HarryFan
«Джеймс Олдридж. Дело чести. Охотник. Не хочу, чтобы он умирал.»: Лениздат; Ленинград; 1958
Оригинал: James Aldridge, “Signed With Their Honour”, 1942
Перевод: П. Охрименко, Д. Горбов
Джеймс Олдридж
ДЕЛО ЧЕСТИ
1
Все лето было насыщено пылью. Порой доходило до того, что люди надевали противогазы. Пыль в лагере обволакивала все. Она была в пище, на тарелках и мисках, на одежде — везде. На койках вечером, ночью, весь день. Во рту весь день и всю ночь. В воде. На поверхности всего, что имеет поверхность. Пыль стала синонимом летнего зноя; грязь на лице и теле отождествлялась с жарой. Казалось, что если смыть с себя всю эту пыль и надеть свежее платье, станет прохладно, несмотря на жару и духоту.
А кроме пыли, были еще пот и мухи, сырые ночи и холодные утра. Пот и мухи тоже стали синонимом, как пыль и духота. Стоит избавиться от мух, думали вы, и не будешь потеть. Чувствовать на лице влажное тесто из пота и пыли было очень противно. А раздражавшее спину ощущение мокрой пыльной рубашки не покидало вас, даже когда вы снимали рубашку.
Если же вам удавалось забыться и уйти от ныли, пота и мух, появлялись итальянские самолеты. Они всегда прилетали под утро, в начале второго, когда всходила луна. Сон, нарушенный налетом в эту пору, был подобен вдоху, который тянешь и тянешь и не можешь выдохнуть. Только сладко заснешь, и вдруг — налет. Оставаться в постели нельзя, так как сейчас посыплются зажигалки, и приходится лезть в щель. А когда возвращаешься на койку, то приносишь из щели еще больше пыли и грязи.
В летних боях перевес был на стороне итальянцев. События начались, когда командование принял Грациани. Он пустил против бронеавтомобилей бипланы «КР—42», вооруженные пушкой с бронебойными снарядами.
Задача охотиться за «КР—42» и отгонять их от автомашин была возложена одно время на истребители «Гладиатор», но это было безнадежное дело. «КР—42» обычно оставались невидимы, а если случайно и попадались вам, то были слишком близко к своим базам, а вы слишком далеко от своей, чтобы их преследовать. И настоящих сражений быть не могло, так как итальянцы имели приказ уходить после первой атаки. Это было очень разумно, хотя и подрывало их дух, поскольку им приходилось каждый раз обращаться в бегство. Нет ничего мудреного, что они всегда неважно держались в бою.
Позднее, когда Грациани и Малетти вторглись в Египет, воздушная война приняла другие формы. Итальянцы использовали все свои «79» для штурмовки и бомбежки всех баз и аэродромов. Эскадрилье «Гладиаторов» пришлось бросить все свое имущество, кроме автомашин, и эвакуироваться из Бук-Бука поближе к Мартин Матушу.
Итальянцы дошли до Бук-Бука. Здесь они остановились для подтягивания тылов, а пока вели операции из Соллума, откуда «79» и «Канты» непрерывно бомбили Мерса-Матру; тогда же в воздухе впервые появились истребители-монопланы «Макки».
Потребовалось некоторое время, чтобы примениться к тактике «Макки» после «КР—42», которые мало чем отличались от «Гладиаторов». «Макки» не обладали такой маневренностью, как «Гладиаторы», но скоростью превосходили их. И борьба с ними усложнялась, когда они летали в смешанном строю с «КР—42». Перед атакой необходимо было решать, как действовать, в зависимости от того, какой самолет будет перед каш — «Макки» или «42». «Гладиаторы» приуныли.
Затем прибыли «Харрикейны». Сначала их было только три. Однажды в полдень они вылетели в очередной патруль над Мерса-Матру. Когда они поднялись примерно на пятнадцать тысяч футов, со стороны моря показались четырнадцать «79» и десять «Макки». «Харрикейны» спикировали и сразу сбили два «79» и один «Макки». Они даже не нарушили строя и снова набрали высоту. «Макки» рассеялись, оставив свои бомбардировщики без прикрытия. «Харрикейны» спикировали еще раз, сбили еще два «79», некоторое время преследовали итальянцев и вернулись на базу.
Итальянцы не показывались два дня. Потом появились, наскоро сбросили бомбы и повернули обратно. Они поджидали истребителей, которые могли бы состязаться с «Харрикейнами». На время установилось затишье.
Иногда «Гладиаторы» штурмовали итальянские позиции и колонны войск. Итальянцы строили дорогу между Сиди-Баррани и Мерса-Матру. Дорога шла прямиком на протяжении двадцати миль. Два раза «Гладиаторы» вылетали штурмовать саперов, занятых на постройке. Несколько человек было убито, но это только немного замедлило работы.
А потом затишье стало таким полным, что «Гладиаторы» один за другим отправлялись в Гелиополис для ремонта. Летчик перегонял свою машину летом в Гелиополис и, пока его самолет был в ремонте, проводил два-три дня в отпуске в Каире; затем перегонял машину обратно в эскадрилью. Так обстояло дело в конце октября, когда итальянцы вторглись в Грецию.
Так как большинство исправных самолетов восьмидесятой эскадрильи находилось в Гелиополисе, она получила приказ отправиться в Грецию. Когда из Афин, после осмотра тамошних аэродромов, вернулся командир эскадрильи, в Грецию вылетела первая пятерка «Гладиаторов» с посадкой на Крите для заправки. Следующая пятерка вылетела два дня спустя. Последняя пятерка задержалась, так как она имела новые машины, которые надо было сначала испытать в Гелиополисе. Их перегоняли потом по две и даже в одиночку. Резервы должны были направляться в Грецию по мере их накопления.
Лето кончилось. Пыль и восточный ветер наконец утихомирились. В пустыне становилось все холоднее ночью, и холод все дольше держался по утрам. Луны не было, и итальянцы прекратили налеты. Но мухи и грязь были вечны, как смерть. Однако они не так докучали, потому что воздух стал суше, и даже пот мгновенно испарялся, как будто всасывался обратно. Зимний покой мирно распростерся над пустыней.
2
— Наберем двенадцать тысяч? — спросил молодой летчик.
— Да, примерно так, — кивнул Джон Квейль. — Греки уверяют, что заметили их на десяти тысячах. Но наверное знать нельзя.
По зеленой смеси травы и грязи они прошли к бипланам на конец аэродрома.
— Держись вплотную за Гореллем, Тэп. Не позволяй ему отбиваться.
— Ладно.
— И сам не отбивайся.
— Ладно, — еще раз сказал Тэп. — Ты думаешь, с ними истребители?
— По донесению — нет. Сюда они во всяком случае не долетят.
— Не знаю, Джон. Когда мы покидали Египет, у итальянцев появились эти новые «Ф-5».
Тэп задернул молнию на ирвиновской куртке и начал натягивать тонкие перчатки, обтрепавшиеся и лопнувшие по швам.
— У них нет дальних истребителей. Но если они покажутся, постарайся прикрыть Горелля.
— Не нравится мне плестись в хвосте. Ты мог бы сам замыкать звено, — сказал Тэп.
— Привыкнешь. Ты только поглядывай назад. Следи, нет ли погони, это твое дело. И смотри, чтобы Горелль не отставал от меня. Если не будет истребителей, он справится отлично.
— Ладно, только не делай слишком крутых разворотов. Я не могу держать высоту, если иду в хвосте, а должен тянуться за тобой.
— Хорошо. Присматривай же за Гореллем.
Летчики расстались. Квейль направился к самолету, который подруливал по ветру к краю площадки. Он поднял руку, в которой держал шлем. Самолет подрулил к нему. Сидевший в кабине молодой летчик развернул машину на полкруга и прикрыл газ.
— Не отставай от меня, Горелль, слышишь? — крикнул Квейль.
— Хорошо.
— Мы будем иметь дело с «Савойями», я полагаю. Если будешь атаковать, старайся попасть в горб над задней кромкой крыла.
Горелль поправил ремни парашюта.
— За тобой будет идти Тэп.
Квейль еще раз поднял руку и направился к другому самолету метрах в двухстах в стороне; двое механиков прогревали мотор. По дороге он взглянул вверх и увидел водянисто-прозрачную синеву неба и белые как мел пятна облаков. Пожалуй, облака слишком высоко, чтобы прятаться в них. Тысяч пятнадцать футов, и не очень густые. Возможно, что двенадцать тысяч недостаточная высота для атаки. Греки говорили, что «Савойи» держатся примерно на десяти тысячах. Но они могут подняться и выше, чтобы уйти от зениток. Грекам не следовало бы открывать зенитный огонь.
Все это пронеслось в уме у Квейля, пока он шагал по аэродрому. Когда он подошел к небольшому короткотелому самолету, окрашенному в защитный оранжевый цвет, из кабины вылез моторист. Мотор самолета работал устойчиво и мягко.
— Все в порядке, сержант? — обратился Квейль к низкорослому человеку, стоявшему подле самолета.
— В полнейшем. В кабине еще немножко подтекает масло, но педали я вытер начисто. Не ступайте на пол, и подошвы не будут скользить.
Стройный молодой летчик натянул на себя подбитый мехом непромокаемый комбинезон, укрепил ремни парашюта, ступил на крыло, подтянулся и легко влез в кабину. Он надел шлем, пристегнул у рта микрофон, затормозил колеса шасси и прибавил газу. Затем он отпустил тормоза и нажал на правую педаль. Самолет сделал поворот и под гогочущие выхлопы мотора вприпрыжку поскакал по зеленым рытвинам взлетной площадки. Еще три самолета рулили по аэродрому с разных направлений. Все это были «Гладиаторы», как и самолет командира звена. Юный Горелль уже поставил свою машину носом против ветра и поджидал других. Один за другим они обходили его и становились в строй, образуя как бы наконечник стрелы. Квейль подошел последним и занял место на острие.
Обведя взглядом весь строй, Квейль тронул ручку управления, дал газ и рванулся вперед. Пять самолетов медленно запрыгали по аэродрому, набирая скорость; хвосты поднялись вверх, колеса постепенно оторвались от земли и касались дерна лишь на бугорках, но продолжали вертеться, пока земля не ушла из-под них окончательно. Самолеты легко взлетели. Широкой кривой пять истребителей развернулись над кольцом гор, окружавших аэродром, и стали набирать высоту над Афинами.
Поднимаясь, Квейль мог видеть внизу новый город. На улицах не замечалось никакого движения: в городе была объявлена воздушная тревога. Акрополь плоским белым пятном лежал между городом и морем. А вокруг тянулись зеленые луга и сплошная шапка лесов.
Вот мы и здесь, думал Квейль, окидывая взглядом свое звено, следовавшее за ним в сомкнутом строю. Как все это просто случилось. Просто, — потому что чего же проще, если ты где-то должен быть. В один прекрасный день, когда они стояли в Фуке и самум бушевал в пустыне, Хикки сказал: «Должно быть, нас пошлют в Грецию». С этого началось. Но наверное никто не знал, даже когда Квейль и Хикки покинули Фуку и вылетели в Гелиополис под Каиром. Хикки был командиром эскадрильи, и так как он направлялся в Каир, а остальные «Гладиаторы» уже собрались на ремонт в Гелиополис, можно было догадаться, что предстоят перемены.
Аэродромный автобус поджидал Хикки, чтобы свезти его в штаб. Финн и Джон Херси были на аэродроме. Они рассказывали, что отлично проводили время, пока их самолеты были в ремонте, а потом собирались вернуться в Фуку, но штаб задержал их. Им очень хотелось знать, что все это означает. Вскоре всей эскадрилье стало известно, что Хикки тоже прибыл в Каир.
Днем летчики сидели в каирском баре и пили пиво в ожидании Хикки, застрявшего в штабе на другом конце города. Вернувшись из штаба, Хикки пожал плечами и сказал: «Греция», — и все молча погрузились в размышления. Им хотелось потолковать между собой, но приходилось молчать, потому что это была пока военная тайна. Все же вечером, когда Хикки и Квейль возвращались в штаб, Хикки сказал, что, кроме восьмидесятой эскадрильи, других истребителей в Грецию не пошлют.
— В Греции будут только британские воздушные силы, — добавил он. — Других родов войск не будет, ну еще базы снабжения. Двести одиннадцатая эскадрилья, «Бленхеймы», уже там. И эскадрилья «Веллингтонов», они делают ночные налеты на Италию. «Бленхеймы» бомбят Албанию. Мы будем их сопровождать. Первые несколько дней будем стоять в Фалероне, возле Афин, а затем, вероятно, переберемся в Ларису, в глубь страны. Там, говорят, собачья погода и высоченные горы.
А Херси сказал в тот вечер: «Афины — прекрасный город». Но никто не поверил, и никто не обратил внимания, когда он сказал, что Афины — вполне современный город, а вовсе не древний… И он был прав, — действительно, современный, думал Квейль… Херси рассказывал еще: там не говорят по-английски, зато говорят по-французски и по-немецки. В городе есть отличные кабаре с венгерками, — их много везде на Балканах. «Мы, вероятно, прилетим туда как раз под занавес», — сказал в заключение Херси. А он, Квейль, оптимистически заметил: «Они могут еще преподнести тебе сюрприз». — «Кто, греки?» — спросил Херси. — «Они неплохие вояки».

Они вылетели из Гелиополиса на другой день, звеньями по трое. Хикки взял с собой Горелля и Финна. Херси вылетел с Вэйном и Стюартом. Тэп взял Констэнса и Соута, а Квейль — Брюера и Ричардсона. Остальные летели поодиночке.
Это был далекий перелет, и им пришлось сделать посадку в Кании, на Крите, для заправки. Хикки поджидал их в Фалероне с автобусом, который вместе с наземным составом прибыл морем. На этом автобусе они отправились в Афины.
Они не ожидали разыгравшихся при этом сцен. Когда они въехали в город, население шумно приветствовало их. Автобус еще был окрашен в песочный цвет, цвет пустыни, и по этому признаку нетрудно было распознать английскую военную машину. Греки встречали их радостными криками. А когда они подъехали к отелю «Атинай» и начали вытаскивать из автобуса свои пожитки, вокруг мигом собралась огромная толпа. Греки подхватили вещи. Вещевой мешок Квейля вырвали у него из рук. Его хлопали и гладили по спине, а кто-то стукнул по голове. Вместе с Хикки он с трудом проложил себе дорогу к подъезду. Да, здорово было! Он сам слышал, как толпа кричала: «Инглизи, инглизи айропланос!» Все были в приподнятом настроении, и все соглашались, что греки — прекрасные люди.
Каждый раз, когда случалось идти по улице, за ними увязывались прохожие, которые радостно говорили им что-то по-гречески. Когда в первый же день в Афинах была объявлена воздушная тревога, а Квейль и Хикки продолжали шагать по тротуару, полиция приложила все усилия, чтобы втолкнуть их в ближайшее убежище, но они отказались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48