— А тридцать семь тебе исполнилось две недели назад, двадцать четвертого мая. Черт!
Плам видела, что Бриз напряженно пытается сообразить, как ей сохранить за собой приз.
— Бесполезно, Бриз. Это главное условие. Они дисквалифицируют меня, как только узнают! В глазах у Бриза мелькнула решимость — Но пока они не знают этого!
Плам быстро поняла, что он имеет в виду, и затрясла головой:
— Нет!
— А почему нет? Мы не будем ничего скрывать. Мы просто не будем акцентировать на этом внимание, хорошо? А потом ты станешь известной всему миру, и, может быть, даже твоя слава увеличится, когда они дисквалифицируют тебя.
— Нет! Мало того, что это нечестно, но я просто не смогу скрыть это. Каждый увидит по моему лицу, что тут что-то не так.
— Это не играет роли, когда никто не знает, что именно не так. — Бриз поймал ее руку. — Плам… если я для тебя хоть что-то значил… если ты хоть в чем-то чувствуешь себя обязанной мне… прошу тебя, послушай меня.
— Нет!
— Я не прошу тебя лгать, я только прошу подождать объявлять правду, — уговаривал Бриз. — И ты, безусловно, имеешь на это право, ведь я правильно указал твою дату рождения в анкете. Они просто не удосужились заглянуть в нее. Да это и неудивительно, ты выглядишь значительно моложе своих лет.
— Тупые идиоты!
— Итак, давай сделаем ставку на это и хоть что-то извлечем из сложившейся неразберихи.
Она заколебалась. Ей приходилось думать не только о себе. Премия во многом была заработана Бризом, который стремился к ней долгие десять лет. Она понимала, что с точки зрения бизнесмена от искусства для линии поведения, предложенной Бризом, были все основания.
— Бриз, я сейчас не способна здраво мыслить. Мне и в самом деле нездоровится.
Глава 26

Суббота, 6 июня 1992 года
Воздух все еще хранил утреннюю прохладу, когда Плам в белых джинсах и шелковой майке цвета манго подошла к обветшавшему палаццо, где остановилась Дженни. На тротуаре перед домом в уличном кафе под бледно-розовым навесом люди лениво пережевывали свой завтрак или пили из маленьких чашечек крепкий черный кофе, прежде чем отправиться на службу. Темно-красная краска вокруг сводчатых окон дома отслаивалась и висела лохмотьями, обрамлявшие их украшения из мрамора растрескались, а чугунные балкончики под ними, казалось, вот-вот сорвутся.
Солнечный свет проникал в некогда красивый овальный холл через немытые цветные витражи на крыше и окрашивал в янтарно-красные оттенки крутую мраморную лестницу, по которой Плам тащилась на пятый этаж, где жила Дженни.
Восторженные телеграммы с поздравлениями пришли в «Киприани» от Макса и Тоби, которых Бриз тайно известил по телефону еще до того, как сообщил самой Плам о ее победе. Но победила ли она? Она безуспешно пыталась дозвониться до Поля, чтобы обсудить свои терзания. Верно ли рассудил Бриз? Что делать ей? Честно и незамедлительно проинформировать Британский совет о том, что она по возрасту не имеет права на премию, которую только что завоевала? Или же ее раздумья о том, что из-за какой-то технической мелочи лишить себя такого престижного приза, есть не что иное, как проявление инфантильности и неспособности, по словам Бриза, видеть мир таким, какой он есть?
Допустим, она согласилась с Бризом. Допустим, что не сделала никаких заявлений. Но что, если кто-то обнаружит, что ей больше положенных тридцати пяти? И растрезвонит раньше, чем об этом объявит Бриз? Тогда она проигрывает по всем статьям: изведется от угрызений совести и будет публично заклеймена как обманщица.
Едва переводя дыхание, она постучала в дверь Дженни. На Дженни была лишь черная атласная рубашка. Длинные мокрые волосы падали ей на голые плечи, в руках она держала расческу.
— Пыталась дозвониться, но не смогла, — отдуваясь, объяснила Плам.
— Телефон не работает. Как и мой фен… А, ладно, мы проделали весь этот путь сюда не из-за исправной электросети. Входи, дорогая.
Плам остановилась в дверях. Комната, некогда великолепная, зияла голыми стенами. Под потолком на стенах одиноко тянулся орнамент из ивовых листьев. Большое окно напротив двери было распахнуто, и с улицы доносился веселый гомон здешнего кафе.
Справа, рядом с давно бездействовавшим камином, громоздился старомодный комод. Под большим зеркалом в вычурной раме стоял столик, заваленный косметикой, бигуди и прочими принадлежностями для ухода за волосами.
Дженни подошла к зеркалу и поднесла к голове расческу.
— Собираюсь сделать пробор посередине. Как ты думаешь, мне пойдет? — Занятая собой, она уставилась в зеркало.
Слева от Плам стояла черная кровать с вычурным изголовьем. Она была неприбрана, прямо на простынях лежал открытый альбом. Дженни, несомненно, продолжала следовать наказу профессора Дэвиса, требовавшего каждый день делать по наброску, жертвуя даже завтраком.
Поскольку сесть было не на что, Плам примостилась на краешке кровати, положила руки на спинку и молча смотрела на Дженни.
Дженни пробормотала:
— Если хочешь, можем спуститься вниз и выпить по чашечке кофе, когда у меня высохнут волосы… Эй, а почему ты так рано, Плам?
— Я получила «Премию-2000», — неуверенно проговорила Плам и увидела в зеркале, как исказилось лицо ее подруги. За растерянностью последовало оцепенение, а затем гнев. Дженни медленно опустила руки. Мокрые пряди желтых волос упали ей на лицо, ставшее бледно-желтым, как церковная свеча.
— Этого не может быть, — с трудом выдавила Дженни. Плам была ошарашена такой реакцией.
— Что случилось? Ты не рада моей победе? У Дженни вырвался нервный смешок.
— Конечно, рада… Какая приятная неожиданность… Поздравляю. — Она повернулась к Плам. — Я ужасно рада за тебя.
Дженни быстро отвернулась к зеркалу и схватила расческу, не сознавая, что Плам видит в зеркале ее бледное лицо, перекошенное гримасой страдания.
Плам с удивлением уставилась на подругу.
— Дженни, тебе нездоровится?
— Немного устала, вот и все. — Дженни принялась яростно расчесывать мокрые волосы.
— Но тут есть одна загвоздка. Вот послушай. — Плам откинулась на постели, сцепив руки за головой. От ее движения альбом сдвинулся с места и упал на пол. — И что же мне делать, как ты думаешь?
Закончив свой рассказ, Плам устало приподнялась и, дотянувшись, подняла с пола альбом. Подогнув под себя ногу, она рассеянно листала его страницы, едва замечая сделанные в нем наброски: какие-то люди в гондолах, кошачья голова, изображение хозяйки дома, затем шли чистые страницы и лишь на самой последней присутствовал тщательно выполненный карандашный рисунок. Маленькая ящерица показалась ей знакомой, но, занятая собственной проблемой, она пропустила это мимо сознания.
— Так как бы ты поступила на моем месте, Дженни? Призналась или промолчала бы? Я не хочу молчать, а Бриз считает, что это единственное правильное решение.
Сдавленным голосом Дженни произнесла:
— Поступай так, как считаешь нужным. — Она потрясла головой, словно прогоняя сон, сделала глубокий вдох и продолжила своим обычным тоном:
— Лично я не смогла бы спать по ночам, если бы что-то подобное было на моей совести.
Она посмотрела на свое отражение в зеркале, затем перевела взгляд на видневшуюся в нем Плам с раскрытым альбомом на коленях.
Расческа выпала из ее рук.
— Оставь в покое альбом. — взвизгнула она. Плам удивленно подняла глаза. Дженни резко обернулась и завопила:
— Ты не имеешь права приходить сюда и шпионить за мной!
И Плам в тот же момент вспомнила, где она видела эту ящерицу: на голландских натюрмортах Сюзанны и Синтии. У нее перехватило дыхание.
— Так это ты подделываешь картины! Дженни подскочила к ней, вырвала альбом, метнулась к тяжелому комоду у двери и засунула его в верхний ящик.
— А теперь убирайся отсюда, стерва! Вон!
Плам оцепенела от неожиданности и во все глаза смотрела, как у Дженни наливается кровью лицо, а в глазах загораются угрожающие огоньки.
Дженни бросилась к ней.
— Убирайся и не суй свой нос куда не следует! Пошла вон! Плам ухватилась за чугунную спинку кровати в то время, как Дженни пыталась оторвать ее, прилагая всю свою недюжинную силу.
В бешенстве Дженни трясла ее за плечи. Кровать скрипела и раскачивалась. Плам втянула голову в плечи и умоляла:
— Дженни, пусти! — Повернув голову, она заглянула в злые желтые глаза. — Что с тобой, Дженни? Ты же одна из моих самых близких подруг…
— С каких это пор? — истерически взвизгнула Дженни. Подлинные чувства выплеснулись в монологе, который вобрал в себя двадцать лет скрываемой злобы, затаенной ненависти и терзающей зависти:
— Тебе не надо было все время сидеть на диете, Плам… Ты всегда была хорошенькой… Все мужики бегали за тобой… О тебе писали газеты, а обо мне нет… Все это ты получала, лежа на спине… А теперь твоя слава стала у меня поперек горла.
Выговорившись, она стала бить Плам головой о чугунные прутья спинки.
Цепляясь за спинку и пытаясь защищаться от ударов, Плам сообразила, откуда в Дженни такая злоба. Жажда славы у нее, вероятно, была такой же неутолимой, как и ее известная всем жажда любви. Видимо, она надеялась, что беспристрастная благосклонность славы обеспечит снисходительную благосклонность любви, но над всем этим заблуждением у нее преобладало опасение не обрести ни того, ни другого.
Тем не менее Плам была совершенно сбита с толку. Она вполне могла понять, что другой художник завидует ее успеху, но почему Дженни продолжала изображать подругу? Ответ пришел сам собой: да потому, что она участвовала все в той же игре галерей. Дженни был нужен Бриз с его связями в мире искусства, а на Бриза могла повлиять Плам. Если Дженни не получала приглашения на какую-нибудь крупную презентацию, ей стоило лишь заикнуться, и Бриз тут же доставал его для нее.
Но это не объясняло, почему Дженни должна была ненавидеть ее уже до того, как к Плам пришел успех художницы.
Судя по тому, что она говорила, Дженни никогда не относилась к Плам хорошо и тайно завидовала ей еще со времен колледжа. Дружба Дженни с самого начала была фальшивой.
— Почему? — спросила Плам.
— Откуда у меня могли взяться дружеские чувства к тебе? — криво усмехнулась Дженни, продолжая бить Плам по спине. — Твой успех должна была иметь я! В колледже все призы были моими! Почему после первых показов ты, а не я, получила благоприятные отзывы? Потому что критики не были беспристрастными! Почему они игнорировали меня и виляли хвостом перед тобой?.. Да потому, что ты спала с влиятельным дельцом! В этом ты, конечно, всегда была не промах!
— Дженни, прекрати! Мне больно!
— Что ты делала такого, чего не делала я, кроме того, что спала с Бризом? Тебе повезло, что Бризу нравятся мелкие девки. Тут уж я не могла соперничать с тобой. — Очередной толчок чуть было не свернул шею Плам. — Наконец я поняла, что должна испытать свою судьбу, если хочу переплюнуть тебя.
— Но зачем, Дженни?
— Потому что мы начинали одинаково. Но дальше ты стала интриговать и хитрить… — Лицо Дженни покраснело, а голос ее все повышался. — И, наконец, единственный, кого я любила, любил тебя, стерва! — Дженни запустила пятерню в волосы Плам и рванула назад ее голову. — Я сидела без гроша, а ты каталась как сыр в масле. У тебя было два мужа, а у меня ни одного! У тебя двое детей, а у меня ни одного! Мне приходилось жить в трущобах, когда ты царила в белоснежном дворце на Риджентс-парк. Как, по-твоему, я должна была относиться ко всему этому? — Кулаком правой руки Дженни саданула в ухо Плам, и та вскрикнула от боли.
Плам была как в дурмане, но при этом хорошо понимала — если она выберется отсюда с альбомом набросков, личность того, кто подделывал картины, будет раскрыта; если же она уйдет отсюда с пустыми руками, Дженни немедленно уничтожит альбом и все остальные свидетельства своих преступных занятий. И тогда уже Плам никогда не сможет ничего доказать.
Надо тянуть время. Пока она в этой комнате, у нее есть шанс, который тут же исчезнет, если Дженни вышвырнет ее отсюда.
— И не делай такого жалкого вида, — Дженни опять ударила ее и с силой рванула к себе ее голову. — Вспомни лучше, какое прискорбное зрелище ты являла после того, как тебя бросил Джим и ты осталась с двумя щенками, которые не давали тебе рисовать, пока ты не заарканила Бриза. — Она брызгала ядовитой слюной. — Каково было мне, когда я знала, что у меня не меньше таланта? Я не говорю, что я лучше, но, видит бог, и не хуже. Теперь я доказала это! Ты должна это признать!
— Да, ты провела меня, — задыхаясь, проговорила Плам.
— И всех этих дутых экспертов, — торжествующе заключила Дженни. — Мои картины оценивались как шедевры!
— Они заслуживают этого, — поспешила согласиться с ней Плам. Дженни чуть ослабила свою хватку. Почувствовав, что лесть срабатывает, Плам добавила:
— Профессор Инид Соумз говорила мне, что автор голландских поддел… картин — просто гений.
— Правда? Когда?
Плам чувствовала, как кровь стучит у нее в висках.
— Я не могу разговаривать с вывернутой головой.
Дженни неохотно отпустила ее.
Плам села и потерла горевшую шею. В глазах стоял красноватый туман. Комната приобрела какие-то странные очертания. Она отчаянно пыталась найти выход. Дженни лгала всю свою жизнь, и как теперь определишь, когда она говорит правду, а когда нет?
Она решила устроить Дженни ловушку.
— Но Инид сказала, что если бы ты была умнее, то маскировала бы свои подделки реставрационными работами. Дженни опешила.
— Но я так и делала. Закончив картину, я протыкала ее черенком от метлы. Затем накладывала заплату и восстанавливала первоначальный облик картины, чтобы при ультрафиолетовом освещении в этом месте появлялось темное пятно.
Дальнейшие пояснения Плам были не нужны. Ей было ясно также, что Дженни реставрировала свои подделки именно так, как это когда-то делал Билл Хоббс.
Совпадение здесь было маловероятным.
— Так это Билл Хоббс научил тебя? — тихо поинтересовалась она.
Свирепый взгляд Дженни подтвердил, что она попала в точку.
Плам перевела дыхание.
— Значит, вот как Чарли познакомился с Биллом Хоббсом — через тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57