Когда стемнело, первый грузовик круто свернул с дороги. Макферсон повернул за ним, а потом отъехал в сторону и поставил свою машину на некотором расстоянии от него. Квейль вышел и помог выйти Елене. Он не понимал, чем вызвана остановка, и пошел к первому грузовику узнать. Тэп и старший лейтенант стояли возле машины и смотрели по сторонам. Шофер, подняв кожух мотора, копался в его внутренностях.
— Что случилось? — спросил Квейль.
— Придется постоять, — ответил офицер. — Что-то неладно с подачей бензина.
— И сколько это займет времени?
— Вероятно, повозимся до рассвета.
Елена пошла полем к лесу. Квейль поглядел ей вслед, потом вернулся к своему грузовику. Ему не хотелось торчать здесь целую ночь. Он чудовищно устал, но готов был отложить сон до Афин. Теперь, когда они почти у цели, ждать здесь — значит зря терять время.
— У них бензин не поступает в бак, — объяснил он Макферсону. — Может быть, мы поедем?
— А они без нас справятся? — спросил Макферсон.
— Не знаю, — ответил Квейль. — Пойдите взгляните сами.
Макферсон пошел посмотреть. Возле первого грузовика разожгли примус. Квейль слышал, как сержант крикнул, чтобы дали плоский котелок, а солдат ответил, что котелок завален инструментами, его не достать и можно обойтись без него.
— Нам лучше остаться на случай, если придется брать их на буксир, — сказал Макферсон вернувшись. — Далеко они на своей колымаге не уедут.
— Ладно, — ответил Квейль и пошел к первому грузовику.
Елена уже вернулась из леса и сидела рядом с Тэпом на брезенте, который расстелили возле машины. Старший лейтенант вытащил из своей сумки кружку.
— Хэлло, Джон, — воскликнул Тэп. — Мы тут поим Елену чаем. У тебя есть чашка?
— Меня можешь не считать, — ответил Джон. — Мой сержант тоже готовит там чай.
На дороге непрерывно слышалось громыханье и мелькали длинные тени — бесконечная вереница грузовиков продолжала свое отступление.
— Мы, кажется, только и делаем, что останавливаемся пить чай, — прибавил Квейль.
Задержка раздражала его.
— На этот раз из-за подачи бензина, — возразил Тэп. — Тут ничего не поделаешь.
— Вздор. Мы могли бы пересесть на другой грузовик.
— Из-за одной ночи ничего не случится. Я совсем разбит и Елена тоже.
— А где маленький грек? — вдруг спросил Квейль.
— Где-то здесь.
— Он пошел походить, — сообщила Елена и передвинулась к Квейлю, который продолжал стоять. Она оказалась у его ног и потянула его за брюки, чтобы он тоже сел, но он только дотронулся до ее плеча.
— Интересно, остался еще кто-нибудь в Афинах или нет? — заметил Тэп.
— Это еще что за новости? — спросил Квейль.
— Ты смотри, что делается. Вся армия отступает, — продолжал Тэп.
— Тогда Афины, вероятно, переполнены войсками, — заметил Квейль.
— Нет, я не то хочу сказать. Я думаю, что бомбардировочная эскадрилья эвакуировалась.
— Если от нее что-нибудь осталось.
— Не понимаю, где все «Харрикейны»?
— Еще в Египте, — вмешался старший лейтенант. Он погладил светлую щетину на своем подбородке и лег на спину.
— Нас, видно, здорово поколотили, — сказал Тэп.
— А ты на что рассчитывал? — спросил Квейль.
— Не знаю. Во всяком случае не на такое отступление.
— Нам все время придется отступать, — возразил Квейль. — Что еще можно делать, если не имеешь такой четкости, как у немцев? Или такой армии, как у них?
— Может быть, — ответил Тэп. — Но я продолжаю утверждать, что при равенстве сил мы их поколотим.
— Чепуха. Все наши методы устарели. И вообще все.
— Какая муха тебя укусила?
— Бросим, — сказал Квейль и пошел к своей машине.
— Как насчет чая? — обратился он к Макферсону, чтобы заглушить овладевшее им раздражение.
— Сейчас будет готов, — ответил сержант. — Барышня будет пить с нами?
— Она будет пить там, — ответил Квейль. Он сам не понимал причины своего упорного озлобления. Он испытывал его в присутствии Елены и Тэпа и когда разговаривал с Тэпом о происходящем. Зато Макферсон опять делал его самим собой.
— Что вы думаете насчет этого отступления? — задал он Макферсону неожиданный вопрос.
Макферсон помедлил, потом сказал:
— Скверно. Но мы ждали этого.
— А чем кончится, по-вашему?
— Дюнкерком. Мы всегда сумеем выбраться сухими из воды.
Макферсон говорил шутливым тоном, но Квейль знал, что он думает это серьезно.
— Пейте чай. — Макферсон протянул ему полную кружку. — Только сахару нет.
— Я пью без сахара.
— Мне кажется, нужно только крепко держать в руках то, что у нас есть, и мы возьмем немцев измором.
— Я тоже так думаю, — ответил Квейль, глотая горячий чай.
— Мы будем лучше драться на своей земле.
— Вы думаете, они вторгнутся в Англию?
— Не знаю. — Он вдруг заговорил с особенно резким шотландским акцентом. — Но если сунутся, ничего у них не выйдет.
— Я думаю, вы правы.
— Я тоже так думаю, — сказал Макферсон улыбаясь.
Сержант и некоторые из рядовых слушали эту беседу, не принимая в ней участия, так как Квейль к ним не обращался. Сами вступить в разговор они не решались. Квейль вдруг заметил, что они молчат; он понял, что его беседа с Макферсоном является исключением из общего правила, и почувствовал себя чужим среди этих людей. Он бы ушел, но не хотел возвращаться к Тэпу. Ему захотелось, чтобы Елена была здесь, — и он неожиданно обратился к Макферсону:
— Подите спросите мисс Стангу, не хочет ли она выпить чаю с нами.
Макферсон встал и пошел. Квейль прислушивался к глухому шуму непрерывного потока отступающих и голосам вокруг него — голосам, которые сдерживало его присутствие. Макферсон вернулся с Еленой.
— Я пила чай, — сказала она. — Но меня беспокоит твоя повязка. Как она?
— В порядке, — ответил он.
— У меня есть бинты, если вам надо, — сказал Макферсон.
— Не надо, — ответил Квейль.
— Нет, надо. Дайте, пожалуйста; я перебинтую утром, когда будет видно.
Квейль лежал на большом брезенте. Небо было подернуто дымкой, и лицо Квейля слегка покрылось росой. Елена села возле него, пощупала повязку и при этом нежно погладила его по голове. Его физическая усталость дала себя знать, и он заснул. Поворачиваясь на другой бок, он услыхал опять непрерывный грохот отступления. Все остальное молчало. Кто-то лежал на брезенте, завернувшись в одеяло. Квейль наклонился над спящей фигурой. Это была Елена.
— Елена, — позвал он тихо.
Она проснулась.
— Что такое?
— Идет дождь, — сказал он.
Она накрылась одеялом с головой. Он протянул к ней руку, и она взяла ее. Когда он лег, она тихонько накинула на него край одеяла.
— Ты промокнешь, — сказала она.
Теперь ничто не разделяло их, и он почувствовал ее тепло. Он подложил ей под голову руку, а другой рукой обнял ее за талию. Она спокойно положила руку ему на грудь. Он прижался к ней и почувствовал все ее тепло.
— Веди себя как следует, Джон. Пожалуйста, веди себя как следует.
— Я буду вести себя как следует, — тихо и послушно ответил он.
— Люблю, когда ты такой, — сказала она.
— Да, — ответил он. — Да. В этом все.
И потом была тишина, и прохлада влажного одеяла на лице, и его тепло, смешанное с ее теплом. И тишина.
25
Когда наступило дождливое утро, солдаты принялись готовить на примусе чай. Поток отступления не прерывался. Чувство опасности, ночью исчезнувшее, снова вернулось. Шофер первой машины стал налаживать подачу бензина, и Макферсон помогал ему. Квейль посмотрел на дорогу и понял, что надо торопиться.
— Мы поедем, — сказал он Елене, которая перебинтовывала ему голову.
— Да, — спокойно ответила она.
— Слушай, — сказал он Тэпу, когда тот подошел к ним. — Мы сейчас едем. К чему нам ждать, пока исправят тот грузовик. Мы только теряем время.
— Большой роли это не играет, — ответил Тэп, поправляя свою повязку.
— Может быть, но мы с Еленой — едем. Поедешь с нами?
— Нет, я подожду Мартина, — решил Тэп. Он возился со своей перевязкой, стараясь ослабить ее.
— Ладно, — сказал Квейль.
Он направился к Макферсону, который прополаскивал отдельные части мотора в жестянке, до половины наполненной бензином.
— Мы едем, — сказал ему Квейль. — Спасибо за все.
— Не за что, — ответил Макферсон. Он встал и улыбнулся Елене. — Желаю вам как следует справить свадьбу.
Пилотка чуть не свалилась у него с головы.
— И вам тоже, — сказала Елена. Она пристально посмотрела на его веснушчатое лицо.
— А где маленький грек? Я нигде не вижу его, — оглянулся кругом Квейль.
— Он возле того грузовика. Я скажу ему, — ответила Елена и пошла туда. — Прощайте, — кинула она Макферсону уходя. — Всего вам хорошего.
— И вам тоже, — ответил Макферсон, не вынимая рук из карманов.
— Надеюсь, мы еще встретимся, — сказал Квейль.
— Да, сэр. Прощайте.
Они расстались без рукопожатия.
— Но почему такая спешка? — спросил Тэп, шагая рядом с Квейлем к грузовику, возле которого стояла Елена с маленьким греком.
— Не знаю, как объяснить. Я не хочу торчать здесь, — ответил Квейль.
Он сам не знал, почему спешит. Афины были для него целью пути, и он стремился туда, потому что не находил покоя, пока не достигнет цели.
— Увидимся в Афинах, — сказал Тэп Елене.
— Да, — ответила она.
Это был обмен пожеланиями, который ни к чему не обязывал.
— Идем, — сказал Квейль. — Всего.
— Всего, — ответил Тэп.
Старший лейтенант приложил руку к пилотке.
Квейль вышел с Еленой и маленьким греком на дорогу. Он остановил первый попавшийся грузовик и попросил шофера-австралийца подвезти их в Афины.
— Лезьте в кабину, — согласился шофер. В кабине сидел еще один австралиец.
— Мы сядем в кузов, — сказал Квейль. — Пусть он останется.
— Ничего. Он пересядет.
Австралиец хотел выйти из кабины.
— Нет, нет. Мы сядем в кузов, — заявил Квейль, и все трое обошли обтянутую брезентом машину и взобрались на нее сзади. Грузовик двинулся дальше. Они смотрели, как оба грузовика на лугу исчезали вдали, в низко стелющемся тумане.
— Почему тот инглизи остался? — спросил Елену маленький грек.
— Он решил остаться с тем инглизи, который ведет грузовик.
— Он не поссорился с нашим?
— Вовсе нет, — ответила Елена. — Наш спешит.
— Я знаю. Он всегда спешит, — заметил маленький грек.
Квейль лег на дно трясущейся машины. В кузове ничего не было, кроме двух сумок с инструментами в углу. Елена села на них. Он улыбнулся ей. Он заметил, что маленький грек пристально смотрит на него. Квейль почти совсем забыл о маленьком греке. Его черная борода и всклокоченные волосы казались теперь еще черней и всклокоченной, а черты лица еще мельче, чем прежде. Он сидел, наморщив лоб, и глаза его первое время не отвечали на взгляд Квейля; потом они вдруг расширились, и он улыбнулся. Квейль тоже улыбнулся и приподнял голову, и маленький грек просиял. Все было опять в порядке.
— Ты согласна ехать в Египет, когда все кончится? — вдруг спросил Квейль Елену.
— Я не понимаю, — ответила она.
— Здесь скоро все кончится. Мне придется вернуться в Египет.
— Помнишь, я уже говорила тебе, что это нелегко.
— Легко, если с этим связано достаточно много.
— Что ж, хорошо, — ответила она. — Если надо ехать в Египет, так поедем.
— Мне жаль, что тебе придется расстаться с родителями. Может быть, они тоже поедут?
— Они не поедут, — ответила она.
— Посмотрим, — возразил он, полуобернувшись к ней. Теперь он был спокоен и сдержан, и его странное озлобление прошло.
— Отец счел бы это бегством.
— Ему будет плохо, если придут немцы. Ведь его имя в списке.
— Я не думаю, чтобы он поехал.
— Знают они о наших отношениях?
— Я написала им об этом, когда ты не вернулся.
— Что ж они ответили?
— Я не получила ответа.
— По-твоему, как они к этому отнесутся?
— Может быть, удивятся. Но обрадуются.
— Я сам не знаю, как сложится там наша жизнь.
— В наше время нельзя заглядывать вперед, — заметила она.
— Да, я не взялся бы предсказывать, что с нами будет.
— Я готова ко всему, — сказала она спокойно и твердо.
Квейль поглядел на убегающую под уклон ленту дороги позади и крепче уперся ногами в борт машины, чтобы не вывалиться. Маленький грек, вцепившись в борт, старался заснуть. Квейль вспомнил, как он так же лежал на дне грузовика и пел: «Что мне за дело до других, коль нет им дела до меня», и стал тихонько насвистывать этот мотив.
— А что скажут твои родители? — спросила Елена.
— Они будут удивлены, решат, что я слишком поспешил, и потребуют объяснений.
— Где они живут?
— На острове Мэн. Это остров у шотландских берегов.
— Ты тоже там живешь?
— Да. Но больше не буду. Больше я там жить не хочу.
— У тебя есть братья и сестры?
— Есть две сестры. Одна живет дома. А другая — не знаю, где теперь. Должно быть, в Лондоне.
— Какая там природа, на острове?
— Как здесь. — Он указал на окрестные места. — Холмы и туман.
— А тебе это нравится?
— Нет. Я люблю солнце. Мне нравится в Египте.
— Чем ты занимался до войны?
— Разным.
Ему не хотелось говорить об этом. И они замолчали.
Кончился подъем по узкой дороге, сжатой с двух сторон высокими откосами. Она плавно вилась теперь вокруг пика, составлявшего вершину хребта, похожая на железную дорогу для любителей видов, — и Квейль вспомнил ту, что вела к Лэкси-Глен на острове Мэн.
— Что ты будешь делать, когда мы уедем отсюда? Ведь ты не можешь летать. У тебя еще швы на голове.
Елена сняла пальто и положила ему под голову.
— Я уже могу летать, — возразил он, приподнимая голову. — Если только у нас еще остались самолеты.
— А тебе позволят?
— Позволят ли, нет ли, теперь это, пожалуй, вообще бесполезно.
Он вдруг почувствовал приступ злобы. Нет, он не желает угробиться как раз под занавес. Если бы меня сбили в Ливии, ничего бы не изменилось. Бессмысленная растрата сил, и никакого толку. Нет, это никуда не годится. Каким же образом, черт возьми, можем мы победить? Но зачем об этом раздумывать? Этак совсем запутаешься. Либо ты будешь верить в победу, либо побоишься опять сесть в самолет. К черту все. Но хотелось бы увидеть, как этому положат конец. Это должна бы сделать армия, но армия, кажется, ни на что не способна. Мы всюду опаздываем. У нас ничего нет. Ни черта. Даже самолетов. Мы увеличиваем выпуск, но и они увеличивают, и мы остаемся в хвосте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48