баллон с газом. Чайник без труда наполняется прямо из крана. Хорошо, что пресная вода есть, думает Энн, хотя неизвестно, откуда она берется.
— Меня, — подает голос Дюк Нюкем для семейного просмотра. — Мутит что-то.
— И у меня кишки крутит, — признается Дредоносец.
— Я в порядке, — тихо говорит Энн.
— Ты что-то бледная, — замечает Дюк.
— Точно, — подтверждает Пол.
— Ничего страшного, — объясняет она. — Я всегда такая. Не обращайте внимания.
— Так позагорала бы, — советует Поп-Певичка.
Энн не отвечает. Ей нравится быть бледной. Ей идет.
— Мне после рвоты легче, — сообщает Тия. — Кстати, как вас зовут?
— Эмили, — представляется Поп-Певичка. -Энн.
— Что?.. Меня? — переспрашивает Дредоносец. — Э-э... Брин.
— Джейми, — говорит Дюк.
— Пол, — напоминает Пол, роясь в шкафах.
— Что ты там делаешь? — спрашивает Тия.
— Чашки ищу.
— Думаешь, здесь можно?.. — нерешительно начинает Брин.
— Что? — ехидно перебивает Эмили. — «Быть, как дома»? Ну конечно, можно. А можно ничего не есть и не пить, пока не помрем все. Тогда точно ни во что не вляпаемся.
Брин явно обиделся.
— Извини, — бурчит он.
— Сдается мне, мы уже вляпались, — вмешивается Тия.
Пол обращается к Брину:
— Мне кажется, мы имеем полное право делать что захотим. Как в записке и говорится. Мы сюда не напрашивались.
Брин вроде злится. Берет у Эмили сигарету. Тия тоже закуривает.
Энн вспоминает телепередачи, где по-разному дурачат простаков-зрителей — то щенят бросают с моста (понарошку!), то дают зрителям что-нибудь подержать и убегают. Соль в том, что доверчивые прохожие всегда готовы остановиться и помочь, даже не подозревая, что их разыгрывают. Они всерьез пытаются помешать артисту швырнуть с моста щенят, не понимая, что в мешке никаких щенят нет и в помине — в том и шутка, что щенят в мешке нет. Бросаясь на помощь ни в чем не повинным животным, прохожие всегда выглядят глупо: сам-то комик и телезрители знают, что никого спасать не надо.
— Так кто хочет кофе? — спрашивает Пол, разыскав чашки.
Отвечают «я» или подают голос все, кроме Энн, которая не пьет ни кофе, ни чая.
— Интересно, что нам такое подсыпали? — спрашивает Джейми.
— Небось барбитуру, — предполагает Брин. — Я от нее иногда блюю.
— Мне до сих пор хреново. — Джейми качает головой. — Как с похмелья.
— От кофе полегчает, — говорит Тия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30