Далее он рассказывает о своём разочаровании в коммунистических идеалах, о неверии в возможность победы социализма в СССР, о контактах Штейнбрюка с руководителем абвера фон Бредовом и даже с таким известнейшим военачальником, как Людендорф, об отказе получать какие-либо деньги за свою работу на германскую разведку.
«— Следствие располагает данными, что ваша работа в германской разведке не ограничивалась передачей шпионских материалов. Вы предавали и известную вам агентуру.
— Как правило, выдачей агентуры я не занимался, за исключением нескольких случаев, о которых дам показания. С приходом к власти Гитлера и после убийства фон Бредова наша организация некоторое время была без связи, но несколько позже Штейнбрюк её восстановил, сказав, что нашим шефом стал очень активный разведчик адмирал Канарис. Адмирал стал требовать выдачи агентуры, против чего я всегда категорически возражал. Одним из ценнейших работников был агент № 270 — он выдавал нам информацию о работе в СССР целой военной организации, которая ориентируется на немцев и связана с оппозиционными элементами внутри компартии. Штейнбрюк стал уверять, что если мы 270-го не выдадим, то немцы нас уничтожат. Пришлось на выдачу 270-го согласиться. Это было тяжелейшим ударом для СССР. Ведь ещё в 1932 году из его донесений мы узнали о существующей в СССР широкой военной организации, связанной с рейхсвером и работающей на немцев. Одним из представителей этой организации, по сообщению 270-го, был советский генерал Тургуев — под этой фамилией ездил в Германию Тухачевский.
— Какую предательскую и шпионскую работу вы вели, работая в Разведывательном управлении РККА?
— Судя по информации, немецкое начальство было очень довольно нашим со Штейнбрюком переходом на работу в Разведуправление. Немцы были заинтересованы в усилении чисто военной информации об СССР и его армии. Мы передавали секретные сводки о Германии, Польше, Румынии и Чехословакии, отправляли выводы, сделанные генштабистами после различных военных игр, сообщали о возможном развёртывании наших войск в случае войны. Но больше об этом знает Штейнбрюк — все документы доставал и передавал он.
— Таким образом, следствие констатирует, что вы из идейных побуждений и симпатии к фашизму в течение двенадцати лет состояли на службе шпионом германской военной разведки. Находясь на руководящей работе в органах ОГПУ, вы направляли работу контрразведывательного и иностранного отделов таким образом, чтобы максимально обеспечить интересы германского фашизма. Вы передали немцам часть нашей агентуры, кроме того, вы передали нашим заклятым врагам, немецким фашистам, все имевшиеся в вашем распоряжении данные о Красной армии. Подтверждаете ли вы это?
— Да, подтверждаю».
15 июня Артузова вызывают на второй допрос.
«— В распоряжении следствия имеются материалы о том, что вы в своей антисоветской и шпионской деятельности были связаны с бывшим наркомом внутренних дел Ягодой.
— Не желая усугублять свою и без того тяжёлую вину перед советским государством, должен сознаться, что я скрыл от следствия свою преступную связь с Ягодой и своё участие в антисоветском заговоре, им возглавлявшемся. Став на путь полного раскаяния, теперь уже окончательно, я решил рассказать следствию всю правду. Ягода действительно завербовал меня на почве того, что знал о моей шпионской деятельности, но не с немцами, а с французами… И вообще, я работал на три разведки. В 1919 году я был завербован для ведения шпионской и разведывательной работы в пользу Франции, в 1925 году в пользу Германии и в 1932 году в пользу Польши, причём во французскую разведку меня завербовал двоюродный брат А. П. Фраучи, а в польскую — сотрудник иностранного отдела НКВД Маковский, который в это время был нашим резидентом в Париже.
— В ходе следствия вы несколько раз изобличались в даче ложных показаний. Мы располагаем данными о том, что вы и сейчас не говорите всей правды, увиливаете от прямых ответов. Всё ли вы показали о своей антисоветской и шпионской деятельности?»
И вот она, «бомба», оставленная напоследок:
«— Признаю, что не всё. Мне очень трудно было начать с того, что я являюсь старым английским шпионом и был завербован „Интеллидженс сервис“ в Санкт-Петербурге в 1913 году. Я прошу сейчас прервать допрос и дать мне возможность восстановить все факты моей деятельности».
Это были последние слова Артура Христиановича.
Кроме того, в деле содержится написанная кровью на тюремной квитанции записка Артузова, где он отрицает, что является шпионом, и приводит доказательства этого.
Есть и обвинительное заключение, в котором сказано:
«По делу фашистской заговорщической организации, руководимой предателем Ягодой, арестован один из активных участников этого заговора, бывший начальник КРО и ИНО НКВД СССР и бывший заместитель начальника Разведупра РККА Артузов (Фраучи) Артур Христианович.
Произведённым по делу расследованием принадлежность Артузова (Фраучи) А.Х. к фашистскому заговору полностью подтвердилась, а также установлено, что он является шпионом с 1913 года, работавшим одновременно на службе у немецкой, французской, польской и английской разведок».
21 августа 1937 года Артузов был приговорён к расстрелу и в тот же день расстрелян.
Он был посмертно реабилитирован в 1956 году.
ЯН БЕРЗИН (1889–1938)
Петерис Кюзис (настоящее имя Яна Карловича Берзина) родился в семье батрака на хуторе Клигене Яунпилской волости Рижского уезда. С большим трудом он попал в учительскую семинарию. Там царил бунтарский дух, и юный Петерис, отдавая дань времени, бунтовал вместе с другими учениками. В октябре 1905 года семинарию закрыли. Он вернулся к родным и под влиянием старшего брата принял участие в революционных событиях, нападал на казаков, на баронский замок, скрывался в зимнем лесу в отряде «лесных братьев». Был захвачен казаками, избит шомполами. После этого поклялся до конца бороться с самодержавием.
Выздоровев после побоев, Петерис вернулся к «лесным братьям». Они разгромили волостную управу в Яунпилсе, расстреляли предателя — писаря, захватили паспортные бланки, сожгли корчму и казённую винную лавку, предварительно экспроприировав капиталы их хозяев.
В перестрелке Петерис был ранен тремя пулями, одна из них засела в черепе, не повредив мозга. Раненного, его захватили и предали суду. За совершённое полагалась смертная казнь, но так как ему не исполнилось шестнадцати лет, Петериса отправили в тюрьму. Освободили его в 1909 году. На прощание начальник тюрьмы сказал ему:
— Надеюсь, тюрьма послужила тебе хорошим уроком.
Но начальник ошибся. Петерис Кюзис стал профессиональным революционером. И опять были суды, тюрьмы, ссылки. Там он постигал науку революционной борьбы. Там, в Сибири, и родился Ян Карлович Берзин — это имя было проставлено в документах, которыми ссыльные большевики снабдили его.
С февраля 1917 года жизнь Яна Берзина была связана уже не только с судьбой Латвии, но и всей страны.
После Октябрьской революции Яна Берзина направили на работу в аппарат нового правительства. Должности занимал чисто аппаратные — начальник канцелярии Наркомата местного самоуправления, секретарь и заместитель заведующего отделом местного хозяйства Наркомвнудела.
Летом 1918 года с подразделением красноармейцев Берзин выезжал в Ярославль, где участвовал в подавлении эсеровского мятежа.
В мае 1919 года защищал Ригу от белогвардейцев, получил ещё одно, серьёзное ранение. После излечения был назначен начальником политотдела стрелковой дивизии, затем начальником Особого отдела ВЧК 15-й армии.
2 декабря 1920 года он был направлен в Региструправление — так называлось первое в истории Красной армии разведывательное управление.
27 декабря 1921 года Павла Ивановича Берзина назначили заместителем начальника Разведуправления Красной армии. Имя Павел он взял в честь своего дела Пауля, бывшего солдата, участника обороны Севастополя, «Русского Павла», как его звали в деревне.
Рано поседевшего Берзина товарищи прозвали «Старик», и эта кличка навсегда пристала к нему.
Он чувствовал, что ему не хватает знаний, и поступил в Пролетарский университет, занимался по ночам, понимал, что не имеет никакого представления о других странах, и потому отправился под фамилией Дворецкий в командировку в Берлин, Прагу, Варшаву.
23 марта 1924 года Берзин стал начальником Разведуправления. Первый раз он пробыл на этом посту до 1935 года, когда после отставки был назначен на должность заместителя командующего ОКДВА — Особой Краснознамённой дальневосточной армии, которой командовал прославленный герой Гражданской войны маршал Василий Константинович Блюхер.
Перед отъездом Берзина Ворошилов дал ему такую характеристику:
«Преданный большевик-боец, на редкость скромный, глубоко уважаемый и любимый всеми, кто с ним соприкасался по работе. Товарищ Берзин всё своё время, все свои силы и весь свой опыт отдавал труднейшему и ответственнейшему делу, ему порученному…»
Чем же он заслужил такую лестную оценку?
Для того чтобы дать ответ на этот вопрос, нужно проанализировать или хотя бы вкратце ознакомиться с работой Разведуправления в то время, когда там трудился Берзин.
1921–1937 годы называют «эпохой великих нелегалов». Биографии этих людей, которых готовил и забрасывал в тыл противника Ян Берзин, это и есть, по существу, его биография.
После Октября 1917 года правительство большевиков не тронуло военную разведку. Она продолжала работать, пройдя через многие драматические ситуации — измены, бегства, отказы сотрудников выполнять задания. Постепенно, к началу 1921 года, сложился новый аппарат Разведуправления. Более половины руководителей, занимавших все ключевые посты, были латышами, среди них — начальник Оперативного отдела Я. К. Берзин.
По мере развития разведки менялась её структура, менялись должности, занимаемые Берзиным. Он пришёл на пост её руководителя после того, как его предшественник А. Я. Зейбот, тоже латыш, направил в ЦК ВКП(б) письмо с просьбой отпустить его с этой работы и назначить на неё Я. К. Берзина.
Начало 1920-х годов было для разведки очень трудным: неопытность, проблемы с кадрами, но главное, нехватка денег. Бедность была такой, что когда официальные разведчики оказывались за границей, за ними буквально бегали зеваки, «любуясь» их одеждой. Для пополнения кассы приходилось заниматься бизнесом, например, торговать пушниной.
Трудности существовали и во взаимоотношениях между Разведупром, ИНО ОГПУ и Коминтерном. Разведка неоднократно получала указания, запрещающие использовать членов национальных компартий для разведывательной работы в пользу СССР. Однако соблазн использовать даровых агентов был слишком велик, и разведчики игнорировали эти директивы.
Так или иначе работа развёртывалась. Поскольку «легальные» резидентуры («под крышей» посольств, торгпредств, коммерческих фирм и т. д.) находились под неусыпным контролем контрразведки противника, пришлось делать упор на нелегалов. Вот несколько примеров, неизвестных и известных.
В 1922 году во Францию была направлена дворянка Мария Скаковская. Вскоре эта красивая и обаятельная женщина стала помощником резидента. В 1923–1924 годы от неё поступали в Москву сведения о планах Верховного штаба Антанты. В начале 1924 года ей удалось заполучить стенограмму совместного совещания представителей генштабов Англии и Франции с командованием русской армии в эмиграции. На совещании обсуждался вопрос о новой интервенции с одновременным выступлением контрреволюции внутри страны.
В конце 1924 года Скаковскую перевели в Варшаву, где в это время резидентура была разгромлена. Но случилось так, что перед её обаянием и красотой не устояли не только польские офицеры и дипломаты, но, вопреки её желанию, и советский посол Войков. Его усиленное внимание к ней привело к тому, что в 1926 году она была арестована польскими властями и осуждена как шпионка на пять лет. В 1931 году Скаковская, совершенно больная, вышла из тюрьмы и после возвращения в СССР перешла на гражданскую работу.
Мало кто знает, что Войков за своё поведение был исключён из партии и снят с должности посла. 7 июня 1927 года его убил белогвардеец Коверда, и это как бы «реабилитировало» Войкова, он был торжественно похоронен у Кремлёвской стены, а впоследствии в его честь назвали станцию московского метро.
Веймарская Германия была, с одной стороны, союзником, а с другой — объектом наблюдения военной разведки.
С начала 1920-х годов абвер и Региструпр регулярно обменивались материалами, в основном по Польше (она была главным противником как для Германии, так и для СССР), а также по Балканам и странам Азии. С 1925 года этим обменом с советской стороны непосредственно руководил Я. К. Берзин. Так в начале 1930-х годов в Вене были арестованы советские разведчики. Их освободили благодаря содействию тогдашнего руководителя абвера полковника Фердинанда фон Бредова. После прихода Гитлера к власти всякие контакты между разведками были прекращены.
Особые отношения с Германией использовались для ведения с её территории разведки в других странах Европы и даже в США.
В Германии успешно работали наши нелегалы. Одним из них был Владимир Фёдорович Петров. После Гражданской войны он оказался в эмиграции и устроился на работу в японскую военную миссию в Берлине. С 1923 года установил связь с советской разведкой и снабжал её ценными документами, в том числе перепиской между правительствами стран Антанты, экономическими и политическими докладами о положении в Германии и т. д.
В середине 1920-х годов Петров от имени японской разведки завербовал трёх агентов: начальника германской военной разведки, английского разведчика Эллиса и одного из директоров «Дойче верке».
К началу 1930-х годов Петров расширил свою агентурную сеть, контактировал с немецкой разведкой и контрразведкой, с германским МИДом, с берлинскими финансовыми и промышленными кругами. Но он увлёкся и переусердствовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107