Мелисса взглянул на меня. Она смотрела на меня так, словно хорошо меня поняла, но как-то очень сверху вниз; пожалуй, так смотрит Кстаска.
Я подумала: «А ты ведь тоже ловила кайф, Мелисса Мандебра, правда?»
Затем она открыла рот и заговорила с моей сановной посетительницей на языке фрасков.
Это было ужасно. Звучало так, словно кто-то, страдающий ларингитом, подавился пригоршней рыбьих костей.
Фраск энергично вращала головой и отвечала.
Потом они обе рассмеялись.
Я даже не стану пытаться описывать, как это звучало.
Они засмеялись, и все было кончено, компания вывалилась из помещения с большой помпой и огромным облегчением для всех окружающих. Но самое большое облегчение испытывала Уэник.
— ТЫ ПОСЛЕ ЭТОГО СТАЛА С НЕЙ ЛУЧШЕ ЛАДИТЬ?
— Нет. Раз уж на то пошло, по-моему, я просто стала ее нервировать еще больше. Трикарико, правда, был от меня в восторге. Он обращался со мной так, словно я была каким-то чудом, шимпанзе, неожиданно вызубрившим «Макбета». Он поговорил насчет меня с пилотом шаттла. Она была единственной на «Блистательном Трогоне», летавшей по мелким поручениям, и она уже начинала стареть. Если бы потребовался человек на это место, любой лейтенант мог бы принять у нее дела, но Трикарико согласился, что это умная мысль — натаскать кого-нибудь специально ей на замену.
Думаю, он считал, что это удержит меня на корабле.
Пилот шаттла упомянула мое имя Мелиссе, вспомнившей меня с неким снисходительным одобрением.
Тогда я и научилась летать.
У меня уже были кое-какие фундаментальные знания еще со времен работы на «Жирном рте», и праздные прогулки на обочине каравана были как свежий ветерок после некоторых дурацких маневров, которым мне приходилось ассистировать, когда капитан Фраск намеревался захватить особенно замечательный кусок плавучего хлама. До самого Юпитера у офицерского шаттла «Блистательного Трогона» не было дел более важных, чем отвозить Мандебр и их гостей на светские приемы на борту «Негро Спиричуэл», «Скорпион Ламент» и других роскошных кораблей каравана и привозить их оттуда. Они позволяли это делать мне, пару раз в неделю.
Иногда я получала бокал шабли. Иногда даже более того. Я получила очень даже большое удовольствие, проведя время с офицером безопасности на «Клементе III».
А на Первом Прыжке Табита должна была отправиться на бал.
44
Они протащились по дождливому болоту, заглянули под ветви отвратительных деревьев. Прошлись по кустам, вспугнув дикобраза с утиным носом, он ощетинился прозрачными иглами, загремевшими по их скафандрам, и, кашляя, умчался прочь. На ними из-под «листьев» высовывались змеи, чтобы посмотреть на них, оценивая на глаз, как толстые клейкие измерители с осторожными маленькими глазками.
Гектора не было и следа.
На этой безумной планете все что угодно могло находиться где угодно. Все было не таким, каким казалось. Цветы жужжали, земля бурлила, комары сверкали серебристыми взрывами электричества. В обманчивом свете все сосредоточилось на дне чаши, до краев наполненной горизонтом.
— Могул на самом деле не очень-то искал. Он оглядывался по сторонам, рассматривая окрестности. Все время показывал на что-нибудь и смеялся. Потом он куда-то побежал между деревьями, и мы… мы потеряли друг друга из виду.
Табита заставила единственный еще работавший экстензор и трех уцелевших роботов заняться разгрузкой корабля. Обмотанные грязным красным шелком и ультрамариновым кретоном, кожаные сундуки и алюминиевые ящики на подпорках были свалены грудой рядом с папоротниками, в которых капала вода, и напоминали декорации для какого-нибудь сюрреалистического балета. Среди них был и дорожный ящик Тэла. Тэл все еще спал в нем.
Саския пыталась помочь, но ее мысли были не здесь, а вместе с ее половиной. Она стояла в трясине с длинным ножом в руках и обрубала спутанные ползучие растения с крыльев и шасси Элис. Иногда она останавливалась и, как загипнотизированная, смотрела, как из трюма выносят очередную вещь, принадлежавшую ей.
— Не плачь, — сказала Табита. — Ты испортишь свои циркуляторы к чертовой матери.
Саския издала душераздирающий стон, потом с трудом сглотнула и, кляня весь белый свет, вернулась к своей безуспешной борьбе с ползучими растениями.
Табита выругалась про себя. Потом подошла к Саскии.
— Ступай и найди его, — мягко сказала она.
Глаза и нос Саскии покраснели и на мертвенно-бледном лице выглядели ужасно. Она судорожно покачала головой и сделала жест ножом в сторону корабля:
— Это важнее.
— Мы тут сами справимся. Ты поможешь потом.
Саския без всякого энтузиазма посмотрела в зловещий лес. Потом взглянула на Табиту, на корабль.
Табита сказала:
— Возьми пистолет.
— У меня его нет. Он, наверное, у Могула.
— Тогда возьми нож.
Саския с сомнением посмотрела на Табиту:
— А тебе он разве не понадобится?
Табита похлопала ее по плечу:
— Иди, иди. Держи канал на связи. И вызывай меня каждые пять минут.
Саския закусила губу. Потом подняла руку и странным, нежным жестом дотронулась согнутым указательным пальцем до лицевого стекла шлема Табиты:
— Я люблю тебя, — сказала она.
— Нет, не любишь, — быстро ответила Табита. — Иди и приведи своего братца. Нам скоро улетать.
На встревоженном лице Саскии отразилась вспышка гнева:
— Нечего обращаться со мной, как с ребенком, Табита, — заявила она.
Изумленная, Табита виновато заглянула в глаза Саскии, потом опустила взгляд в размытую дождем грязь.
Когда она снова подняла глаза, Саския уже ковыляла назад в кусты.
Сырой день тянулся медленно. Неподвижное огромное солнце сияло сквозь мрачные тучи, видимое и невидимое отовсюду. Жаркий густой свет, казалось, пробирался через костюм Табиты в ее кости. Насекомые, которых распугала катастрофа, быстро оправились и роями вылетели из листвы, издавая пронзительные пиликающие звуки и создавая некое подобие роящейся ауры, излучавшей радиопомехи. Когда Саския вызвала Табиту, ее голос был металлическим и доносился словно издалека.
Табита и один из роботов пытались вытащить корабль из болотистой ложбины, в которую он угодил. Табита дала команду. Левое крыло неожиданно вырвалось из подлеска, разбрызгивая огромную струю грязной жижи.
— Отлично, отлично! — закричала Табита, бросаясь в обход корабля с носа на корму. — Так и держите!
В новом порыве надежды она вызвала мозг корабля:
— Алло, алло, Элис! Ты меня слышишь?
Ответа не последовало.
Внезапно дождь усилился.
По приказу Табиты роботы закрепили тросы на толстых стволах крепких деревьев, а сама она уселась под одним из них и стала сосать новую трубочку со стимуляторами. Табита беспокоилась за маленькие машины, так тяжко трудившиеся под дождем и в жару. Максимальная стандартная нагрузка их изоляции не была рассчитана на такие условия. Один из них уже вел себя немного странно. Если она не следила за ним постоянно, он мог уйти в сторону, наткнуться на ствол ближайшего дерева и так и стоять там, рассеянно открывая и закрывая одну и ту же скобу.
Табиту снова вызвала Саския, а сразу вслед за ней — Марко.
— Он объявился?
— Он?
— Да Гектор же, Гектор, — сигнал был скверным, голос звучал так, словно пробивался сквозь массу проволочной шерсти. — Кого я могу иметь в виду, как ты думаешь?
— Твоего покойного партнера.
— Да, знаешь, кто их там разберет?
— Гектора, что был мертв.
— Он и был мертв! Э-э, эладельди, они пристрелили его. — Треск.
— …сама его видела. Разве он не был мертв?
Табита стиснула зубы. Она не собиралась с ним спорить. И даже не имела никакого желания с ним разговаривать.
— Он еще не вернулся, нет, наверное? — сказал Марко после небольшой паузы.
— Нет.
— С тобой все в порядке? Ты не ранена, ничего? По-моему, Могул — единственный, кто… не самое страшное, нам здорово повезло, да? А… с тобой? Вот теперь я тебя нашел, я вижу корабль… уже иду.
Табита отвечала на это угрюмыми односложными восклицаниями. Она поднялась на ноги, отряхивая скафандр, и направилась к подвешенному кораблю, чтобы заглянуть под него:
— Не утруждай себя, Марко.
— Мне надо с тобой поговорить, — сказал он.
Он шел через искривленный лес, разговаривая на ходу:
— Наверное, это жара его растопила, Гектора. Ну и напугал он нас, чтоб его… выскочил и прочь оттуда… уже был наверху, на крыше, — вспоминал Марко, а сигнал прерывался и жужжал. — Он вылез оттуда.
Голос Марко звучал напряженно и тараторил из-за шока, страха и нервов. Болтать — это его реакция на любые события, угрюмо подумала Табита. Он все еще говорил:
— Они на самом деле могут передвигаться, эти ребята. Я думаю… просто в смятении, он, наверное, испугался, вот что… посадка.
Табита не отвечала. Она вставила назад инспекционный пульт, контролировавший главный двигатель.
В ста метрах, за деревьями, она мельком увидела приближавшегося Марко. Его скафандр был великолепен, ярко-алый и угольно-черный. Он помахал рукой. Табита не обращала внимания. Она подозвала ближайшего робота и, когда тот подошел, нагнулась, чтобы поднять его.
Марко поспешно подбежал к ней:
— О, подожди, я тебе помогу.
Он помог ей поднять робота в открытый шлюз. За поляризованной маской его лицо было потным и угрюмым.
— Господи, хотел бы я знать, где он, — сказал Марко, когда робот повернулся на шарнирах и затарахтел, поднимаясь вверх по трапу в кабину. Марко сделал энергичный жест в сторону леса. — С ним там может что-нибудь случиться без защитного костюма.
А она-то в какой-то момент решила, что он говорит о Могуле. Табита снова обратила свое внимание на ручной монитор.
— Черт побери, он же может там по-настоящему умереть! — раздраженно бросил Марко, ударив кулаком по дверному косяку.
Табита больше не могла этого выдержать:
— Он ведь фраск, Марко, — сказала она.
— Фраск, — согласился Марко. — Верно.
— Единственные, кто когда-либо что-то строили на Венере, — сказала Табита.
— Ну так что?
— Единственные, кто когда-либо производил себе подобных на Венере, Господи Боже. Единственные, кто когда-либо рожали в космосе, раз уж на то пошло. В вакууме.
— Серафимы, — вставил он.
— Рожали — я сказала.
Стекло его лицевой маски на мгновение стало непрозрачным, когда робот передавал картинку.
— Так как ты считаешь? Думаешь, с ним все будет нормально, так, да? — Марко вытянул палец и неожиданно сунул им в подбородок своего шлема, как будто хотел пососать большой палец и забыл, что он в скафандре.
— Марко, если я не смогу запустить корабль, мы все умрем. Здесь. И скоро.
— Но ты же посылаешь сигнал бедствия или что-нибудь в этом роде, да?
— Нет, — ответила Табита. И показала на угрюмый океан туч. — У меня не хватит мощности, чтобы пробиться сквозь все это.
Он уставился на нее, как встревоженный спаниель.
— Так что я собираюсь ее запускать, — сказала она очень спокойно. — И когда я это сделаю, предупреждаю: я вылетаю сразу и не стану ждать никого из тех, кто потерялся.
Она подала сигнал роботу на пульте. Зажужжали реактивные отражатели.
— Я понимаю, — сказал Марко. — Я понимаю твои чувства. Поверь мне. Но этот парень, моя звезда, как ты сказала, мой партнер, да? Он где-то там, в лесу, и он ранен. То есть, я хочу сказать, мы думали, что он мертв. Он должен быть очень-очень тяжело ранен. По крайней мере.
— Замечательно, — отозвалась Табита. — Иди отсюда.
Марко распростер руки ладонями вверх повелительным жестом примирения.
— О'кей, — сказал он. — Всего пара вещей. Пара вещей, о которых ты должна знать. У меня не было времени объяснить тебе это.
— Только быстро, — свирепо приказала Табита.
— Ну, я знаю, у тебя создалось впечатление, что Гектор — член нашей группы. «Контрабанды». То есть, я хочу сказать, он им и был, конечно, был, только на самом деле он не был в труппе, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
Табита со злостью повернулась к нему:
— Почему бы тебе не убраться куда подальше, Марко? Дай мне работать.
Он торопливо спросил:
— Что, так плохо?
— Я все еще смотрю.
— И как это выглядит, плохо?
— Да!
Похоже, до него, наконец, дошло, в какую беду они попали. Он оперся на корабль, тревожно оглядывая окрестности, по которым он только что бегал. У него был растерянный вид существа, загнанного в угол. Затем он обернулся и стал вертеться взад-вперед, словно в поисках места, куда бы убежать.
Бежать было некуда.
— Черт бы побрал! — он выбросил ногу и лягнул покрытое слизью шасси Элис.
Табита протянула левую руку и взяла его за локоть. Когда он повернулся и встал к ней лицом, она подняла правую ногу, уперлась подошвой своего ботинка в его живот и ударила со всей яростью, которая в ней накопилась.
Заорав от изумления. Марко потерял равновесие и упал навзничь на спину, растянувшись в грязи. Его вопль перешел в болезненный стон, когда он ударился головой в шлем, а твердые углы скафандра и жесткая рама оксигенатора впились ему в спину. Табита стояла над ним, пока он лихорадочно перебирал руками и локтями, и его тяжелые башмаки скользили, когда он пытался встать на ноги. Она не предложила подать ему руку, чтобы помочь подняться.
Марко рывком перевалился на бок, забрызгав их обоих грязью. Поднялся на колено. Его алый костюм был покрыт толстым слоем гнилой растительности и кирпично-красной слизи. Тыльной стороной перчатки он лихорадочно водил по своему визору, но только размазывал грязь.
Табита уже включала аудио. Она стояла, расставив ноги и растопырив пальцы:
— Не смей даже пальцем до меня дотрагиваться, Марко Метц, — рявкнула она прямо в его наушники. — И не вздумай даже пальцем дотронуться до моего корабля. Я не желаю, чтобы ты даже близко подходил ко мне. Можешь оставаться здесь и подыхать!
— Табита, извини, извини! Я не…
Барахтаясь, пытаясь найти опору под ногами, Марко потянулся, чтобы облокотиться на шасси. Табита прикрикнула на него и прыгнула вперед, словно намереваясь ударить его наотмашь по лицу тыльной стороной ладони.
Марко струсил:
— Хорошо! Хорошо! Дай мне подняться, черт возьми! Извини, я же сказал, извини! — Он посмотрел вниз, на свой перепачканный скафандр, в отчаянии всплеснул руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62