Поэтому такие описания картин были отрывочными и неточными, хотя и являлись порой единственными старинными упоминаниями о них.
Но поиски старых записей занимали месяцы, поэтому агенты шли на риск, когда сделка не терпела отлагательств и картина могла попасть к конкуренту.
— Зачем вам понадобилось перепроверять наши выводы, мадам?
— Затем, что я думаю, что с этой картиной могла быть допущена ошибка. — Она прикинулась овечкой. В глазах-маслинах засверкал гнев.
— Мы в «Форрестере» не допускаем ошибок. Генри, проводи эту леди к, выходу, пожалуйста!
Рыжеволосый юноша опять принялся сражаться с замком стеклянной двери.
— Извините, мадам, — сказал он после нескольких безуспешных попыток открыть его.
— Трудно войти, но еще труднее выйти, — усмехнулась Плам.
Когда замок наконец поддался, юноша повернулся спиной к галерее и одними губами произнес:
— Попытайте счастья у Монфьюма на улице Жакоб.
Порывистый ветер хлестал в лицо. Снег мгновенно проник под накидку, и холод пробрал Плам до костей, как только она завернула за угол на улицу Фобур Сент-Оноре. Торопливо пробегая мимо притягивавших своим теплом магазинов одежды и закутанных в меха покупателей, источавших ароматы дорогих духов, она недоумевала, неужели все таксисты покинули эту страну. И вдруг остановилась как вкопанная.
Перед самым ее носом из «Гермеса» вышла белокурая женщина в малиновом пальто, таких же сапогах и отороченных соболем перчатках. Впереди нее шел комиссионер в форме, а сзади тащились двое посыльных, нагруженные тщательно упакованными покупками, которые шофер принялся быстро укладывать в поджидавший лимузин.
Плам торопливо прикрыла воротником накидки нижнюю часть лица и отвернулась, сделав вид, что рассматривает витрину с неимоверно дорогими курительными принадлежностями. Меньше всего ей хотелось встретить в Париже Сюзанну Марш.
На улице Жакоб было полно шикарных антикварных магазинов, таких, как «Монфьюма». Старомодный колокольчик на его дверях возвестил о появлении Плам. Внутри пахло воском. Из глубины зала к ней поспешил молодой продавец с бычьей шеей тяжелоатлета, одетый в дорогой двубортный костюм цвета морской волны. «Должно быть, у них считается, что этот цвет благотворно влияет на покупателей», — подумала Плам, не сдержав улыбки.
— Надеюсь, что вы хоть немного говорите по-английски… Хорошо… Я торговый агент. Вот моя карточка. — Она протянула ему карточку галереи Рассела. — Мне понравился кувшин в вашей витрине — тот, с сидящим мужчиной. Сколько он стоит?
— Это произведение времен революции. Сидящий мужчина — революционер. Видите его трехцветный головной убор? Большая редкость. Две тысячи франков. И торговая скидка — десять процентов. — Он откинул со лба мягкую прядь светлых волос. У него было очень добродушное лицо, и Плам представила, как его мать советует ему танцевать на вечеринке с девушками, оставшимися без кавалеров.
— Я привыкла к скидке в двадцать пять процентов.
— Тогда, скажем, пятнадцать.
Плам кивнула. Пока молодой человек доставал кувшин с витрины и упаковывал его, они дружелюбно беседовали, обмениваясь веселыми улыбками, невзирая на языковые проблемы.
Наладив с ним добрые отношения, Плам уверенно солгала:
— У меня к вам есть еще одно дело. Моя подруга в Англии — профессор Инид Соумз, специалист по истории живописи — просила меня показать вам этот диапозитив и убедиться, что эту картину «Форрестеру» продали вы. Она сейчас в Австралии. Ваше имя упомянуто в свидетельстве, но написано с ошибкой.
Молодой человек рассмотрел диапозитив при свете настольной лампы и неуверенно проговорил:
— Возможно. Сам мсье Монфьюма в данный момент катается на лыжах… Если вы вернетесь сюда завтра после ленча, то сможете расспросить Симона, который занимается картинами.
— Завтра после ленча я уезжаю из Парижа. Поэтому была бы признательна, если бы вы заглянули в свои записи прямо сейчас. — Плам достала также диапозитив Артура Шнайдера. — А это еще одна картина, в отношении которой профессор тоже хотела убедиться, что она поступила от вас.
— Вам известны даты покупки? Возможно, я помогу вам. Только через час, когда время подходило к полудню, молодой человек смог найти то, что интересовало Плам. Он появился из задней каморки с двумя каталожными карточками в руках.
— Это здесь, — сказал он, протягивая их ей. — Вот видите, Босхарт был продан «Форрестеру» в марте 1988 года. Вы понимаете, что нам нельзя разглашать цену… Ван Хальсдонк был выставлен на аукционе «Леви-Фонтэна» в феврале 1990 года. Цену я также не могу назвать, хотя она не является секретом и у «Леви-Фонтэна» вам скажут ее.
— А где вы приобрели эти картины?
— А вот это я уж никак не должен разглашать. Сведения о продавце всегда являются конфиденциальными, как вы понимаете.
— Не важно. Профессор Соумз не просила таких подробностей.
Плам выскочила на улицу весьма довольная собой. По-прежнему шел снег. Настроение у нее заметно улучшилось.
Наскоро подкрепившись творожной запеканкой в «Пам-Пам», Плам отправилась в багажное отделение колумбийской авиакомпании «Коломб», которое находилось на другом конце Парижа, далеко за Монпарнасом. Водитель такси не знал туда дороги и дважды останавливался, чтобы расспросить прохожих.
В конце концов они добрались до фирмы, занимающейся хранением и перевозками художественных ценностей. Она располагалась в огромном складском помещении. На погрузочной площадке стояло несколько забрызганных грязью грузовиков. За рядом транспортеров-погрузчиков, виднелась будка приемщика, установленная прямо посреди склада. Еще дальше Плам увидела большие деревянные ящики, стоящие друг на друге и образующие целые улицы, которые тянулись насколько хватало глаз.
Подошел толстый француз, работнике клада.
— Чем могу помочь? — Грязная майка туго обтягивала его огромный живот, свисавший над сильно затасканными джинсами, кроссовки были такие же грязные и заношенные. Из-под красной бейсбольной шапочки во все стороны торчали длинные темные волосы. Рот обрамляли пышные усы. Маленькие темные глазки смотрели на Плам с нетерпением.
Она еще раз достала визитную карточку Бриза.
— Обычно мы пользуемся услугами «Момарт», но в этот раз муж попросил меня заехать и узнать ваши условия.
Толстяк развел руками в жесте, который у французов мог означать что угодно.
— Что вы хотите знать? — спросил он на отличном английском с акцентом южного Лондона и, видя удивление Плам, объяснил с довольной и несколько смущенной улыбкой:
— У меня жена из Ламбета.
— Мне бы хотелось выяснить цены на перевозки и хранение.
— Это зависит от груза. На перевозку у нас нет установленных цен, хотя за хранение и страхование мы взимаем по таксе. Я могу дать вам наш прейскурант.
— Если к вам поступает груз, который идет, скажем, в Австралию, где он хранится?
— Здесь. Конечно, если это не «Подсолнухи» Ван Гога. Ценный груз владелец обычно хранит на стороне, нанимая для этого специальную охрану.
— Мне бы хотелось взглянуть на ваше хранилище. Плам услышала завывание циркулярной пилы задолго до того, как они оказались в хранилище, где пахло свежераспиленным деревом. Под монотонное уханье кувалды она спросила:
— А когда ценная картина попадает сюда, как она хранится?
— У нас строгий порядок охраны. По понятным причинам я не могу посвящать вас в его детали. Скажу только, что всякая ценная картина находится у нас под постоянным наблюдением с момента поступления и до момента отправки. Такая картина никогда не остается без присмотра — при ней постоянно находится ее охранник, и, в какое бы подразделение она ни поступала, он получает квитанцию о ее приеме. Прежде чем охранник покидает хранилище, его квитанции тщательно сверяются.
— А по ночам?
— По ночам у нас несут службу профессиональные охранники с собаками. Осуществляется контроль по телефону, есть прямая связь с полицией, сигнализация о задымлении и затоплении.
— А нет ли возможности… подменить одну картину другой?
— Никакой. В качестве советников по безопасности босс использует бывших специалистов из полиции. А это отнюдь не любители.
Именно это и хотела услышать Плам. Минут двадцать она еще продолжала разыгрывать из себя потенциального клиента, затем поблагодарила своего сопровождающего и собралась уходить.
— Кстати, мне нравятся ваши работы, — сказал он в ответ. — Видел некоторые в вашей лондонской галерее. Желаю удачи на бьеннале в Италии.
Плам с улыбкой ступила за дверь и вышла на улицу. Пока ее глаза привыкали к более яркому свету, мимо промелькнуло знакомое лицо. Она тут же узнала эти пухлые щечки и белокурые волосы, начавшие редеть на макушке. Вспомнила эти темно-серые глаза за стеклами без оправы и веселое выражение лица, готового в любой момент озариться улыбкой.
Плам обернулась и окликнула:
— Лео!
Как и на Лео, на мужчине тоже были куртка цвета морской волны, джинсы и мокасины. Один его носок был ядовито-зеленого цвета, другой ярко-розового. Он, не останавливаясь, направлялся в зону приема. Плам постояла, не спуская с него глаз, затем поспешила вслед в полной уверенности, что не ошиблась. Видимо, Лео задумался и не слышал ее оклика.
Мужчина юркнул за грязный красный грузовик с английскими номерами, и она услышала, как тут же взревел мотор.
Неожиданно заподозрив что-то, Плам резко остановилась и сунула руку в сумку, чтобы достать ручку с блокнотом. Сумка соскользнула с плеча и упала на землю.
"Подарок Бризу!» — первое, что пришло ей в голову. Она уже не надеялась, что он уцелел при падении, однако, хорошо упакованный, он, похоже, не пострадал. Она подняла голову и со злостью увидела, что красный грузовик находится уже слишком далеко, чтобы можно было разглядеть номера Подбежав к будке приема, она увидела, что ее почитатель уже ушел.
Медленно подбирая французские слова, Плам обратилась к двум клеркам в конторе:
— Кто водитель того красного грузовика? Англичанин?
— Не знаю, — пробормотал один из них. — Мы видим его впервые.
Недовольная собой, Плам остановила такси и отправилась на улицу дю Бак, где купила желтый китайский зонтик с ручкой в виде ящерицы для тети Гарриет Почему Лео скрылся от нее? Откуда у него ключи от этого красного тарантаса? И почему английский журналист так загадочно вел себя на парижском складе транспортной фирмы?
Глава 15

Четверг, 23 января 1992 года
Едва такси остановилось на Честер-террас, тут же на пороге дома возник Бриз.
— Где это тебя носило? Я уж и не знал, что думать. — Он стоял на мраморных ступеньках и кипел от возмущения.
— Подожди, пожалуйста, пока я отпущу такси. — Плам старалась говорить сдержанно. — Разве ты не получил мой факс?
— В твоем факсе сказано лишь: «Остановилась на несколько дней в Париже». А по какой причине? Об этом ни слова. И в «Ланкастере» твоя фамилия среди гостей не значилась. Я догадываюсь, ты развлекалась с каким-нибудь повесой, которого встретила в самолете.
— Увы, мне не посчастливилось. Я просто навестила тетю Гарриет.
В Париже Плам чувствовала себя провинившейся школьницей, которая прогуливает уроки (чего, кстати, с ней никогда не случалось), бросившей вызов старшим, согрешившей, заинтригованной и — свободной.
— Откуда такой неожиданный порыв — навестить эту чертову тетку после того, как она прожила в Париже уже целых три года? — Бриз с возмущенным видом подхватил ее чемоданы. — Бьюсь об заклад, это была не единственная причина для твоей остановки в Париже!
— Я не была там уже пять лет, — Плам старалась говорить весело. — И совсем забыла, какой это волшебный город. Фонтаны на Плас-де-ла-Конкордбыли похожи на ледяные изваяния. Сады Тюильри покрыты снегом. Я словно оказалась в сказке Андерсена.
— Избавь меня от своих восторженных воспоминаний. Вначале ты по-хамски относишься ко мне, а потом пускаешь в ход все свое обаяние, чтобы я забыл об этом. — Бриз бросил чемоданы на белый мраморный пол и захлопнул входную дверь. — Ладно, я и не думаю, что ты там развлекалась. Мне стало кое-что известно… — И, уже не подыскивая слова, он раздраженно выпалил:
— Это было как-то связано с фальшивым натюрмортом Сюзанны, не так ли?
Плам заколебалась.
— Какая же ты наивная и глупая! — взорвался он. — Ты что, не понимаешь, что сплетни из Австралии всего через сутки достигают Лондона? Ты разве не знаешь, как тесен мир художественного бизнеса? Отто Талбот был на телефоне еще до того, как ты успела сесть в самолет!
— Это тот противный маленький тип, который нагнал на меня страху? Но я ничего не сказала ему!
— Он и без тебя все разнюхал. Это хитрый мошенник, который сам скорее всего занимается подделками.
— Вот почему он предупреждал, чтобы я не совала свой нос в дела, которые меня не касаются! А я-то думала, что он просто насмотрелся по телевидению ночных страшилок.
Гнев Бриза перешел в ярость:
— Это жулики от искусства, и, как всякие жулики, они безжалостны! А ты шатаешься по каким-то сомнительным местам в Париже!
Значит, Лео уже сообщил Бризу.
— Не надо считать меня ребенком, — бросила она в ответ.
— Ты предпочитаешь, чтобы за тебя беспокоились другие. Ну и эгоистка же ты!
В памяти у нее вдруг всплыли слова, сказанные тетей Гарриет, и она с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. За спиной у Бриза появилась Сандра, вышедшая из кухни с приветливой улыбкой и затем незамедлительно удалившаяся.
При виде улыбки на лице Плам Бриз покраснел от ярости:
— Я не понимаю, что вселилось в тебя? Чего ты хочешь, скажи бога ради?
Плам обвела взглядом роскошный мраморный холл.
— Я окружена вещами, которые нужны тебе. Иногда я сама себя чувствую одной из этих вещей. Золотой гусыней в золоченой клетке. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Бриз, я хочу одного — немного времени для самой себя.
— Да ты ведь только что обогнула земной шар ради собственного удовольствия!
Покорность Плам улетучилась без следа.
— Восемь лет я делала карьеру, не видя вокруг себя больше ничего. Ты дал мне шанс, и я не подвела тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57